Новые праздники-2 - Макс Гурин

В качестве моего вступительного взноса мы договорились с ними о том, что через неделю я принесу им материальчик для рубрики, точного названия каковой я не помню, но что-то вроде «живёт такой парень». Я собрался сделать интервью с Андреем Родионовым, который в то время работал в красильне музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. О том, что, де, живёт такой себе парень, красильщик, отец не то троих, не то уже четверых сыновей, но вот, мол, он — не только красильщик, а ещё и не самый неизвестный поэт, русский Эминем и всё такое. Я даже действительно поехал к Андрею в красильню и довольно много всего записал в блокнотик про то, какие бывают типы красок, типы тканей; как начиналась его литературно-музыкальная деятельность — в своё время я работал в отделе информации «Независимой газеты» и пользоваться блокнотом умел хорошо. Не помню, выпили мы с ним в тот раз водки или нет. Оставалось, короче, тупо сесть с этим блокнотом за компьютер и сделать, собственно, материал, то есть работы от силы часа на полтора, если даже не будет никакого настроения. Однако судьба опять распорядилась иначе.

Как вы уже знаете, на 10-е апреля был намечен фестиваль «Правда-матка — 2003», и в тот же день где-то в центре города должна была состояться презентация некой книжки «Вторая Голгофа», о которой больше я не знал ничего: ни кто автор, ни о чём книга (где-то чуть более чем через полгода эту книгу мне буквально вручила в метро какая-то бабушка. Оказалось, книга о Соловках, точнее, о располагавшемся там «исправительном» лагере).

С тех пор, как в октябре 2000-го года я вернулся из Австрии, куда меня пригласили в составе ансамбля спонтанной импровизации «е69», я начал осмысленно вводить в обиход литературной тусы Москвы такой способ организации культурного досуга распиздяев от искусства как литературно-музыкальный перформанс, к весне 2003-го года московские литераторы стали воспринимать музыкальное сопровождение своих виршей чем-то само собой разумеющимся — то есть мне, таким образом, опять глобально всё удалось (и, как водится, хуй кто упоминает в связи с этим теперь моё имя). Но как известно, стихи всё-таки писать проще, чем быть хорошим музыкантом. Я позволяю себе это говорить потому, что объективно доказано, что я умею хорошо делать и то и другое (что, опять же, никого ни к чему не обязывает:)). Поэтому, сколь ни вращай, а хороших музыкантов существенно меньше, чем неплохих поэтов, хотя и с последними, прямо скажем, не густо. Почему так происходит?

Ну, наверное, в первую очередь потому, что музыка всегда изначально требовала большей усидчивости, плохо совместимой со столь любимой литераторами вечной «пьянкой-гулянкой». Вы скажете, да ведь как раз о музыкантах-то в этом плане и ходят легенды! А я скажу вам, э-э-э-э-э… не всё так просто:). Во-первых, хороших музыкантов гораздо меньше, нежели людей, полагающих себя таковыми:). Во-вторых, музыканты успевают и то и другое, изначально же концентрируясь только на занятиях. Иначе они не стали бы музыкантами, что мы и видим на примере многих литераторов (прозаики в этом плане безусловно более усидчивые люди:)).

Да и как быть Поэту усидчивым, если стержень, извиняюсь, Музы его — это, в первую очередь, истерическое и категорическое неприятие Мира, Толпы и всего того, что требует хоть каких-то усилий в деле преодоления собственного эгоистического «я». Примерно об этом, собственно, и сура «Поэты» в Коране, со многими аятами коей я при всём желании не могу не согласиться (уж слишком много лет я провёл в «Вавилоне», оказавшись там, прямо скажем, в самом его основании).

Так или иначе, ещё в самом первом своём перформансе «69», о котором более подробно рассказано в главе I второй части данной саги, я осознанно перестал выступать как поэт, сконцентрировавшись на музыкальном сопровождении, раз и навсегда решив, что пусть уж лучше читает тот, кто не может ничего большего.

А что тут, собственно, мочь, — возможно спросят тут некоторые из вас, — тем более, если это импровизация, — садись да бряцай себе по струнам, клавишками или барабанам. Но тут-то и начинаются сложности. Ведь для того, чтобы всё это было искусством и обладало хоть какой-то эстетической целостностью, не говоря уж о ценности:), это должно быть слаженно. Договориться же о какой бы то ни было структурированности с немузыкантами весьма затруднительно, потому что этому, опять же, надо долго и усидчиво учиться. Какие тогда варианты?

