Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары - Алексей Шепелёв

— Просто портрет?

— Далеко не просто. Здесь дело связано с божествами.

— Я не верю в богов.

— Я знаю: ты говорил. Но ведь это не всегда принадлежало тебе, верно?

— Да, это тоже наследство от деда.

— Он верил?

— Он — верил. А какая разница? Кортик и перстень остаются волшебными, не важно верю ли я в это или нет, не так ли?

— Так, но это была магия. Впрочем, даже магии иногда не всё равно, во что ты веришь.

— Это как? — не понял Балис.

— Школа Иллюзий. Опытный иллюзионист может имитировать боевые заклинания, например вал огня. Если тот, кто окажется под воздействием такой иллюзии, поверит в то, что это реальность, то он может умереть в страшных муках, словно и вправду попал бушующее пламя. Но, если твёрдо верить в то, что это только иллюзия, то огонь не причинит тебе никакого вреда.

— Забавно.

— Для тех, кому хоть раз довелось испытать такое на себе, ничего забавного в этом нет.

Гаяускас хотел извиниться за неудачно вырвавшееся слово, но чёрный эльф не дал себя прервать.

— Но это, повторюсь, всего лишь магия, которая существует вне зависимости от того, признаём ли мы её существование или нет.

— А боги от этого зависят?

— Нет, конечно. Но они сами решают, где и как проявить свою волю. Любое вмешательство богов в происходящее в мире — это чудо, то есть то, что не обусловлено физическими законами этого мира. И вмешательства эти происходят по их воле, понимаешь? Если божество хочет что-то сделать — оно это делает. Если не хочет — не делает. Между верящим человеком и его божеством всегда есть связь и такие предметы, — священник вернул офицеру иконку, — часть этой связи, можно сказать, в какой-то степени её воплощения. Но, когда этот символ попадает в руки тому, кто не верит… Связи нет и не божество в этом виновато.

— Да я никого и не виню, я просто разобраться хочу. По твоим словам получается, что для деда эта иконка могла быть чем-то особенным, но в моих руках, в руках человека неверующего, это всего лишь простая картинка. Так?

Эльф на несколько мгновений задумался.

— Видишь ли, какое дело… Давай начнём с того, что простых картинок вообще не бывает. Любая картина — это либо больше, чем картина, либо меньше.

— Не понял, — озадаченно моргнул Гаяускас. — Что значит: либо больше, либо меньше?

— Это же совсем просто. Представь себе, что ты смотришь на какую-нибудь картину. Например, пейзаж. Опушка леса, горы, вид с холма, реку… Всё, что хочешь.

— Представил. И что дальше.

— А дальше, глядя на эту картину, ты начинаешь представлять себе настоящий лес или горы. Что-то вспоминаешь, что-то дорисовывает твоя фантазия. Картина — всего лишь символ. Чистая идея. Но идея, запечатленная таким образом, что становится для смотрящего на неё как бы окном в реальный лес или в реальные горы, хотя те и находятся где-то далеко, за много дней пути.

— Интересно…

— Это в том случае, когда картина — больше чем картина. А если символ не понят, то можно смотреть на картину и не увидеть леса. И что тогда перед тобой? Холст, да наляпанные пятна разноцветной краски, и только.

— И это значит, что картина — меньше чем картина, — задумчиво протянул отставной капитан. А ведь что-то в этом было. Очень странный взгляд на живопись, но по-своему логичный. Наверное, нечеловеческая логика. Интересно, был ли в истории земли хоть один человек, который бы глянул на изобразительное искусство под таким углом зрения.

— Верно. Для тебя это просто бумажка с портретом неизвестного тебе человека. А твоего деда она связывала с его богом.

Гаяускас вздохнул.

— Ладно. В любом случае деда с нами нет, а потому эта картинка нам ничем не поможет.

Теперь вздохнул Наромарт.

— Балис, ты думаешь о богах, как о каких-то купцах, всё время торгующихся с теми, кто в них верит. Вы нам — веру, мы вам — разнообразные жизненные блага.

— А что, неверно?

— Когда как. Боги бывают разные. Кто-то из них смотрит на смертных как на своих рабов, а кто-то — как на детей. Представь себе, что у тебя есть ребёнок. Представь, ты подарил ему красивую, яркую одежду, он радуется этому. Но прошло время, ребёнок вырос из этой одежды, ведь человеческие дети очень быстро растут. Одежду отдали какому-то другому, совершенно незнакомому тебе ребёнку. И вот ты случайно встречаешь этого незнакомого ребёнка в знакомой одежде. Неужели ты не испытаешь никаких чувств?

