Инспектор и бабочка - Виктория Платова

– Сказала ему, чтобы он не трогал Ису. Иначе ему будет плохо.

– Так и сказала?

– Да.

– А ты умеешь сделать так, чтобы кому-то было плохо?

– Иногда умею. Но лучше до этого не доводить.

Субисаррета никак не может взять в толк, с чем имеет дело, – с простодушием или каким-то особенным детским иезуитством. Но что-то внутри подсказывает: до этого и впрямь лучше не доводить.

– Значит, ты пришла в номер к тому человеку…

– Нет, не так. Я его подстерегла.

– Где именно?

– На лестнице. В тот день, когда у Исы было выступление. Иса уехал еще днем, а Мо была в номере.

– А ты, стало быть, прогуливалась по коридору? Ожидала обидчика Исы?

– Я сидела на окне. Оттуда видно море и еще коридор, если смотреть в противоположную сторону. Я бы его не пропустила.

– Откуда же ты знала, что он на месте, а не где-нибудь в городе?

– Из-за его двери были слышны голоса. Он разговаривал.

– С кем?

– С Раппи.

– Кто такой Раппи? – удивляется Субисаррета.

– Такая, – поправляет его девчонка. – Она убирает в номерах. И возле дверей стояла ее тележка.

Очевидно, речь идет о ком-то из горничных. С Лаурой Икер знаком лично, о Хайат наслышан от Аингеру, но ими одними штат не ограничивается. Есть еще и таинственная Раппи, которая тоже общалась с Кристианом Платтом. Надо бы озадачить визитом этот появившийся впервые персонаж.

– Значит, ту горничную звали Раппи?

– Вообще-то, ее зовут по-другому, но я называю ее Раппи. Не очень-то она мне и нравится. Она старая и хитрая.

В колоде Субисарреты болтаются лишь две жрицы моющих средств: Хайат и Лаура, Лаура и Хайат. О возрасте Хайат Аингеру не распространялся, но Лаура, которой явно за сорок, вполне бы сошла в глазах восьмилетней девочки за старуху. И в ее цыганистой хитрости Икер нисколько не сомневается.

– Может быть, ты имеешь в виду Лауру?

– Может быть, она и Лаура, но на самом деле – Раппи.

– И что же такое Раппи?

– Червь, – снисходительно поясняет Лали.

– Червь? Никогда не слышал про червя Раппи…

– Потому что здесь они не водятся. Но это такой червь – на него не обращаешь внимания, пока не наткнешься.

Нужно отдать должное девчонке, она права: горничные – самые незаметные существа на свете. В этом они могут поспорить с офисными уборщиками, разносчиками пиццы и парнями, которые суют шланги в бензобак на заправке. Никому не приходит в голову вглядеться в их лица, никто не заботится о том, чтобы перейти на шепот в их присутствии: а ну как сокровенные тайны будут услышаны посторонним? На них и впрямь не обращаешь внимания.

Пока не наткнешься.

– А ты его видела? Не горничную Раппи, а самого червя?

– Сто раз. Или даже тысячу. Раппи живет у нас за домом, он огромный и редко высовывается из земли, но если уж высунется… Однажды он уволок маленькую антилопу, а еще – Ндиди, который следил за розами. А еще мундштук от саксофона, Иса очень расстроился…

Так не пойдет, напрасно Субисаррета затеялся с червем. Нужно вернуть ангела в русло конструктивной беседы, а уж о настоящем раппи они поговорят как-нибудь потом.

– Давай вернемся к подоконнику, на котором ты сидела, Лали. И к тележке горничной.

– Она просто стояла в коридоре. А потом Раппи вышла из номера, что-то спрятала в карман и откатила тележку к лестнице.

– А с подоконника был слышен разговор в комнате?

– Нет. Было слышно только ш-ш-ш, – ангел выпустил воздух изо рта. – Они разговаривали шепотом.

– И через дверь было понятно, что они шепчутся?

– Да.

– И что было дальше?

– Потом тот человек вышел и тоже направился к лестнице.

– Он спустился в холл?

– Это была другая лестница.

– Черная? – уточняет Субисаррета.

– Да. И я пошла за ним.

– А потом?

– Потом он испугался.

– Испугался? Кого?

Глаза ангела из просто синих становятся темно-синими, а потом и вовсе темными. Перемены в цвете разительны, но еще более разительно то, что проделывает ангел. Он снова морщит рот, но с губ слетает не невинное «ш-ш-ш», что-то совсем другое. От чего у инспектора пробегают мурашки по спине и взмокает затылок.

Это – самый странный звук, слышанный Икером в жизни.

