Лазоревый грех - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мика выполз из-под одеял, сверкнув безупречным загорелым телом. Впрочем, я слишком устала для того, чтобы поддаться соблазну. Мика натянул на себя одежду, сидя ко мне спиной, но когда он повернулся, уже в застегнутых штанах, выражение его лица ясно говорило: он знал, что я за ним наблюдаю.
Темно-каштановые кудри спадали ему на плечи. Одним движением головы он перебросил их на сторону. Темные волосы подчеркивали необычайные глаза, одновременно сверкающие желтым и зеленым.
— Если ты не уберешься у нее с глаз долой, нас всех ждет тяжелый день, — сказал Зейн.
— Ты завидуешь, — поддразнила его Черри.
— Ну, — ответил он, — ты же никогда на меня так не смотришь.
— Я ни на кого так не смотрю.
— Я знаю, — усмехнулся ей Зейн.
Они засмеялись, как может смеяться только пара, и ты понимаешь, что шутка эта не предназначена для тебя. Зейн был прав в одном: я мешкаю. И только начав выползать из кровати, я поняла, что я голая. Я вроде бы это знала, но как-то отдаленно.
— Мне нужна одежда.
Мика вытащил тенниску из общего шкафа. Я этот шкаф купила, думая о нем — яркий, светло-зеленый. Под цвет его глаз. Но тенниска подходила нам обоим, как почти вся наша одежда. Повседневная одежда стала у нас общей собственностью, и только парадные шмотки строго делились на его и мои.
Мике, чтобы удержать меня в лежачем положении, когда я попыталась сесть, достаточно было слегка дотронуться до моего плеча. Кажется, у меня координация еще не восстановилась для того, чтобы сесть в кровати, удерживая простыню у груди, одновременно при этом жуя резинку. Будто мое тело еще меня не слушалось.
— Анита, если ты не отдохнешь, от тебя никому не будет никакой пользы.
— Грегори — мой леопард, я его Нимир-Ра.
Мика погладил меня по щеке.
— А я его Нимир-Радж. Ложись спать. Я этим займусь. Ведь для таких вещей ты меня и наняла?
Мне пришлось улыбнуться, но мне не нравилось, что я не иду на выручку Грегори. Наверное, это отразилось у меня на лице, потому что Мика присел рядом с кроватью и взял мою руку в свои.
— У Грегори истерика, потому что его отец в городе. Я пойду проверю, как он там. Может быть, привезу его сюда, чтобы отец не мог его найти по телефонной книге.
Микино лицо все время норовило расплыться. Я было выползла из сна, но он меня засасывал обратно.
— Да, — сказала я, и для меня самой мой голос прозвучал где-то далеко. — Привези его сюда.
Он нежно поцеловал меня в лоб, не выпуская моей руки.
— Я так и сделаю. А теперь спи — или заболеешь. Больная Нимир-Ра никого не может защитить.
Поскольку глаза у меня закрывались, спорить было бы трудно. Поцелуй моей руки был для меня первым признаком, что Мика встал. Потом глаза закрылись надолго.
Кровать задвигалась, и рядом со мной свернулся Натэниел. Его рука упала поперек моего живота, ногу он закинул мне на бедро. Это была его любимая поза, когда он спал со мной, но что-то было сейчас не так.
— Одежда, — сказала я и нахмурилась сильнее. — Нельзя от Натэниела питаться.
Мика снова появился на линии моего взгляда.
— Ты спала только два часа, поэтому ты такая усталая. Если ты кормила ardeur на рассвете, то у тебя еще не меньше шести часов до следующего кормления. Мы его просто здесь положим, чтобы он не был один.
Последние слова долетали уже из темноты, и потом, когда я открыла глаза, комната была пуста. Натэниел уткнулся в меня, лицом в плечо. Он завозился, устраиваясь поближе, оставляя мне только дюйм свободной кровати. Я стала его отодвигать и вставать, чтобы найти пижаму, которую мне никто так и не дал, но провалилась обратно в сон. Дурное влияние леопардов — мне было вполне уютно голой.
Глава 24
Мне снился сон. Белль Морт сидела возле своего туалетного столика, длинные черные волосы спадали волнами — только что расчесанные, отблескивающие в свете канделябра. Одета она была в темно-золотистое платье, и я знала еще до того, как она повернулась ко мне, что глаза ее того же золотого цвета.
Губы оказались красные и влажные, будто она их облизала. И она протянула мне белую руку.
— Иди сюда, ma petite, сядь возле меня.
Она улыбнулась красным-красным ртом, и ничего мне в жизни не хотелось, только подойти к ней, взяться за протянутую руку и чтобы она держала меня.
Я даже шагнула к ней и обнаружила, что одета в такое же платье. И еще я ощущала слои нижних юбок, металл корсета, который держал меня абсолютно прямо. Только платье у меня было ярко-алое, такого цвета, что моя кожа казалась белее, а волосы стали чернее, губы краснее, чем были на самом деле, и темные глаза почти черными.
Я тронула незнакомую одежду, и это помогло мне вернуть способность мыслить, помогло остановиться.
— Нет, — сказала я, качнув головой, и мой шепот странно отдался в комнате.
Она поманила меня бледной рукой.
— Как хочешь, ma petite, только подойди ближе, чтобы я тебя лучше узнала.
Я снова замотала головой, заставляя пальцы ощупывать тяжелую незнакомую ткань платья.
— Я не твоя ma petite.
— Конечно же, моя, потому что все, принадлежащее Жан-Клоду, принадлежит мне.
— Нет, — повторила я.
Такое было чувство, будто надо было сказать еще что-нибудь, но я не могла мыслить, видя ее, окутанную светом канделябров, и вазу со старомодными розами на столе возле ее локтя. Это были ее розы, выведенные и названные ее именем много сотен лет назад.
Она встала в шелесте юбок, и от этого шуршащего звука у меня пульс забился быстрее, тело напряглось. «Беги, беги», — мысленно кричала я себе, но тело отказывалось двигаться.
Она медленно шла ко мне, и груди ее возвышались над туго натянутой тканью. Вдруг мелькнуло воспоминание, каково это — целовать такую сияющую кожу.
Я подхватила длинную юбку обеими руками, повернулась на высоких каблуках и побежала. Комната исчезла, и я бежала по длинному, бесконечному коридору. Там было темно, но это была темнота сновидения, когда даже без света видно чудовищ. Хотя в нишах коридора это были не совсем чудовища.
По обе стороны от меня сплетались пары. Мелькала плоть, темная и светлая, образы телесного наслаждения. Я не видела ясно, да и не хотела видеть. Я бежала и старалась не видеть, но, конечно, не могла не видеть все. Из старомодных платьев вылезали груди спелыми плодами. Широкие юбки задирались, показывая, что под ними ничего нет. Мужчина со спущенными штанами и оседлавшая его женщина. Кровь блестит на бледной коже, вампиры вскидывают головы, белеют клыки, и люди льнут к ним, прося еще.
Я бежала быстрее, быстрее, путаясь в тяжелых юбках и борясь с корсетом. Было трудно дышать, трудно двигаться, и как бы я быстро ни бежала, дверь, видная в конце этого буйства кошмаров плоти, не приближалась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});