Польша – «цепной пес» Запада - Дмитрий Жуков

Украинцы и белорусы в Польше, являясь автохтонным населением, проживали в основном компактно, составляя большинство в нескольких воеводствах, расположенных вдоль границы Польши с советскими республиками — Украиной и Белоруссией. Поляки на восточных землях, по социальному положению главным образом помещики, были в меньшинстве (10 %). На протяжении всего периода разделов Польши поляки не мыслили восстановления своего государства без украинских и белорусских земель. Они считали, что им на этих землях предназначено выполнить культурную миссию — привить элементы «цивилизации» и идеал «Великой Польши» украинцам и белорусам. После обретения независимости польские власти стали проводить на присоединенных землях политику полонизации и планомерную работу по отрыву этих народов от России, признавая, что православное население в культурном и духовном отношении сильно связано с ней.

Правящими кругами не учитывалось, что за 150-летний срок разделов Польши поляки потеряли политическое влияние на эти народы, которые, в свою очередь, утратили привычку считать польскую власть законной и подчиняться ей, что в их памяти остались лишь тяжелые воспоминания о Речи Посполитой, где они подверглись закрепощению и национальному гнету Польская политическая элита, относясь к этим славянским меньшинствам с чувством превосходства, рассматривала возникшие у них национальные движения как надуманные, искусственные и временные.

В подавляющем большинстве украинцы и белорусы были крестьянами (91 %), причем малоземельными и безземельными. Для них главным было решение земельного вопроса. Однако власти нового государства вместо скорейшего проведения аграрной реформы произвели здесь наделение землей поляков — бывших легионеров Пилсудского в целях полонизации восточных воеводств. Аграрная реформа 1925 года не сняла проблемы земельного голода для местного крестьянства. Кроме того, украинцам и белорусам приходилось постоянно сталкиваться с нарушением своих национальных прав в различных сферах. Например, уменьшалось количество национальных школ, вместо них создавались школы с двойным языком обучения, что позволяло преподавать большинство предметов на польском языке. Польская армия также стремилась всеми силами сделать из солдата, принадлежавшего к национальному меньшинству, поляка.

Протестуя в различных формах против польской политики, обострявшей социальные и национальные антагонизмы, украинцы и белорусы все больше стали связывать удовлетворение своих нужд с национальным освобождением. Их интересы становились несовместимыми с интересами польского государства.

Наиболее остро на несправедливые действия польских властей реагировали украинцы, особенно проживавшие в Восточной Галиции и добивавшиеся для нее автономии. В их среде, помимо общественно-политических партий и объединений, возникла Украинская военная организация (УВО). Она совершала террористические акты против представителей властных структур, провела акцию по поджогам и уничтожению польского частного и общественного имущества, заявляя этим об антипольских настроениях украинцев. В ответ власть организовала кампанию усмирения, в которой пострадало 15 тысяч украинцев. Лидеры украинского движения не организовывали открытых выступлений с требованием независимости. По их мнению, его следовало выдвигать только в условиях внешней угрозы польскому государству. До этого момента главной задачей движения они считали дискредитацию польской государственности и власти в глазах населения с целью усилить в нем националистические и сепаратистские настроения.

В том же направлении действовали компартии Западной Украины и Западной Белоруссии, тесно связанные с Коминтерном. Большая часть украинского и белорусского населения по причине низкого уровня своего социально- экономического положения была чрезвычайно податлива на коммунистическую агитацию и пропаганду этих партий, обещавших получение земли без выкупа, национальную свободу и т. п. и тем самым настраивавших его против польского государства.

Таким образом, в силу своих установок национальной психологии польские власти сделали многое для того, чтобы у славянских меньшинств сформировалось устойчивое отрицательное отношение к полякам и Польскому государству, чтобы они ощущали себя инонациональным населением, у которого не было и не могло быть стремлений к сотрудничеству и единению с польским обществом.