Простые. Неизменным, неприкосновенным источником-стержнем становится сам Текст и манера чтения, подстраиваются уже музыканты. Но, опять же, не все музыканты являются одновременно и поэтами, и количество людей, на которых можно тут положиться, сразу сокращается практически, как это ни смешно, до меня:). Поэтому-то «Правда-матка — 2003» структурно была организована так: поэт начинал читать, где-то на третьей строчке я подхватывал на клавишах подходящий бас, успевая за пару строчек врубиться в ритмику текста и темп речи автора, дальше вступал на барабанах Игорь Марков, которому все эти поэты были, конечно же, именно что, простите за каламбур, по барабану, но с коим мы зато очень много играли вместе и что именно делаю с басом я — он понимал хорошо. Мы образовывали с ним такую вполне себе плотную, но разрежённую ритм-секцию, на которую уже накладывался терменвокс Яны Аксёновой и вторые клавиши в лице её тогдашнего бой-френда по прозвищу Атом из «Dup TV». Короче говоря, внешне всё выглядело вполне себе пристойно и гладко, в очередной раз оправдывая внутреннюю установку администрации клуба «Дом», что лохов к себе на сцену они не пускают.

Поскольку, повторю снова, всем музыкантам, кроме меня, всё это мероприятие не упёрлось, в общем-то, на хуй (да и я делал это, в общем-то, нехотя, потому что этот перформанс, изначально задуманный мной, с моим названием, на сей раз, в общем-то, делал Рафиев, с чем я смирился только потому, что голова моя была в тот период всецело занята революционной борьбой и тем, что в течение лета мне придётся ехать на Голгофу, вскрывать себе вены во спасение этого грёбаного мирка, от каковых перспективок моё материальное тельце, Пластмассовая Коробочка, конечно, была не в восторге), и все они — Марков, Яна и Атом — участвовали во всём этом, в общем-то, из личного расположения ко мне, то я обещал им «гарантию» в 300 рублей (смешные деньги конечно, но хоть что-то). А по 300 рублей, в свою очередь, я им обещал потому, что Рафиев божился и клялся, что мы «поднимем», по его словам, хотя бы тысяч пять. Дурак я дурак, всё время из жалости в последний момент верю людям, а правдой меж тем всегда оказывается то, что изначально предвидел я.

Короче говоря, отыграли мы это всё «на ура». Пока мы озвучивали поэтов, все желающие расписывали «кремлёвскую стену» — её нарисовал на куске оргалита Миша Ардабьев — матерными ругательствами. Наконец всё закончилось.

Мы с Рафиевым, который, как и на первой «Правде-матке», был уже изрядно пьян, быстренько дали интервью приехавшим телевизионщикам (впоследствии, откровения Рафиева, который нёс что-то про то, что, мол, не надо ходить на предстоящие выборы, они благополучно вырезали, оставив только интервью со мной, что, вероятно, и послужило внутренней глубинной причиной нашей размолвки с Лёшей, благодаря которой на сегодняшний день мы не поддерживаем с ним отношений) и пошли к администрации делить деньги со входа. Конечно, тут явно не обошлось без мухлежа с их стороны, но, так или иначе, спорить было без мазы и мы взяли причитавшиеся нам ровнёхонько 900 рублей. О том, что музыканты играют с нами за «гарантию» в 300, Лёша отлично знал. Я сказал, что надо отдать эти деньги им. Он согласился со мной и пошёл бухать дальше. А я отдал людям то, что я им обещал, ибо считаю, что поступать подобным образом правильно, не взяв ни единой копейки себе. Я вообще уже сто раз говорил — мухи отдельно, а котлеты отдельно. Это Рафиев считает, что они совместимы. Я — нет.

Я упаковал в мягкий кофр принадлежащие Ване Марковскому клавиши «Roland JP 8000» (действительно отличная вещь!) и засобирался домой. Тут надо сказать об этих клавишах несколько слов.

Ваня Марковский довольно долго искал именно этот самый «Roland JP 8000» по всему интернету. В конце концов он нашёл их аж в Минске, подождал всего каких-то месяца полтора оказии и наконец встретил их на Белорусском вокзале в Москве. Как только они у него появились, он сразу сказал: «Макс, ты можешь брать у меня их, когда захочешь!» Да, когда-то мы были близки с ним именно до такой степени; и как музыканты, и как люди — одним словом, друзья. И я действительно в течение довольно долгого времени брал их у него примерно раз в полтора-два месяца то на один концерт, то на другой. И, разумеется, всегда сразу же возвращал. Так было и на этот раз. Я взял их у него накануне и должен был вернуть вечером 10-го апреля, после «Правды-матки». Конечно, мне было бы удобней сделать это утром на следующий день, но Ваня сказал, что они обязательно нужны ему вечером, потому что ночью он, де, будет работать. Ну-у, сами понимаете, какие тут могут быть споры!