Убийство по-римски - Найо Марш

— Держите так! Держите так! Я на месте.

Он опустился еще на дюйм прежде, чем веревка вновь приподняла его. Он отбивался ногами от утягивавшего их потока. Пятки ударились обо что-то твердое и основательное. Он поводил ногами, поднял их из воды и через миг с удивлением убедился, что стоит на врезающихся в стопы перекладинах.

Решетка.

Обломки решетки, как сказали монахи.

Поверхность потока, вероятно, была почти вровень с основанием колодца и примерно на дюйм ниже выходившей из стены решетки. Не покидая угла, Аллейн ухитрился повернуться к нему спиной. Его лампа теперь освещала две противоположные стены. Он прислонился к углу, собрался с силами и крикнул:

— Отпустите немного.

— Отпустили, — ответил бесплотный голос.

Он подался вперед, насколько позволяла веревка, прокричал «Держите!» и нагнул голову так, что лампа теперь осветила быстро текущую черную воду, остатки решетки, на которой он стоял, и его насквозь промокшие ноги, упирающиеся в обломки редких каменных перекладин.

А между его ногами — третья нога, застрявшая в разрушенной решетке, нога в черном кожаном башмаке.

Обратный путь на поверхность показался ему настоящим кошмаром. Суперинтенданты уголовного розыска, хотя они и много выше среднего по физическому развитию и обладают всесторонней и тщательной подготовкой, не имеют обыкновения полукарабкаться-полуболтаться на веревке в колодце. Ладони Аллейна горели, руки и ноги поразбивались о камень стен, а однажды он получил такой удар по затылку, что его немедленно замутило и из глаз посыпались искры. Иногда он цеплялся за уцелевшие железные костыли. Иногда он шел по стене, пока монахи тянули веревку. «В детективных фильмах такие вещи проделывают красивее», — думал он.

Когда он наконец добрался до верха, все трое, тяжело дыша, уселись на пол — страннее группы людей не придумаешь, пришло ему в голову.

— Вы были великолепны, — сказал он. — Большое спасибо.

— А, пустяки, — выдохнул отец Денис. — Мы что, не привыкли к таким делам при раскопках? Это вы достойны похвалы.

Их объединяло то чувство братства и удовлетворения, которое возникает в результате тяжелых физических усилий.

— Что ж, — сказал Аллейн. — Боюсь, отец, вам все же придется звонить в квестуру. Разыскиваемый человек там, внизу, и он мертв.

— Этот Мейлер? — перекрестившись, спросил отец Денис. — Господи, помилуй его душу.

— Аминь, — откликнулся отец Доминик.

— А как это могло получиться, мистер Аллейн?

— Насколько могу себе представить, он, вероятно, упал головой вниз и прямо в поток, не задев сломанную решетку, которая, кстати, отходит от стены всего на несколько дюймов. Течение загнало его под решетку, но одна нога застряла в торчащих обломках. И вот он там под водой.

— Почему вы уверены, что это он?

— Узнал по ботинку и брючине и еще по тому… — Аллейн заколебался.

— Скажите нам.

— Можно было видеть его лицо.

— Какой ужас! Значит, он утонул?

— Это, несомненно, выяснится в свое время, — ответил Аллейн.

— Вы хотите сказать… значит, вы нам хотите сказать… двойное убийство?

— В зависимости от того, что вы имеете в виду, отец.

— Я хочу сказать, что кто-то взял грех на душу, убив Себастиана Мейлера и Виолетту — обоих?

— Или не убил ли Мейлер Виолетту и был сам убит?

— Так и так — какой ужас! — повторил отец Денис. — Господи, помилуй нас всех. Страшное, страшное дело.

— И я полагаю, что мы сейчас же обязаны позвонить вице-квестору.

— Бергарми? Да, да, да. Идемте.

На обратном пути, теперь хорошо знакомом, они прошли мимо колодца на среднем уровне. Аллейн остановился и осмотрел перила. Как и в базилике, они были сделаны из более гладкого дерева, чем в античном доме. Четыре основательных доски, хорошо полированных, на расстоянии дюймов десяти друг от друга.

— Когда-нибудь в прошлом у вас случались неприятности? Несчастные случаи? — спросил Аллейн.

Они сказали, что никогда. Детей здесь никуда не пускают без сопровождения взрослых, и вообще люди выполняют требование не влезать на перила.

— Одну минуточку, отец. — Аллейн подошел к колодцу. — Кто-то не выполнил вашего требования, — проговорил он и указал на две узорчатые полосы поперек нижней доски. — Кто-то, кто мажет коричневым кремом подошвы своих ботинок. Будьте добры, отец, подождите минуточку.

Страдая от боли в мышцах, он присел у ограждения и включил фонарик. Следы коричневого крема были размазаны в обе стороны, словно кто-то пытался стереть их ластиком.

— С вашего позволения, мне пришла в голову фантазия сфотографировать это. — И он достал свой особенный фотоаппаратик.

— И вы будете это рассматривать сейчас? — воскликнул отец Денис.

— Скорее всего, это гроша ломаного не стоит. Пойдемте?

Вернувшись в прихожую, он позвонил в квестуру и попросил Бергарми. Действовать надо было осмотрительно. Как он и ожидал, вице-квестор тут же заявил, что доминиканцы должны были доложить о заключении ему. Аллейн распространился насчет того, что отцу Денису не хотелось тревожить полицию по поводу того, что могло оказаться всего-навсего парочкой дохлых крыс. Бергарми ответил на это язвительным «Topi, topi[50]», которое он произнес как непристойный сленговый эквивалент слова «крысы». Аллейн подумал, что это, пожалуй, несправедливо, но продолжил свое сообщение:

— Вам будет нелегко извлечь оттуда труп, — сказал он, — но, конечно же, у вас для этого все средства и возможности.

— Суперинтендант Аллейн, вы доложили о происшедшем квестору Вальдарно?

— Нет. Я подумал, что лучше сразу же доложить вам.

Это было воспринято куда благосклоннее.

— В данном случае вы действовали надлежащим образом, — согласился Бергарми. — Мы немедленно примем меры. Меняется самый характер дела. Я сам проинформирую квестора. А пока я бы хотел поговорить с падре.

Пока отец Денис оживленно разговаривал с Бергарми, Аллейн ополоснул руки и обнаружил, что они разбиты куда больше, чем он предполагал. Он надел свой костюм и попытался оценить положение.

Действительно, характер дела изменился. Он уныло размышлял, каково положение английского следователя в Риме, когда британский подданный с уголовными наклонностями, по всей вероятности, убит, возможно, другим англичанином, не исключено, что голландцем, не вполне невозможно, что итальянцем или итальянкой, убит в здании, находящемся под присмотром ирландских доминиканцев.

«Тут требуется сплошная импровизация, — размышлял он, — и как хорошо бы от всего этого отвертеться».