В полет сквозь годы - Александр Беляков

- Раз, два, взяли! - кричал он, а мы изо всех сил тянули.

Инженер закреплял каждый завоеванный сантиметр троса, пока наконец не вспыхнула зеленым огоньком лампочка левой ноги самолета.

Чкалов радостно крикнул:

- Ребята! Все в порядке!

Только тут мы заметили, что солнце уже скрылось за горизонтом и над лесами ложилась вечерняя пелена тумана.

Мы принялись за вторую ногу шасси - она не двигалась.

Я полез в передний пилотский отсек к Чкалову.

- А что, если попробовать сесть с одним колесом? Помнишь, Валерий, как ты садился раньше? Покажи свое мастерство и на этот раз - самолет будет спасен.

- Ладно, пошли на посадку, - принял решение Чкалов, - а то ночью будет садиться хуже...

Затаив дыхание, ждали мы встречи с землей. Вот мелькнули верхушки сосен. Валерий выключил зажигание. Замелькала трава. Мгновение - и самолет плавно коснулся земли одной левой ногой и хвостовым оперением.

Он бежал ровно, слегка кренясь набок, с каждой секундой замедляя бег. Наконец крыло коснулось земли, и самолет остановился.

Мы вылезли из кабины. Машина была цела. Подломился только узел правой ноги, которую нам в полете не удалось вытянуть.

Конструкторы пообещали исправить поврежденный узел в два-три дня. А под шестерней подъемной лебедки самолета мы обнаружили... сверло - результат чьей-то небрежности.

Наконец все работы закончены. Оставалось уточнить порядок радиообмена с землей. Связь эта была необходима для руководства полетом, она позволяла получить и немедленную помощь в случае вынужденной посадки. Отсутствие же связи, даже при благополучной посадке в малонаселенной местности, а тем более на лед, могло оказаться для нас гибельным.

На самолете стояла специально построенная коротковолновая радиостанция. Ее предварительные испытания показали, что при соответствующей выучке и навыках, пользуясь этой станцией, можно добиться двусторонней связи на несколько тысяч километров.

Главными пунктами связи были Москва и Хабаровск, а две другие земные станции, находящиеся на острове Диксон и в Якутске, должны были дублировать передачи.

Не менее важная задача заключалась в выборе волн, на которых должны были работать станции. Сделать это оказалось совсем не так просто. Огромное количество радиостанций самых разнообразных типов и мощностей, расположенных как на территории Союза, так и соседних стран, непрерывно излучали в эфир различные сигналы. Поэтому нам приходилось выбирать наиболее свободные участки диапазона волн и, кроме того, считаться с их так называемой проходимостью.

Все это повело к установлению особого, строгого расписания двусторонней связи самолета с землей. Самолет был обязан передавать на землю ежечасно сведения о своем местонахождении, о работе материальной части и самочувствии экипажа. Земля же должна была передавать на самолет необходимые сведения раз в три часа.

Мы подробно договорились о содержании радиограмм, которые должны были передаваться на самолет. Каждая радиограмма должна была содержать порядковый номер. Затем следовали оперативные указания, которые для быстроты передачи кодировались двузначными числами; дальше шли сведения о погоде, которую встретит самолет. Эти сведения также кодировались, причем, для того чтобы не затруднять передачу длинными названиями местности, весь район предполагаемого маршрута был разбит на соответствующие прямоугольники, обозначенные цифрами.

Все эти мероприятия значительно облегчили нам в полете связь с землей. А пока, сидя в разных комнатах, мы отрабатывали прием и передачу ключом, добиваясь, с чтобы радиограммы получались достаточно краткими и в то же время содержательными. Этот тренаж позволил нам отшлифовать все шероховатости кода, изучить его настолько, что перед полетом мы его знали почти наизусть.

И вот мы снова в Кремле. В небольшом зале я увидел сидящих за столом членов правительства. В стороне за отдельным столиком сидел Сталин. Он встал, подошел к нам, радушно поздоровался.

Попросив разрешения повесить на стену карту перелета, Чкалов стал подробно рассказывать о том, какими путями можно долететь из Москвы до Петропавловска-на-Камчатке.

Нами были разработаны три варианта. Мы защищали северный вариант маршрут с выходом за Полярный круг. С одной стороны, этот маршрут был удобен тем, что пролегал в районе многочисленных радиостанций Северного морского пути, с другой стороны, выход за Полярный круг в период арктического лета избавлял нас от полета в темноте в течение двух ночей из трех.

Сталин разобрался во всех обстоятельствах каждого предложенного варианта и сказал:

- Летите из Москвы до Земли Франца-Иосифа, оттуда свернете на Северную Землю и пересечете Якутию. От Петропавловска-на-Камчатке надо вернуться на материк через Охотское море к устью реки Амур, а дальше можете продолжать путь до тех пор, пока будут благоприятные условия погоды и хватит горючего.

Когда мы стали уходить, он поинтересовался:

- Скажите по совести, как у вас там, все ли в порядке? Нет ли червяка сомнения?

Мы хором ответили, что сомнений у нас никаких нет.

Представитель Наркомата тяжелой промышленности в это время доложил Молотову проект постановления правительства об организации полета. В проекте был пункт, в котором говорилось, что управление производится с земли с помощью радиостанций: экипажу в случае надобности могут быть отданы с земли те или иные распоряжения об изменении маршрута.

Сталин, услышав об этом, заметил:

- Какое управление с земли? Надо это вычеркнуть.

Мы поняли, что нам во время полета предоставляется широкая инициатива. Вместе с этим повышалась, конечно, и наша ответственность.

Из Кремля уходили радостные, взволнованные, с твердым намерением выполнить трудный беспосадочный перелет.

К вечеру 19 июля все было готово.

Врач, наблюдавший за нами, требовал, чтобы мы укладывались спать. Подъем рано - с рассветом, в два часа. И я слышал, как мои друзья, Валерий и Георгий, посмеивались надо мной:

- Ну, Саша умеет: приказал себе - и уснул, вот характер.

Чкалов завозился на постели, потянулся за трубкой.

- Накуриться нужно, трое суток придется воздерживаться.

- Да, брат, кури, я все выбросил из крыла, ни пачки табаку, - заметил Байдуков.

- Неужели, Егор, все выбросил? Врешь, поди? Наверное, где-нибудь оставил?

- Даю слово... - клялся он.

- Ну да, ведь ты теперь наш доктор! - улыбнулся Валерий и вылез из-под одеяла.

- Знаешь, я думаю взять прокуренную трубку, будем хоть сосать - и то ладно.

До подъема оставалось два часа...

- Валериан, а как думаешь насчет полюса?