Екклесиаст - Александр Холин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, – не отставал я. – Мне очень надо тебя увидеть. Прямо сейчас.
Сможешь ко мне приехать?
– Зачем?
– Хочу у тебя прощения попросить за всё, что я натворил или собирался натворить. Я не хочу с тобой ругаться… Никогда, никогда!
– Правда? – недоверие ещё сквозило в её голосе.
– Не веришь – спроси у меня, я врать не буду! Потом…
– И что же будет потом?
– Потом, я соскучился очень, понял строчку «с любимыми не расставайтесь», – принялся объяснять я. – И хочу тебе стихи прочитать.
– Признание в любви? – усмехнулась Ксюша. – Как на тебя это не похоже.
– Признание? Нет, у меня сейчас получилось нечто другое, но хочу, чтобы ты не просто услышала или прочитала мои вирши, а хочу знать твоё мнение, потому что ты не станешь делать снисходительных реверансов, а скажешь, что плохо, что хорошо без обиняков. Это для меня сейчас очень необходимо, – попросил я.
– Хорошо, – согласилась Ксения. – Скоро буду.
– Жду с нетерпением и волнением в крови! – я бросил телефон на стол, снова взял листок и принялся перечитывать написанное.
Вместе с эпиграфом Нострадамуса это могло оказаться даже гламурно. Этакое новое в старом, то есть старое в новом:
1.Забавна мысль, что время лечит боль.Тогда зачем на скользких поворотахчумных эпох играть чужую рольс чужой улыбкой на весёлых нотах.Царапина на царском хрустале —веками не зализанная рана.И тезисы безумного шаманас апреля держат землю в кабале.А время, как на струнах, на рубцахиграет хроматические гаммы,возводит удивительные храмыи дремлет в заколдованных дворцах.Забавна мысль, что время лечит боль.Она с годами все-таки острее.Стареет мир, которым правит голь,и новый бард болтается на рее.
2.Мы жили, спорили, ветшали,нищали, ожидая лавров.Врастая в быт, срослись с вещами,похожи стали на кентавров:полулюдей,полуживотных,полубогов,полуизгоев,полунагих,полуголодных,полу – каких ещё? – скудеетмой ум от полуидиотстваполустраны, где полумытарь,сам до плевка полуизбитый,полувершит, полугосподство.
3.Жмых человеческий страшен.Влажен могильный гранит.И у сиятельных башенхмурый омоновец важен,будто прицелясь, глядит.Детерминант отупленья,лении лживых идей,идол по прозвищу Ленин,Русь возвратилась к тебеиспепеленными лицамитридцатилетних старух,счастьем концлагеря —снится ли:город пустыми глазницамизданий уставился. Мухтучи на мусорных кучах,крысы средь белого дняМурку подохшую мучают,толпы людей, гомоня,рыскают в поисках смысланынешней жизни.И жмыхвсечеловеческий страшен.
4.Цепная реакция мирасреди уничтоженных звёзд,тяжёлый венец и порфира,и певчий в безвремньи дрозд —всё это смешалось.Свершиласьцепная реакция дней!И всё, как предсказано, сбылось —смешение тьмы и огней.На мрачные красные краскилегли миллиарды теней.Наш мир, словно страшная сказка,где свищет слепой вьюговей.Корней у реакции много,но, друг мой, рыдать не спеши.Попросим защиты у Бога,попросим спасенья души.
Ждать мне пришлось не долго. Звонок в прихожей возвестил о прибытии моей Ненаглядной. Но ведь у неё же есть собственные ключи от дверей! Странно. Впрочем, ничего странного нет. Практически все женщины очень трудно переносят обиды, пусть совсем незначительные, но всё же оставляющие болезненные «царапины на царском хрустале». Что ж, придётся самому зализывать нанесённые раны.
Я распахнул дверь. Ксюша стояла на пороге и тут же попыталась произнести какую-то заготовленную для этого фразу. Но я не дал ей совершить глупость – просто налетел, сжал в объятиях, приподнял над полом, закружил и принялся покрывать бесчисленными поцелуями её обалдевшее лицо.
