Любава - Кай Вэрди

и старательно. Требую я много. Завтра в семь утра подойдешь вот по этому адресу, — Анна протянула девушке визитку. Та машинально взяла ее. Женщина снова усмехнулась — к ужасу в глазах девчонки добавились растерянность и шок, а также явное непонимание происходящего.

— Аа… Вы кто? — держа в руках визитку, на которую она забыла взглянуть, повторила вопрос девушка, но уже совершенно потерянным голосом.

— Анна Константиновна Протасова, — представилась Анна. Договаривала она уже в полной, звенящей тишине, нарушаемой лишь продолжавшим равномерно выплевывать напечатанные страницы принтером. Протасова обвела глазами в буквальном смысле слова застывшие фигуры с устремленными на нее взглядами, полными ужаса, и плотоядно улыбнулась, отыскав белого, словно свежевыпавший снег, мэра, демонстративно постучав наманикюренным пальчиком по циферблату часов последней модели.

Глава 16.1

В окно продолжали барабанить. Настойчиво, тревожно.

— Господи, дай мне сил! Все в воле твоей, — священник, проговаривая молитву, надеялся, что стук прекратится. Не тут-то было. Все же решив удостовериться, что это ему не мерещится, и это не очередные происки Нечистого, он, перекрестившись и глубоко вздохнув, на негнущихся ногах подошел и приоткрыл закрытый на ночь ставень. С опаской выглянул. Виновник неумолчного стука, точнее, виновница, была тут же опознана. Встревоженная и всполошенная бабка Маня рыдала и звала на помощь:

— Милок, скорее! Ох, Господиии… Деду-то совсем плохо, — всхлипывая и то и дело утирая глаза краем наброшенного на плечи платка, причитала старушка.

Илия моргнул раз, другой, прогоняя морок и мелькавших перед глазами белых мушек. С трудом преодолевая головокружение, снова выглянул. Мушки пропали, а старушка осталась на прежнем месте, и, заметив Илию, запричитала еще активнее. Священник полностью распахнул створки. Внизу беспокойно топталась плачущая баб Маня в ночной рубашке. Седые неприбранные волосы в беспорядке падали ей на плечи.

— Сейчас! Минутку, — махнул он ей рукой и кинулся одеваться.

— Скорее, милок, скорее! — донеслось с улицы ему вослед.

Прошлепав по разлитой воде босыми ногами, он заскочил в комнату, едва не снеся плечом дверной косяк, подпрыгивая на одной ноге, мгновенно влез в джинсы, и, хватая на ходу телефон и ключи от машины, выскочил из дома. Натягивая футболку уже на ходу, он плюхнулся на водительское сиденье и завел мотор. Баба Маня уселась рядом.

— Скорее, Илюша, скорее! Плохо деду, совсем плохо!

— Баб Мань, подожди чуточку, я ворота сейчас открою, — снова выскочил он из машины.

И только уже выехав со двора, он поинтересовался, что с дедом.

— Ох, милок… Совсем плохо деду моему… Помирает, похож, старый… — утирая руками текущие из глаз слезы, плакала старушка. — Как я без него жить-то стану… — совсем разрыдалась она.

— Не время плакать, баб Мань! Не помрет. Что ты его раньше времени хоронишь?! Будет наш Петрович еще бегать, как огурчик! — подъезжая чуть не вплотную к калитке стариков, проговорил Илия. — Беги в дом, подушку принеси, и положи на заднее сиденье, поняла?

Баб Маня закивала, взглянув на ободряюще улыбнувшегося ей священника, тут же выскочившего из машины, выбралась на улицу и торопливо посеменила следом.

Прихватив с кровати деда подушку и схватив из ящика серванта какой-то пакет, она, увидев, что Илия, подхватив Петровича, направился на выход, чуть не бегом поспешила к машине.

Открыла дверцу машины, сама оббежала ее, и, сев назад, положила себе на колени подушку и поудобнее умостила голову Петровича на ней. Илия, усевшись было за руль, обернулся и, пробормотав что-то неразборчивое, выскочил из автомобиля.

Вскоре вернувшись с ворохом подушек и одеял, он принялся распихивать их в пустоты между сиденьями и Петровичем, стараясь хоть как-то зафиксировать его тело.

— Ты, баб Мань, держи его покрепче. Дороги плохие, трясти будет сильно, — посмотрев на нее, серьезно сказал Илия. Старушка в ответ лишь кивнула, звучно шмыгнув носом.

И, наплевав на все неровности дороги, Илия с максимально возможной скоростью рванул в Алуханск. Машину трясло немилосердно, дед на заднем сиденье кряхтел и стонал, периодически сдавленно кашляя, но Илия жал на газ, напряженно вглядываясь в грунтовку, чтобы только не перевернуться.

— Держись, Петрович! — бормотал он. — Не дело ты задумал, помирать. Мы с тобой еще повоюем! Кто ж за бабкой-то приглядывать станет, а? Нет уж, ты давай держись, старый! Нам еще церковь выстроить надо! Чего они там без твоего пригляда-то понатворят?

До больницы Илия домчался в рекордные сроки. Оставив деда в машине, он бегом бросился в приемный покой. Старика уложили на каталку и увезли мгновенно засуетившиеся медики. Илия остался оформлять документы, которые ему в самый последний момент успела сунуть плачущая баб Маня, которой он велел оставаться в машине.

Дождавшись врача и получив от того список необходимых медикаментов, священник бегом бросился в аптеку, купил то, что требовалось, и, предупредив, что связаться с ним невозможно, но он сам приедет завтра днем, вернулся в машину.

Заплаканная баб Маня сидела и ждала его.

— Дед-то живой что ль? — вытирая воспалившиеся от бесконечных слез глаза уже абсолютно мокрым платком, с надеждой спросила она, едва Илия уселся на водительское сиденье.

— Живой! Баб Мань, ну ты чего? Разве так можно? — расстроенно глядя на зарыдавшую уже вовсе в голос старушку. — Ну-ка, переставай плакать, а то в соседней палате сейчас окажешься. Поедем домой. Все с Петровичем будет в порядке. В больнице врачи есть, его подлечат немножко, и вернется наш Петрович еще лучше, чем был. Вообще козликом прыгать станет. А ты ревешь тут почем зря!

— Да как жеть… Что ж я без него делать-то стану? — утирая беспрестанно текущие слезы, плакала старушка.

— Ну, пару недель поскучаешь, зато потом любить сильнее будешь! Ты, баб Мань, дверь-то заднюю чего не закрыла? — улыбнулся Илия, погладив по плечу старушку, которая перебралась на переднее сиденье, а заднюю дверь как следует не захлопнула.

— Ох, как жеть это я? — дернулась старушка, но была остановлена твердой рукой Илии. Обойдя машину по кругу, он проверил все двери и, вернувшись на свое место, завел мотор.

— Чего с Петровичем-то? Чего хоть врачи-то сказали? — с беспокойством заглядывая в глаза Илии, спросила она.

— Сказали, все хорошо будет. Сердце у него прихватило немного, ничего, бывает. Полежит, отдохнет, подлечат его, и домой вернется, — успокаивал Илия, совершенно не собираясь посвящать ее в то, что едва успел довезти Петровича, и сейчас тот находился в реанимации в критическом состоянии — два инфаркта подряд совсем не шутка, хорошо хоть, инсульта не случилось.

— Небось обманываешь меня? — с подозрением спросила баб Маня.

— Баб Мань, ну как я могу? Ну что ты! Я ведь священник, мне лгать нельзя, — глянув на нее, улыбнулся мужчина. — Давай-ка ты пока