Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное) - Александр Тимофеевич Филичкин

ситуации? Рассказывать всем о себе? Вспоминать довоенную жизнь? Кому это интересно сейчас, когда все находятся у края могилы?

Иван вдруг спросил:

— Григорий, а как ты поступал, чтобы остаться в живых?

Ничего не тая, парень откровенно поведал, как действовал в сосновом лесу.

— Я делал то же самое, только потом брал их за глотку! — ответил красноармеец. — Схвачу правой рукой за кадык, чуть-чуть придушу, они лежат и не дёргаются.

Оказалось, что Михаил с Александром действовали таким же макаром. Оставшиеся два человека не вступили в их разговор и по-прежнему скромно молчали. Любопытный Иван обратился к белобрысому пареньку невысокого роста:

— А ты что Алёша молчишь?

— Меня с раннего детства все собаки любили, — потупившись, сообщил щуплый белобрысый боец. — Даже самые злющие псы всегда ко мне ластились, словно к хозяину. Ну, а эти спарринг-партнеры, — он кивнул в сторону питомника фрицев, — тоже хотели, чтобы я их погладил и почесал за ушами. Вот только служба для них превыше всего. Поэтому они лаять, лаяли, но кусать не кусали.

Он повернулся к последнему красноармейцу и, как будто, передал ему эстафетную палочку.

Хмурый, темноволосый Олег пожал крутыми плечами и неохотно, как через силу, сказал:

— Мой дед по матери был потомственным знахарем в нашей деревне. Так он своим взглядом любого быка с ног валил. Наш буйный конь тоже становился, как шелковый, едва он только зыркнет в глаза жеребцу. А про мелкоту и говорить не приходится. Кошки там, крысы или домашняя птица, так те, могли замертво даже свалиться, если на них он строго посмотрит.

Боец чуть помолчал и угрюмо закончил: — Я-то, значительно жиже его уродился. Хотя, я от себя и собаку, и волка могу отогнать. Будет рядом скакать и рычать, но напасть на меня, всё равно не посмеет.

Прошёл целый месяц пребывания в зоне. Небольшой юбилей преподнёс заключённым очередной неприятный сюрприз. К удивлению пленных, в то утро, над польским лесом не прозвучала сирена воздушной тревоги.

Несмотря на отсутствие сигнала побудки, один арестант, это оказался Олег, проснулся в положенный час. Он, как всегда, открыл глаза точно в срок, назначенный внутренним распорядком концлагеря.

Невыносимые условия жизни, измучили пленных до такой сильной степени, что все спали удивительно крепко, словно медведи в зимней берлоге. Чернявый боец тихо встал, увидел это сонное царство и, пребывая в растерянности, одиноко побродил по бараку.

Затем, он разбудил всех товарищей и первым делом им объяснил, что он всю свою жизнь прекрасно чувствует время. После чего, строго добавил, что сейчас всем пора отправляться на перекличку. Бойцы спорить не стали. Они быстро поднялись, вышли на плац и построились в небольшую шеренгу.

Григорий со своими товарищами стоял в коротком строю и с напряжением ждал неизвестно чего. Вот только на половину красноармейцев никто не пришёл. Ни охранники, ни даже вездесущие подручные фрицев — поляки.

Передвижная солдатская кухня совсем не дымила, как делала это обычно, а стояла совершенно холодная. Кормить их сегодня, видимо, никто не хотел. Время выхода на «тренировку» тоже быстро прошло, но ничего не менялось.

Ближе к полудню, поляки взялись выносить из казармы разную мебель. На половине охраны, они составили внушительный стол, за которым мог уместиться весь персонал скромного лагеря.

Большую «поляну» накрыли разномастными белыми скатертями. Сверху расставили много бутылок и тарелок с закусками. Вокруг разместили табуреты и стулья.

Потом, появились охранники-немцы и проводники служебных собак. Последним пришёл, как всегда, чисто выбритый и подтянутый молодой комендант. Все дружно расселись возле стола, и начался пир. Тосты слышались один за другим: — За процветание Третьего Рейха, за гениального фюрера, за скорую победу в России.

Красноармейцы переглянулись между собой. Все благоразумно решили, что не стоит мозолить глаза пьяным немцам. А то фрицы ещё захотят покуражиться над своими невольниками. Пленные медленно отступили назад и, от греха подальше, укрылись в опустевшем бараке.

Бойцы расположились на нарах и попытались отвлечься от шума, что издавали фашисты. Тут прибежали поляки из похоронной команды. Они пинками подняли всех заключённых и приказали немедленно выйти на плац.

К всеобщему удивлению, узников привели на половину охраны и поставили в линию перед богато накрытым столом. Будучи сильно на взводе, комендант посмотрел на истощенных людей. Он усмехнулся и весело крикнул:

— Принесите лопаты.

Стоявший рядом поляк опрометью метнулся к казарме. Минуту спустя, он притащил шесть острых заступов и вручил их арестантам.

— Ройте могилы себе! Вон там, у стены! — смеясь, приказал поддатый эсэсовец. — Он указал на кирпичный склад интенданта, что находился чуть позади.

Григорий повернулся кругом и, вместе с другими парнями, неспешно побрёл к низкому зданию. Конечно, можно было гордо поднять бритую голову и презрительно плюнуть врагам прямо в лицо. Так коммунары делали в фильмах о героях Гражданской войны. За это, белогвардейцы или белоказаки их убивали на месте.

В отличие от довоенных картин, за подобный поступок фашисты вряд ли бы сделали так же, как враги трудового народа. Скорее всего, парня избили до полусмерти и бросили на растерзание собакам.

Так что, уж лучше не злить палачей, а умереть очень быстро и почти безболезненно. Во всяком случае, так все говорят про расстрел. Но для начала нужно устроить могилу себе. По крайней мере, потом его труп сбросят туда и тут же зароют, а не оставят гнить бренное тело в польском лесу.

Каждый из пленных отмерил себе скромный участок в три аршина в длину и один в ширину. Затем, все очень дружно стали копать. Земля в этом месте сама по себе оказалась весьма неподатливой и очень сухой. За долгие годы работы кордона, а потом и концлагеря, по ней прошли тысячи ног и утоптали её почти до предела. Теперь её прочность не уступала бетону.

Ни лома, ни кирки заключённым не дали. Им пришлось обходиться обычными штыковыми лопатами. Обе руки у Григория ещё не оправились от борьбы со сторожевыми собаками и нестерпимо болели. Предплечье левой конечности мучило парня особенно сильно.

Мышцы ног и груди, избитые и утомлённые бегом на «тренировках», тянули и ныли. Да и жрать парню очень хотелось. Стараясь не пялиться на заставленный яствами стол, он повернулся к стене. Все друзья по несчастью сделали так же, как он.

За спиной заключённых продолжал громко шуметь гомон пьяной немецкой компании. Не обращая на это внимания, Григорий быстро втянулся в работу. Сами собой включились все навыки, что он приобрёл за долгие годы жизни в деревне. Да и во время войны он уже выкопал километры окопов.

Плотный слой утрамбованной почвы