– Подожди… ну, подожди же, – пыталась высвободиться она. – Что произошло? Что случилось? Ты какой-то не такой… Ну, подожди же!
– Ну, заяц, ну погоди, – проблеял я, томно закатывая глаза. – Новый сюжет для нового романа Котёночкина.
– Это ещё кто? – Ксюша подозрительно посмотрела мне в глаза.
– Как!! – вскричал я. – Ты не знаешь знаменитого режиссера нашумевшего сериала «Ну, погоди!». О, Боги! Горе мне, несчастному и брошенному последней музой в квартире, где холодно с утра и до утра.
– Ну, будет, будет! – урезонила меня Ксения. – Может, всё-таки войдём в квартиру, и ты выделишь мне хоть чашечку кофе?
– Всенепременнейше и незамедлительно!
Пока Ксения уничтожала кофе и по ходу дела читала положенные рядом стихотворные Откровения Екклесиаста, я отправился на кухню, дабы сотворить что-нибудь посущественнее, чем кофе.
– Ничего себе! – раздался голос моей Лапушки из комнаты.
Я с любопытством выглянул из кухни и молча, уставился на неё вопросительными глазами.
– Ничего себе! – повторила Ксения. – Из-за чего это вдруг тебе захотелось ворошить старое? Зачем? Влиятельные люди правящего класса не любят, когда поднимается какая-то волна гласности.
– Ага, значит, лучше молчать в тряпочку и не трогать никого, – я ехидно скривил губы, – а то самого тебя так тронут, что голосить больше не захочется. Так?
– Может быть и так, – пожала плечами Ксения. – Но с другой стороны я отлично понимаю тебя. Поэт не может жить в каком-то своём нарисованном мире, где «лютики-цветочки у меня в садочке, ясные, приятные, очень ароматные».
– Спасибо.
– За что? – удивилась Ксения.
– За то, что ты меня понимаешь, как никто другой в этом неприютном мире, – пояснил я. – За то, что ты есть такая, моя Единственная, моя Лапушка!
Я на секунду умолк, соображая, стоит ли рассказывать ей про мои видения в потустороннем мире Зазеркалья. Но, если не рассказать, значит оказать незаслуженное недоверие к единственно близкому человеку. От этого необходимо спасаться любыми способами, иначе никакой связи меж двоих не возникнет, поэтому я без утайки рассказал все мои приключения и спросил, что она думает о предлагаемом мне бессмертии.
Ксюша довольно долго собиралась с мыслями, потом посмотрела на меня пристальным внимательным взглядом, будто расценивая моё восприятие увиденного в Зазеркалье, поэтому слова её прозвучали весомо и убедительно:
– Знаешь, многие совсем по-другому относятся к бессмертию, но ты его уже заработал хотя бы тем, что в своём предсказании не просто констатируешь факты, как это делал Нострадамус, а предлагаешь какой-то выход. Казалось бы, попросить прощения у Бога – чушь собачья. Это может каждый смертный. Может быть, даже просит кое-кто. Но я поняла, что мы все, то есть потомки бандитствующих россиян, погубивших страну, затопивших её бесконечными потоками крови безвинных, должны умолять Бога простить не ведающих – что творили и что творят. Но к этому подвигу сейчас готовы только старообрядцы, которые отмаливают наши грехи ещё со времён злобствующего патриарха Никона, также потопившего Русь в огне и крови. Между прочим, я обратила внимание, что патриарх Никон свирепствовал в семнадцатом веке, а верные ленинцы начали с семнадцатого года двадцатого века. К тому же, кончина Советского Союза началась 17 августа 1991 года. Думаю также, что в 2017 году нашу страну ожидает ещё одно потрясение. Когда-то поэт Велимир Хлебников говорил, что магия цифр и слов неразрывна. И всё-таки выход тобою предложен. Весь вопрос – как это сделать практически?