Волк среди волков - Ханс Фаллада

- Поставьте вон туда... Конечно, узнаю, доктор Майнц. Семейная собственность. Великолепный, на редкость удачный Пагель, - ему иногда удавалось прыгнуть выше собственной головы. Нечасто - в трех, четырех вещах... Обычно он для меня слишком красив. Слишком гладок, прилизан - не так ли?

Потом вдруг повернулся к Вольфгангу:

- Но вы в этом ничего не понимаете? Верно? Вам нужны только деньги, не правда ли? И как можно больше, да?

Пагель съежился под этим внезапным выпадом. Он почувствовал, как краска медленно приливает к его щекам.

- Я сын... - сказал он как мог спокойнее.

Это подействовало.

- Извините, тысячу раз извините, - засуетился антиквар. - Я готов расписаться в собственной глупости. Я должен был узнать вас по глазам... хотя бы по глазам. Ваш отец часто здесь сиживал. Да. Его привозили в кресле, и он смотрел картины. Он очень любил смотреть картины... Вы тоже любите?

Все так же отрывисто, внезапно - это, собственно, тоже был выпад. По крайней мере так ощутил Вольфганг. Он никогда не думал, была ли хороша эта картина, отнятая им у матери. По существу антиквар угадал правильно: хоть он и "сын", для него дело только в деньгах, пусть в деньгах для Петера, но все же в деньгах.

Злоба с примесью грусти, что он в самом деле таков, каким его считают, закипела в Вольфганге.

- Да, конечно, очень люблю, - сказал он брюзгливо.

- Хорошее полотно, - раздумчиво сказал антиквар. - Я видел его раньше два, нет, три раза. Вашей матушке не нравилось, когда я смотрел на него... Она согласна на продажу?

Опять выпад. Пагель сильно обозлился. Боже мой, сколько церемонии из-за одной картины, из-за какого-то полуметра закрашенного холста. На картину можно смотреть, если хочешь; но никто смотреть не обязан, никакой необходимости тут нет. Жить без картин можно, без денег нельзя.

- Нет, - сказал он злобно. - Мать решительно против этой продажи.

Антиквар вежливо смотрит на него, молча ждет.

- Она мне как-то эту (с наигранным безразличием) вещицу взяла и подарила, как бывает, знаете, между родственниками. Так как мне понадобились деньги, я об этом вспомнил. Я продаю, - сказал он подчеркнуто, - против желания матери.

Антиквар молча слушал, потом небрежно, но с заметной холодностью сказал:

- Да, да. Понимаю. Разумеется.

Пузан, доктор Майнц, куда-то незаметно отлучавшийся, опять вошел. Антиквар посмотрел на своего ученого помощника, помощник перехватил его взгляд и слегка кивнул.

- Во всяком случае, - сказал антиквар, - ваша матушка не чинит препятствий к продаже. - И на вопросительный взгляд Пагеля: - Я распорядился снестись с нею по телефону. Извините, пожалуйста, не в порядке недоверия. Но я делец, осторожный делец. Я не хочу осложнений...

- И вы заплатите?.. - спросил Пагель коротко и сердито.

Его мать одним словом, сказанным по телефону, могла помешать продаже. Она этого не сделала - значит, разрыв окончательный, почувствовал Вольфганг. Пусть идет, если хочет, своей дорогой; теперь ему других дорог не будет, только свои. Ей нет до него дела.

- Я даю вам, - сказал антиквар, - тысячу долларов, иначе говоря семьсот шестьдесят миллионов марок. Если вы оставите картину на комиссию, чтобы я повесил ее здесь и продал для вас, возможно, мы за нее получим значительно больше. Но, как я понимаю, деньги вам нужны немедленно?

- Немедленно. Сейчас же.

- Ну, скажем, завтра утром, - улыбнулся тот. - Это тоже очень быстро. Я вам их пришлю с рассыльным куда вы укажете.

- Сегодня! - сказал Пагель. - Сейчас. Я должен... - Он не договорил.

Антиквар внимательно на него посмотрел.

- Мы уже сдали наличность в банк, - сказал он ласково, как если бы объяснял что-нибудь ребенку. - Я никогда не оставляю денег на ночь. Но завтра утром...

- Сейчас! - сказал Пагель и положил руку на раму картины. - Иначе продажа не состоится.

О, Пагель правильно оценил положение! Хотя антиквар и не одобряет непослушного сына, отнявшего у матери ее любимую картину, хотя он, узнав о том, перешел на холодный тон, он, однако, при всем своем неодобрении охотно воспользуется конъюнктурой и купит картину. Этот крупный, самоуверенный, богатый человек с черной ассирийской бородой тоже с гнильцой, как и все. Нет ни малейшего основания совеститься его... Наоборот: он, Пагель, продает из нужды, а бородатому нет никакой нужды покупать.

- Я должен, - сказал спокойно Пагель, - провернуть всю операцию за полчаса. Мне деньги нужны сегодня вечером, а не завтра утром. Найдутся другие покупатели...

