Мозг рассказывает. Что делает нас людьми - Вилейанур Рамачандран

В процессе эволюции от приматов к человеку ускоренно развивалась левая НТД. Кроме того, передняя часть дольки у человека (и только у человека) разделена на две извилины, которые называются супрамаргинальная извилина и угловая извилина. Не надо далеко ходить, чтобы предположить, что НТД и её последующее разделение должны были сыграть решающую роль в возникновении уникальных функций человеческого мозга. В том числе, как я полагаю, абстракции высокого уровня.

НТД (включая угловую извилину) стратегически расположенная между осязательными, зрительными и слуховыми частями мозга развилась изначально для кроссмодальной абстракции. Но как только это произошло, кроссмодальная абстракция послужила экзаптацией для абстракции более высокого уровня, которой мы, люди, так гордимся. А поскольку у нас две угловые извилины (по одной в каждом полушарии) они могли развить различные стили абстракции: правая для визуально — пространственных и телесных метафор и абстракций и левая для языковых метафор, включая каламбуры и игру слов. Эта эволюционная модель может дать нейронауке явное преимущество над классической когнитивной психологией и лингвистикой, потому что она позволяет нам по — новому рассмотреть, как язык и мысль представлены в мозге.

Верхняя часть НТД, надкраевая извилина, также уникальна для человека и непосредственно участвует в производстве, восприятии и имитации сложных умений и навыков. Опять же, эти способности особенно хорошо развиты у нас по сравнению с крупными человекообразными обезьянами. Повреждение левой супрамаргинальной извилины приводит к апраксии удивительное расстройство. Пациент прекрасно владеет всеми интеллектуальными функциями, говорит и понимает сказанное другими. Тем не менее, когда вы просите его повторить простое действие «покажите, что вы забиваете гвоздь молотком», он сожмёт ладонь в кулак и ударит им по столу, вместо того чтобы взять воображаемый молоток, как сделали бы я или вы. Если его попросят показать, как он причёсывает волосы, он ударит по волосам ладонью или покрутит пальцами в волосах, вместо того чтобы «взять» и «передвигать» воображаемую расчёску, по волосам. Если ему предложат помахать рукой на прощание, он внимательно уставится на руку, пытаясь понять, что делать, или начнёт молотить ладонью воздух возле своего лица. Но если его спросить, что значит «помахать на прощание, он ответит: «Ну, это то, что вы делаете, когда расстаётесь с другими» очевидно, что он хорошо понимает, что от него требуется. Более того, его руки не парализованы и слушаются его. Он может шевелить пальцами грациозно и свободно, как любой из нас. Отсутствует именно способность вызвать в воображении живую, динамичную картинку требуемого действия, которую можно использовать, чтобы организовать сочетание сокращений мышц, чтобы изобразить действие. Поэтому неудивительно, что, взяв в руку настоящий молоток, он сможет правильно забить гвоздь, поскольку ему не потребуется для этого опираться на внутренний образ молотка.

Ещё три замечания об этих пациентах. Во — первых, они не могут оценить, правильно ли другой выполняет требуемое действие, таким образом подтверждая, что их проблема связана не с двигательными способностями и не с восприятием, но со связью между этими двумя способностями. Во- вторых, некоторые пациенты с апраксией испытывают трудности в имитации новых жестов, которые показывает врач. Третье и самое удивительное, они абсолютно не понимают, что неправильно изображают действие, не показывают никаких признаков неудовлетворения. Все эти отсутствующие способности именно те способности, которые обычно приписывают зеркальным нейронам. Конечно, не может быть совпадением, что НТД у обезьян богато зеркальными нейронами. Основываясь на этой аргументации, мы вместе с моим коллегой аспирантом Полем Мак — Джошем предположили в 2007 году, что апраксия это в основном расстройство функции зеркальных нейронов. Удивительно, но многие дети с аутизмом также страдают апраксией, что неожиданным образом подтверждает нашу гипотезу о том, что недостаток зеркальных нейронов может вызывать оба расстройства. Мы с Полем откупорили бутылку, чтобы отпраздновать решение загадки. Но что же стало причиной быстрого развития НТД и её угловой извилины? Естественный отбор высших форм абстракции? Скорее всего, нет. Наиболее вероятная причина её внезапного развития у приматов необходимость исключительно тонкого, структурированного взаимодействия между зрением и мышцами и чувством положения суставов, когда приматы перепрыгивали с ветки на ветку на большой высоте. Это привело к развитию способности кроссмодальной абстракции, например, ветка распознается как горизонтальная благодаря изображению, попадающему на сетчатку, и динамической стимуляции рецепторов прикосновения, суставов и мышц кистей.