…Когда в сентябре девяносто первого, уезжая из Севастополя, Балис зашёл попрощаться к Козубским, на Маше было надето любимое платье Кристинки. Никто не виноват, так получилось случайно…

Увлечённый проповедью, священник только теперь глянул в лицо Гаяускаса, сразу понял, какую рану он случайно задел, и смущенно замолк.

— Извини, Балис, я, кажется…

— Не надо извиняться, Нар.

— В общем, ты понял, что я хотел сказать…

— Понял. Но я думаю, что уже вышел из детского возраста, и странно, что добрые боги этого не заметили.

Возражение вертелось на языке, но Наромарт осознавал, что более неподходящего случая для религиозного диспута придумать сложно.

— Мне кажется, тебе лучше немного побыть одному, — пробормотал он, медленно отступая к ведущему на палубу трапу. Балис ничего не ответил.

Впрочем, примерно через час отставной морпех вернулся в каюту в обычном бодром настроении и сообщил, что договорился с капитаном о купании для желающих. С борта судна действительно бросили на воду длинный трос, держась за который, купальщик не рисковал отстать от корабля.

Показать пример естественно, пришлось самому Гаяускасу, следом за борт отправился непоседливый Сашка. Третьим, к некоторому удивлению Балиса, к водным процедурам приобщился благородный сет, выдаваемый за жупанского воина. А уж после него необычное купание попробовали и Йеми с Мироном. В итоге, все остались довольны: не поплавали только Женька с Анной-Селеной и Наромарт с Рией. Но никто из них не чувствовал себя обделённым: для вампиров и калеки купание в море представляло собой смертельную опасность, а вейты, как выяснилось, воду недолюбливали по своей природе, хотя, в случае крайней необходимости, плавали вполне сносно.

Команда корабля не осталась в стороне, в полном составе высыпала на палубу, наблюдая за развлечением пассажиров. Матросам тоже хотелось искупаться, но, разумеется, допускать такое безобразие Бастен не собирался. В итоге, моряки освежились старым проверенным способом: поднимая наверх вёдра с водой, а потом окатывая ею друг друга с головы до ног.

В общем, первый день морского путешествия прошел на «ура». Но дальше оказалось всё не так хорошо. Ещё ночью опытный Балис почувствовал, что корабль стало покачивать, чем дальше, тем всё сильнее и сильнее. Выйдя утром на палубу позаниматься гимнастикой вместе с Сашкой, морпех с огорчением убедился, что это — только начало. Небо полностью затянуло серыми тучами, потемневшая поверхность моря смялось складками волн. В довершение неприятностей, ветер, вчера дувший почти точно в корму, за ночь сменил направление и теперь дул градусов с двухсот двадцати — практически бейдевинд. Балис не предполагал, что лишенный косых парусов и киля дромон способен эффективно лавировать, но пока что Бастену удавалось держать курс, используя довольно оригинальный способ: капитан усадил матросов за вёсла с подветренной стороны.

Заметив вышедшего на палубу Балиса, стоявший на юте капитан призывно махнул рукой.

— Эй, ольмарец, поднимайся ко мне.

Гаяускас, естественно, предложение принял и поднялся на ют, Сашка, тоже естественно, увязался следом.

— Доброго утра, капитан.

— Доброе утро было вчера. А сегодня утро, честно говоря, довольно паршивое. Видать, прогневали мы чем-то Ирла. Весна на дворе, а штормит, как поздней осенью.

— Да, ветерок паршивый, — согласился Балис.

— Не то слово. И всё крепчает. Ты вот что мне скажи, ольмарец: ты взаправду моряк или только корабельный плотник?

Гаяускас хмыкнул.

— Матросом быть могу, не сомневайся. Капитаном — не потяну.

— Капитан здесь я, и второй тут не нужен, — отрезал Бастен. — Да и матрос пока что тоже. Ты лучше друзей своих успокой, чтобы не бегали по палубе, как куры по птичьему двору.

— Сделаю, не сомневайся. Что-нибудь ещё?

— Пока — ничего. А там видно будет.

Неожиданно развернувшись к гребцам, капитан проорал:

— Суши вёсла!

Матросы торопливо вытягивали вёсла на палубу.

— А это зачем? — поинтересовался Сашка.

— Не знаю, — честно ответил Балис.

Бастен снова развернулся к пассажирам:

— Быстро идём. Вёсла проскальзывают, смысла нет силы тратить. Понял?

Честно сказать, Сашка понял не до конца, но, на всякий случай утвердительно кивнул.

— А раз понял — марш в каюту. Некогда болтать. Румпеля вправо переложить!