Как будто изо рта ангела вылетает целая стая шуршащих крыльями насекомых, еще секунда – и они облепят Субисаррету, навсегда заслонив от него белый свет. К шуршанию примешивается пощелкивание и царапанье, затем звук резко меняет тональность. Это больше не насекомые – существа покрупнее. Змеи, червь раппи, унесший маленькую антилопу? Змеиное шипение в ушах Субисарреты переходит в тонкий свист, после чего наступает тишина. Но ее не назовешь благословенной, и длится она недолго, – всего-то несколько мгновений. На сладкое у девчонки имеется еще кое-что, и это кое-что – звериный рык, короткий и торжествующий: жертва поймана, осталось только впиться зубами в плоть и вырвать кусок побольше.

По лицу Субисарреты градом катится пот, тело обмякает, – если бы он не сидел сейчас в кресле – рухнул бы как подкошенный на палубу. А маленькая паршивка (режиссер всей этой неприглядной мизансцены), кажется, довольна произведенным эффектом: откинувшись на спинку, она самодовольно улыбается.

– Ну, и что это такое? – едва переведя дух, спрашивает Субисаррета.

– Испугался, да?

– Не то чтобы… Но было неприятно.

– Испугался, я же вижу. Вот и Хлей тоже испугался.

– Это еще кто?

– Тот, кого убили.

Пора бы уже привыкнуть, что у ангела свои, ни на что не похожие отношения с именами: она кроит и переиначивает их по своему усмотрению.

– Значит, ты назвала его Хлей?

– Да.

– Вообще-то, его зовут Кристиан. Кристиан Платт.

– Его зовут Хлей, – упрямится Лали. И снова приоткрывает рот – уж не для того ли, чтобы выпустить очередную порцию насекомых, змей и голодный львиный прайд?

– Хорошо-хорошо. Пусть Хлей, – это похоже на капитуляцию, но еще одну порцию неприятных звуков инспектор точно не вынесет. – Значит, он испугался?

– Чуть не свалился с лестницы.

– Не очень-то это вежливо…

– Зато смешно.

– Положим, ничего смешного я не нахожу. И что ты сделала потом?

– Сказала ему, что Иса может делать, что хочет.

– Так и сказала? И он сразу понял, о ком идет речь?

– Еще бы ему не понять.

– И что тебе ответил… Хлей?

– Что никто не может делать, что хочет.

– И все?

– Нет. Потом он сказал, что я не должна пугать людей.

– Это здравая мысль, детка. Когда люди пугаются, они могут совершить какой-нибудь ужасный поступок.

– Какой еще поступок?

– Который никогда бы не совершили в хорошем расположении духа. А это может грозить неприятностями маленьким девочкам.

– Со мной ничего не случится, – уверенность Лали почему-то вызывает в инспекторе раздражение. Не очень сильное, но ощутимое.

– Почему ты так уверена?

– Просто знаю и все.

Спорить с ангелом бесполезно, и Икер снова переключается на Кристиана Платта.

– Что было потом?

– Ничего. Он вышел на улицу.

– Через заднюю дверь?

– Да.

– Разве она не закрыта?

– Обычно так и есть, но в тот день была открыта.

Похоже, девчонка неплохо осведомлена о гостиничных порядках, что не удивляет Субисаррету. Удивляет лишь желание тайком пробраться в запертый на сто ключей чердак ее головы и хорошенько там осмотреться. Перетряхнуть сундуки, выпотрошить коробки, сдуть пыль с поверхности трюмо: зеркало на нем не повреждено, но ящики рассохлись, – вот его и отправили в ссылку на чердак, а-а-а! там можно обнаружить даже большую птичью клетку, в которой в обнимку сидят червь Раппи и таинственный смотритель роз Ндиди с деревянной фигуркой маленькой антилопы в руках… Далеко же унесли инспектора его джаззальдийские фантазии! А желание пробраться на ангельский чердак (еще одно удивительное открытие последних минут) даже сильнее, чем желание забраться в крошечный флигель сердца Дарлинг.

– И больше вы не виделись с Кристианом Платтом?

– С Хлеем, – поправляет Лали. – Ну, я его еще видела в городе. На стоянке такси. А больше нет. Живого Хлея я больше не видела.

– Что значит «живого»? Выходит, что ты видела еще и мертвого?

– Я искала кошку…

– В его номере?

– Кошка может оказаться где угодно, правда?

Кошка может оказаться там, где выгодно тебе, маленькая паршивка! – конечно, ничего подобного Субисаррета не произносит вслух, но дает себе слово не особенно доверять Лали и ее кошачьим басням.

– Даже в тележке Раппи, – неожиданно заканчивает девчонка. – Туда я тоже заглянула.

– И где же стояла тележка?

– Возле номера Хлея. А дверь в него была открыта.

– Настежь?

– Не совсем…

– …но достаточно для того, чтобы что-то увидеть, да?