Моя Нирвана - Инна Инфинити

Не останавливаясь на светофорах и не пропуская пешеходов, я доезжаю до клиники за каких-то 15 минут. Врываюсь в здание, бегу прямиком в кабинет врача и открываю дверь чуть ли не с ноги.

— Молодой человек, вы что себе позволяете!? — мужик в белом халате давится чаем. Возле него стоит открытый контейнер с котлетами.

— Мне пришел результат! — ору. — Тут какая-то ошибка!

Не обращая внимания на его ошарашенное лицо, я быстро достаю из кармана мобильник и открываю пдф-файл. Тут же тычу им врачу.

— Вот! Написано, что нет родства.

Мужчина смотрит на экран, затем поднимает на меня безразличный взгляд. Он настолько спокоен, что на контрасте с ним я, должно быть, выгляжу, как человек, который только что прошел забег с препятствиями. Слышу, как возле меня что-то капает. Опускаю глаза в пол и вижу, растекающуюся подо мной огромную лужу. Я промок до нитки и не надел бахилы, когда вошел в клинику.

— Если написано, что нет родства, значит, его нет. — Пожимает плечами.

— Но это невозможно! — кричу. — У нас один отец!

Мужик тяжело вздыхает и снимает с себя очки. Трет глаза. А мой нос улавливает тошнотворный запах жаренных котлет, что доносится из его контейнера. Быстро сглатываю, пытаясь прогнать рвотный рефлекс.

— Молодой человек, — начинает ровным тихим голосом. — Если у вас есть сомнения в достоверности результата ДНК-анализа, то можете его пересдать. Но как врач, семь лет работающий в этой клинике, я вас уверяю: ошибки быть не может. У вас, — он снова переводит взгляд на экран смартфона и читает, прищурившись, — и у Елизаветы Самойловой нет никаких родственников. Вообще. Вы чужие посторонние друг другу люди.

— У нас общий отец! — настаиваю на своем.

— У вас нет общего отца. У вас вообще ничего общего нет: ни отца, ни матери, ни дедушки, ни троюродной тети. Но, повторюсь, если не верите, можете пересдать анализ. Если сомневаетесь в нашей клинике, можете пойти в другую. В Москве их полно. — Мужчина смотрит на меня с сочувствием. — А теперь покиньте, пожалуйста, мой кабинет, будьте так добры. У меня законный обеденный перерыв.

Врач возвращается к котлетам, теряя ко мне всякий интерес. Я послушно разворачиваюсь и на ватных ногах выхожу из клиники. Дождь по-прежнему льет, а я по-прежнему не чувствую его. Подхожу к машине и опускаюсь руками на капот.

«У вас нет общего отца».

Эти слова пульсируют в висках, и я крепко зажмуриваюсь, чтобы остановить букашек, которые снова заплясали перед глазами.

Боже… В памяти всплывает ее лицо.

Я ведь всегда это чувствовал.

Лиза, Лиза, Лиза…

Всегда ведь знал, что у нас с ней нет совершенно ничего общего. С самой первой секунды, как увидел ее.

Я помню себя с четырех лет. И мое первое воспоминание — Она.

Уже тогда, в четыре года, я понял, что это все какая-то разводка. Не сестра она мне.

Отрываюсь от машины и встаю ровно на ноги. Дождь усилился. У меня полные ботинки воды, ливень заливает за шиворот, воздух свистит от порывов ветра. Удивительно, но я ничего этого не чувствую.

На автомате дергаю ручку водительской двери, и она тут же открывается. Я даже не закрыл автомобиль, когда приехал сюда. Падаю лбом на руль и так и сижу. В голове какой-то кисель. Мне не удается зацепиться ни за одну мысль из тех, что пчелиным роем крутятся сейчас в голове.

Я нахожусь в каком-то странном состоянии полузабытья. Не понимаю, сон это или явь. Уже не жизнь, но еще и не ад — чистилище.

Зубы отбивают чечетку. Вдруг неожиданно чувствую озноб. Он пробирает до костей.

Господи, как же холодно.

Отрываюсь от руля, чтобы включить в салоне печку, но ничего не вижу. Темнота застилает глаза. Я будто в ледяном подвале без освещения. Судорожно верчу головой по сторонам и не сразу понимаю, что на улице ночь.

Сколько я так просидел?

Тянусь к мобильнику в кармане, касаюсь пальцем экрана и с удивлением обнаруживаю множество пропущенных вызовов от Виолетты, Сени и мамы. 20:00 — свидетельствуют цифры на экране.

Я что, уснул? И не слышал, как мне звонили?

Черт, надо ехать.

Ключи почему-то торчат в зажигании, поэтому я просто поворачиваю их. Я бросил открытую машину с ключами в ней, когда торопился в клинику.

По-прежнему ни черта не вижу, но продолжаю куда-то ехать. В мутном сознании медленно всплывают минувшие события. Домой, надо домой. Надо спросить, как так вышло.

Все тело колотит, как будто я стою голый в Крещенскую ночь. Печка включена на максимум, но не помогает.

И почему так темно?

Сбоку раздается громкий сигнал клаксона и возмущенный крик:

— Фары включи, дебил!

Что?

На автомате тянусь к кнопкам и нажимаю. Становится светлее.

От ужасного холода зуб на зуб не попадает. Каким-то чудом я доезжаю до дома, хотя практически не соображаю. Странно, как я даже в аварию не попал.

— Миша, ты куда пропал!? — мама выбегает со стороны кухни, когда я вваливаюсь в квартиру. С подозрением осматривает меня с головы до ног. — Ты попал под дождь? Не взял с собой зонт?

Подходит ко мне и прикладывает ладонь ко лбу.

— Ты заболел! — восклицает. — Лоб горит. Снимай давай всю мокрую одежду.

Боже, о чем она вообще говорит??

— Где папа? — задаю вопрос. Голос выходит севшим и хриплым. Горло пробирает такой болью, будто кошки разодрали.

— На кухне. Мы чай пьем. Ира и Леша вот-вот вернутся от репетиторов.

Я обхожу мать и, не снимая с себя куртки и ботинок, направляюсь прямиком на кухню. Отец действительно сидит за столом с кружкой в руках.

— Виолетта объявила тебя в розыск, — смотрит на меня и смеется.

— Миша, сними мокрую одежду, — мама забегает следом на кухню. — Не хватало еще воспаления легких!

Я не замечаю ее. Вглядываюсь в лицо отца и вижу Лизу. Тело дрожит, руки