Не менее (если не более) плачевным было положение немецкого меньшинства. Для немцев западных земель Польши, зажиточных, особенно по сравнению с местным польским населением, стоявших на высоком уровне цивилизации, отличавшихся ярко выраженными национальным самосознанием и культурой, занимавших главенствующее положение в экономике, ставшей высокоразвитой, когда эти земли находились под властью Пруссии и Германии, в течение многих десятилетий проводивших политику германизации поляков, присоединение к Польше было труднопереносимым. Оставшиеся в Польше немцы (около 700 тысяч) только внешне сохраняли лояльность к полякам, поскольку целиком и полностью остались ориентированными на Германию. Основной их задачей стало сохранение немецкого духа западных земель путем противодействия проводившейся новой властью политики «дегерманизации».

Польский политик-националист Станислав Грабский заявил на собрании познаньской организации своей партии в октябре 1919 года: «Мы хотим основывать наши отношения на любви. Но существует одна любовь к соотечественникам, а другая — к чужакам. Их процентная доля у нас слишком велика. Познань показывает нам путь, каким образом можно снизить количество чужаков с 14 или 20 процентов до полутора процентов. Чуждый элемент должен задуматься, не будет ли ему лучше где-нибудь в другом месте. Польша — только для поляков» (на самом деле в Познани на переломе XIX–XX веков проживало 42 % жителей немецкой национальности). В 1919–1925 годах Познань и Восточную Пруссию покинули 1,25 миллиона немцев. В это же время из восточной части Верхней Силезии выехало 100 000 немцев.

На познаньских землях в Шиперно и Стшалкове поляки после Первой мировой войны основали первые концлагеря в Центральной Европе. В них царили жестокость и беззаконие. Всего в Шиперно в переполненных бараках содержалось 1500 человек немецкого гражданского населения. Прусский комиссар по поддержанию общественного порядка так описывал условия существования немецкого меньшинства в сентябре 1920 года: «Современная Польша старается перещеголять ужас Торуньского кровавого суда, который 200 лет назад вызвал гнев и отвращение тогдашнего мира (в 1724 году в Торуни отрубили головы немецкому бургомистру и еще 9 жителям города. — Авт.). Ежедневно проявляется страшная жестокость, совершается насилие над немецкими женщинами и девушками, проводятся допросы, которые напоминают ужасные средневековые пытки. В отдельных частях Западной Пруссии немецкое сельское население так напугано польскими отрядами самообороны, что ночует на улице, чтобы иметь возможность быстро убежать от приближающейся польской орды».

Немецкий рейхстаг в ноте, направленной правительству Польши 20 ноября 1920 года, приводил множество конкретных примеров, когда немцев лишали имущества, мучили, пытали, насиловали, убивали, и в конце утверждал, что «немцы в Польше не пользуются торжественно обещанным равенством. Они практически, официально изъяты из-под защиты законов».

В дальнейшем немецкие погромы происходили в Острове, Быдгоще (где вместе с окрестностями в начале XX века проживало 67 % немецкого населения) и других городах.

11 июля 1921 года староста Оссовский сказал на хелмском рынке (недалеко от города Торн): «Если какойто немец или еврей осмелятся сказать что-нибудь против государства польского, то свяжите его веревкой и тащите по улицам». Таких примеров крайнего польского национализма, агрессивной враждебности можно приводить сколь угодно много. Так, листовки в Познани в 1921 году гласили: «Кто тут еще из немецкой голытьбы остался, будут ликвидированы все, без исключения… Теперь пришел черед немецких врачей, адвокатов, пасторов, колонистов, владельцев чего бы то ни было, кто является немцами или евреями».

Традиционно презрительным было отношение поляков к евреям. Евреи, появившиеся в Польше в XIII веке, будучи лично свободными, оказались в привилегированном положении по сравнению с большинством польского населения — крестьянством, находившимся в зависимости от феодалов. Кроме этого, польские князья, а затем и короли, заинтересованные в получении денежных кредитов от евреев, наделили их правом заниматься торговлей, ростовщичеством, приобретать недвижимость, а также свободой отправления религии и культурного развития. Уже в те отдаленные времена особое социальное положение, иная религия евреев, их замкнутый образ жизни в общинах, связанных круговой порукой, вызывали у польского крестьянина чувства подозрительности и отчужденности.