Тот сделал рукой протестующий жест: в отношении этой картины не могло быть и речи о других покупателях.

- Деньги мы достанем. Я еще не знаю как и где. Но достанем.

Он пошептался со своим адъютантом Майнцем, который кивнул головой и вышел.

- Прошу вас, пройдемте со мной, господин Пагель. Да, да, картину можете спокойно оставить здесь - я ее купил.

Пагеля провели в кабинет, большую, почти темную комнату; по стенам висели только наброски углем какого-то безвестного художника, исполненные широкими штрихами.

- Прошу вас, садитесь. Да, пожалуй, там. Вот перед вами сигареты. Я поставлю тут поближе виски и бутылку содовой. Операция займет... - с легкой усмешкой, - может быть, и тридцать пять минут. Так что устраивайтесь поудобнее. Войдите!

Входили один за другим служащие фирмы - начиная с высокообразованных искусствоведов и кончая неграмотными уборщицами, уже приступившими было к своей вечерней работе. Доктор Майнц разъяснил им, в чем дело, и они, не говоря ни слова, подходили к письменному столу хозяина, вынимали из карманов, пиджачных и жилетных, из кошельков, из портмоне все, что имели, сосчитывали, а хозяин записывал: "Доктор Майнц: миллион четыреста тридцать пять тысяч. Фройляйн Зиберт: двести шестьдесят тысяч. Фройляйн Плош: семьсот тридцать три тысячи. Благодарю вас, фройляйн Плош..." Хорошая, видно, спайка была в этом доме между хозяином и служащими, каждый отдавал деньги без слов, естественно, точно так и полагалось, и это производило приятное впечатление. Они, может быть, отказывались от чего-нибудь, намеченного на сегодняшний вечер, эти стенографистки, счетоводы, служители картинной галереи. Иногда кто-нибудь из них останавливал взгляд на господине в кресле, который пил виски с содовой и курил; то был не враждебный, то был совершенно равнодушный взгляд.

Им безразлично, на что этому человеку в поношенном кителе так срочно понадобились деньги, что они должны отказаться от своих вечерних удовольствий; но им не безразлично, останется здесь или нет картина, которую хозяин захотел купить. Сдача денег, подсчет, запись производились с обеих сторон так естественно - без усиленных выражений благодарности со стороны хозяина, без дешевых шуток и смущенных объяснений, что эта естественность едва не побудила Пагеля все объяснить самому, сказать виновато: "Деньги нужны мне в самом деле сегодня же. Дело в том, что моя девушка в тюрьме, и я должен..."

Да, но что же он в сущности должен?.. Во всяком случае, он должен иметь деньги, много денег.

Вольфганг Пагель ничего не сказал.

- Минуточку, фройляйн Бирла, - остановил хозяин. - Я вижу, у вас в портмоне еще пятьдесят тысяч - вы меня извините, но сегодня мы должны выскрести все до последней марки...

Хорошенькая брюнетка смущенно пробормотала что-то насчет трамвая.

- Вам ничего не понадобится на трамвай. Доктор Майнц заказал к закрытию магазина несколько такси. Шофер отвезет вас, куда вы пожелаете.

Медленно росла на письменном столе кипа бумажных денег. Роясь в собственном бумажнике и опоражнивая его, антиквар недовольно сказал доктору Майнцу:

- Почитать газеты да послушать людей, так у нас все наводнено деньгами. Ими набиты все карманы, они шелестят во всех руках. Здесь собрано все, что имели при себе двадцать семь человек, включая и нас с вами. По курсу мирного времени это не составит и семисот марок. Наше время - сплошная дутая афера. Если бы люди как следует подумали о том, какая ничтожная сумма стоит за этим множеством нулей, они не дали бы так себя морочить.

Доктор Майнц что-то торопливо зашептал.

- Понятно, сейчас же звоните, прямо отсюда. А я тем временем схожу к жене. У нее обязательно найдутся деньги.

Пока доктор Майнц разговаривал по телефону с неким директором Нольте, которому следовало сегодня вечером получить 250 бумажных долларов, но теперь предлагалось потерпеть до утра, Пагель раздумывал о том, какой непривычный беспорядок внесло его требование в дела фирмы. Однако, отметил он с удивлением, в каком образцовом порядке развивается самый этот беспорядок! Тихо, как будто так и надо - у дверей ждут машины, каждый служащий, несмотря ни на что, поедет туда, куда хотел, в список аккуратно занесен сделанный каждым взнос... В то самое время, когда возникает беспорядок, уже делается все, чтоб его устранить в кратчайший срок.

"Я тоже, - думает мрачно Пагель, - создавал беспорядок, но мне и в голову не приходило его устранить. Он все рос и рос, распространяясь на такие области, что я и подумать не мог бы. Теперь у меня все в беспорядке, ничего не осталось упорядоченного!"