Следующий шаг был решающим. Нижняя часть НТД раскололась случайно, возможно в результате удвоения генов, которое часто происходит в процессе эволюции. Верхняя часть, супрамаргинальная извилина, сохранила изначальную функцию предшествующей дольки координацию руки и глаза, усовершенствовав её до нового уровня сложности, который требовался для умелого использования инструментов и подражания у людей. В угловой извилине та же вычислительная способность подготовила условия (стала экзаптацией) для других типов абстракции: способность извлекать общие характеристики из, на первый взгляд, непохожих сущностей. Плачущая ива выглядит грустно потому, что вы переносите грусть на неё. Пять ослов и пять яблок имеют общее свойство «пяти» благодаря тому, что вы можете абстрактно мыслить.

Косвенное доказательство этой гипотезы дало моё обследование пациентов с повреждением НТД в левом полушарии. Эти пациенты обычно страдают аномией (трудностью в подборе слов), но я обнаружил, что некоторые из них не прошли тест «буба — кики» и очень плохо понимали пословицы, часто толковали их буквально и не могли понять их метафорически. Один пациент, которого я недавно обследовал в Индии, понял неправильно 14 из 15 пословиц даже несмотря на то, что очень хорошо соображал во всем остальном. Очевидно, это направление исследования необходимо проверить на других пациентах, и оно обещает быть плодотворным.

Угловая извилина также связана с наименованием предметов, даже таких простых, как расчёска или поросёнок. Это ещё раз напоминает нам, что слово является формой абстракции многочисленных этапов (например, пациенты упоминают о расчёске в различных контекстах, но всегда с функцией расчёсывания). Иногда они заменяют слово другим, связанным с ним («корова» вместо «свиньи»), или пытаются дать толкование, которое для нормального человека выглядит абсурдно или комично. (Один пациент определил очки как «лекарство для глаз.) Вот ещё более интересное: дело было в Индии, на приёме был 50–летний мужчина, терапевт, страдающий аномией. Каждый индийский ребёнок знает много о богах индийской мифологии, но два самых любимых это Ганеша (бог с головой слона) и Хануман (обезьяний бог), и у каждого тщательно выведенная родословная. Когда я показал пациенту статуэтку Ханумана, он взял её, внимательно изучил и неправильно определил как Ганешу, который принадлежит к той же категории, то есть к богам, но, когда я попросил его рассказать мне больше о статуэтке, на которую он продолжал смотреть, он сказал, что это сын Шивы и Парвати что верно для Ганеши, но не для Ханумана. Как будто имя (ошибочное) заставило его закрыть глаза на внешний вид и приписать Хануману неправильные атрибуты. Так что имя предмета далеко не просто один из его атрибутов, а волшебный ключ, который открывает целое богатство значений, связанных с предметом. Я не могу придумать более простое объяснение этому феномену, но такие нерешённые загадки подогревают мой интерес к неврологии и к тем гипотезам, которые мы можем выдвигать и проверять, чтобы объяснить ту или иную загадку.

Давайте вернёмся теперь к аспекту языка, который наиболее определённо является человеческой особенностью, синтаксису. Так называемая синтаксическая структура, которую я упоминал ранее, придаёт человеческому языку его огромное разнообразие и гибкость. Вероятно, она создала законы, существенные для этой системы, законы, которыми ни одна обезьяна не может овладеть, но которыми обладает человеческий язык. Как развился этот аспект языка? Ответ опять даёт принцип экзаптации процесса, когда адаптация одной отдельной функции преобразуется в другую, совершенно отличную функцию. Одно из возможных объяснений в том, что иерархическая разветвлённая структура синтаксиса могла развиться из более примитивной нейронной области, которая уже существовала в мозгу наших древних человекообразных предков для пользования инструментами.

Давайте пойдём ещё чуть дальше. Даже простейший тип случайного использования инструмента, такого как камень, чтобы расколоть кокос, включает действие в данном случае раскалывание (глагол), осуществляемое правой рукой пользователя инструментом (субъект) по отношению к предмету (объект), который пассивно лежит в левой руке. Если эта базовая последовательность уже заложена в нейронной области, предназначенной для действий рук, легко понять, как она могла стать ступенью для последовательности субъект (подлежащее) глагол объект (дополнение), которое является важным аспектом нашего языка.