Дождь не вечен - Ханна Флейм

тогда почти начал забывать это упоительное чувство волнительного предвкушения. Сопротивление его возбуждало. Она первая ни в какую не сдавалась, преобразуясь в голове Лекса в самую желанную и невероятно недоступную добычу. Его кровь закипала. Скучающий в джунглях хищник пробудился от священного сна, почуяв свою главную цель.

Он сменил тактику, теперь в ее еду и питье он примешивал галлюциногены и седативные. В дурманящей вате Катя присмирела, безвольно все чаще и чаще поддавалась командам. Но пластиковую куклу Лекс тоже не хотел. Девушка должна была принять его сама.

Он перевез ее домой. Но Катя, борясь с собственным затуманенным наркотой разумом, начала впадать в истерики, крушила все вокруг, сгорая на глазах, либо наоборот безвольно замирала, на несколько часов выпадая из жизни, переставая вызывать его интерес и больше напоминая в такие минуты неодушевленный предмет интерьера, чем живую девушку. И Леша начал экспериментировать с составом препаратов и дозой. Некоторые действовали особенно удачно, и Катя становилась игривой и легкой.

Как-то он дополнил убойный коктейль, и так плавивший Катин мозг, афродизиаками. О, какой это был чувственный опыт по началу. Он не мог такое забыть. Такие редкие яркие воспоминания он хранил в голове, смаковав то и дело, вспоминая их в красках, как делал это сейчас. Она была в полнейшей эйфории: губки распухли и раскраснелись, румянец не сходил со щек, а ее глаза подернутые дымкой потребности блестели в мольбе, но она стойко старалась терпеть, не звать, не сдаться, не показывать, отчего еще больше манила. Не отдавая себе в этом отчета, она потирала ногами, стараясь унять похоть, но Вельд все видел. Он ждал лишь первой просьбы, шага в его сторону, помнил, словно раскадровку киноленты, посекундно тот вечер. В какой-то миг Катя тогда переключилась, начала поглаживать себя зазывно, потянулась к нему, но произнесла, закрыв глаза: «Мне так жарко…Влад…», и Леша резко остыл. Было ниже его достоинства брать ее в первый раз так. Когда она даже не осознает, кто с ней рядом.

Затем он понял, что прогресса в их отношениях нет. Она оставалась такой же дикой, не желала забывать опрометчивые прошлые увлечения. К тому же, ему поступил сигнал о том, что девушку начали искать, но пока основная версия следствия не похищение, а скорее ссора с парнем и загул, но это ненадолго.

Надежд на то, что Катя согласится в ближайшие дни по доброй воле принять его и благополучно вернуться в собственную прежнюю жизнь, не было. Пора было принуждать. И коль сама она еще артачилась, а ее искали, и пытались отнять у Вельда, он не собирался этого спускать. Что попадало к нему, становилось его собственностью и никогда больше не вырывалось на свободу. Катю он определял как уникальную драгоценность, он уже ее присвоил, она не могла больше принадлежать другому.

Он растворил ее след в бюрократическом шуме: документально она просто исчезла. Теперь требовалась новая личность, для правдоподобности ее нужно было не создать искусственно, просто слепив документы, а забрать настоящую, чужую, с историей. Об этом Леша знал еще от отца, преподавшего ему не мало уроков хладнокровия и точного расчёта. Главный секрет был в том, что в стратегии никогда не было мелочей. Чем чаще и скурпулезнее прорабатывались детали, тем великолепнее были в итоге плоды. А этот плод он не просто хотел, он его жаждал.

Тогда пришло время силы. На своем самолете он вывез ее на Барбадос. Его силовики сопровождали на обычном рейсе туда же найденную уже давно тезку Кати, удачно оказавшуюся одинокой никому не нужной сиротой из деревни под Иваново. Вишенкой на торте было совпадение не только имени, но и отчества, ведь девушка меняет фамилию, когда выходит замуж. Дальше в глобальной системе всегда происходит сбой, бермудский треугольник паспортных столов, черная дыра несовершенного государственного учета. В бюрократическом хаосе происходит магия, появляется совсем новая девушка. Этим сбоем матрицы Леша и воспользовался.

Катю больше нельзя было подпаивать, и Вельд предложил девушке добровольно-принудительную сделку, а попросту, перешел к угрозам.

Стоя все так же в полутемной комнате сейчас, он вернулся к тем будоражащим, вкусным и ярким воспоминаниям и довольно улыбнулся, никуда не торопясь и ожидая, пока возбуждение от вида его нынешнего триумфа хоть немного опадет. Он снова окунулся в воспоминания, небрежно привалившись к косяку.

Как красиво он все тогда провернул. Сначала сделал последнюю уступку, невероятно романтично, на пляже тропического рая, в закатных лучах, идеально сыграл для нее принца на белом коне, какого мечтают заполучить все девочки и, упав на одно колено, предложил ей руку и сердце. Ожидаемо, Катя отказала ему, сама отрезая себе путь к отступлению. Теперь она не могла упрекнуть Лешу в том, что он не пытался быть нежным и сделать все благородно и по правилам. В его голове, после такого жеста, любые другие попытки и методы считались оправданными.

Все было готово, оставалось морально надавить. Он познакомил Катю с тезкой лично. Какой жалкой была эта девчонка, она так забавно плакала, дергая носом, когда его охранник приставил дуло своего пистолета к ее затылку. Она просила пощадить, говорила, что что-то продаст и откупится, как будто Лекса волновали ее жалкие гроши, или ему было хоть какое-то дело до ее никчемной жизни. От сироты ничего не зависело. Алексей дал выбор только Кате: или Катя выходит за него, полностью разрывая отношения с прошлой жизнью, или девушке-тезке вышибут мозги прямо у Кати на глазах. Строптивица была уверена в том, что Вельд блефует. А он не блефовал.

Алексей снова улыбнулся, ему почему-то казалось невероятно романтичным, что в подарок на их бракосочетание, он подарил своей королеве не просто чужую личность, а настоящую чужую жизнь. Она сама неосознанно подписала сироте приговор, ведь прими Катя предложение добровольно, Вельд на радостях мог бы и отпустить сиротку.

Три выстрела, ошметки мозгов и кусочки черепной коробки на стенах, лужа крови. Катя дрожит, белая как мел, а из глаз струятся прозрачные ручейки. Лужа все увеличивается, растет, подступая к мыскам Катиных балеток. А она не движется, в глазах отражается ужас, молчит. Только слезы струятся, водопадом скатываясь по мраморным щекам. В этот миг она была прекрасна, словно сошла с полотна великого живописца, ею невозможно было не залюбоваться.

Вельд снова сглотнул, вспоминая. Тот вечер стал катарсисом. Переломом в их с Катей отношениях. Кровавое воспоминание невероятно его возбуждало.

Больше Катя не противилась, став его женой через неделю. С того момента, она подчинялась беспрекословно, он что-то надломил, а быть может, сломал в ней.