Блондинки моего мужа - Ирина Потанина

— Она еще и задает вопросы! — Лихогон нервно постукивал пальцами свободной руки по книжной полке, — Просто верх наглости, а не человек. Прийти ко мне в офис, потребовать работу, потом воспользоваться наивностью и чистотой Лизы, для осуществления своих воровских планов… А после этого еще и требовать ответов! Порядочный человек на вашем месте пытался бы оправдаться…

— Порядочный человек на моем месте бы не оказался, — самокритично заметила я, чем окончательно шокировала Лихогона.

— Так вы признаете свою вину? — настороженно поинтересовался он, потом вдруг тяжело вздохнул, совсем как Лиза в моменты приступов грусти, — Удивлен. Да что там. Признаюсь откровенно, искренне расстроен, — мелко покачивая головой, продолжал говорить Лихогон, — Надеялся, что, попавшись, вы, наконец, решите объясниться и развеете мои предположения относительно ваших преступных замыслов. Ведь мы с Жориком — одноклассники, как никак. Я все надеялся, что найдется какое-то человеческое объяснение вашему поведению… Не мог, как мне казалось, Собаневский оказаться попросту грязным преступником. Я ведь довольно много всего о вашем муже знаю. Мы всегда шагали схожими тропками. Прямо издевательство какое-то. Оказывались в закоренелых конкурентах, чем бы ни занимались. Конечно, я прекрасно знал и чем Георгий занимается, и кто его жена, и даже каких специалистов он привлекает для самых тайных поручений… Так что разгадал бы я и вас и кого угодно другого, кого бы Жорка подослал ко мне шпионить.

— До чего у вас все взаимно! — восхитилась я, — Прямо идиллия какая-то. Честно говоря, всегда считала вас мужниной навязчивой идеей, поэтому и предположить не могла, что вы тоже за нами следите.

— Тоже?! — насторожился Лихогон.

Я поняла, что выбалтываю семейные тайны, но останавливаться было поздно.

— Георгий знает о вас ничуть не меньше, чем вы о нем. Естественно, мы сразу же поняли, чьих рук дело — то похищение. Ведь Гора-то работает на вас. Это Жорик давно уже вычислил.

— Какое похищение? — Лихогон удивился довольно искренне, но сказать с уверенностью, притворяется он или нет, я не могла, — Так значит, дело все-таки не в обычном желании навредить конкуренту? — кажется, Петр Степанович немного обрадовался.

В отличие от меня. Я глубоко оскорбилась.

— Что?! То есть вы подумали, что все эти усилия, — я подняла глаза к люку в погребе, указывая тем самым, что говорю о своем головокружительном падении, — Все эти жуткие усилия я затрачивала исключительно из страсти к вредительству? Да за кого вы меня принимаете?!

— Извольте объяснить, что вы здесь делаете, и я, возможно, пересмотрю свои взгляды, — холодно ответил Лихогон, — Пока же буду считать, что вы пытались втесаться ко мне в доверие, с целью подорвать работу конкурентов мужа.

— Зачем бы я тогда учила Лизу компьютеру? — вырвалось у меня.

— Чтобы задурить девочке голову. Вы узнали, что для меня самое главное — порядок. И вот теперь проникли в тайник, чтобы, скажем, сжечь документацию…

— У меня нет спичек, — беспомощно оправдывалась я, — И вообще, неужели я произвожу впечатление мелкого вредителя?

— Нет, — честно признался Лихогон, — Не производите. Да и в Жорике я такой подлости подозревать не мог. Немедленно объясните, что все это значит… В конце концов, я ведь вооружен. Не думаю, что этот аргумент не располагает к откровенности. Имею полное право принять вас за вора и попытаться защититься. Ну, говорите же, — голос Лихогона снова ожесточился.

Я понятия не имела, как вести себя в данной ситуации.

“Рассказать все, как есть? Но, если Лихогон сейчас притворяется, а на самом деле ведет войну против Марии, то моя откровенность существенно облегчит ему жизнь. Нет уж, лучше придумать какой-нибудь витиеватый ответ, не вызывающий подозрений… ”

На то, чтобы сочинить нечто правдоподобное, требовалось время, посему я самым неприличным образом свалилась в обморок. На этот раз совершенно осознанно и не всерьез.

— Ну что ты будешь делать! Уже подсылал бы ко мне кого-то крепкого… — пробурчал Лихогон, подкладывая мне под голову какую-то книгу. Лежать на ней было еще менее удобно, чем на полу, но я воздержалась от жалоб, все еще изобретая себе легенду, — Ну и надоели же вы мне, г-жа Кроль! — вдруг сообщил Лихогон, — И прогнал бы, да интересно, что ищете… С камерой — это я сглупил… Нужно было забрать, чтобы установить, что ж это вы снимали. Но сразу не сообразил, и решил от греха подальше.

— Это кто из нас еще вредитель! — от возмущения я даже забыла, что еще не пришла в себя, — Такую вещь загубили!

— Я всегда знаю, чем можно вывести женщину из себя, а чем, наоборот, — самолюбиво прокомментировал окончание моего обморока Лихогон, — Мне и в голову не пришло, что вы решите помыть камеру с мылом. Сдали б на гарантийный ремонт и всё… Просто уж очень не хотелось мне позволять вам снимать у меня здесь… Признайтесь, что вы снимали?

— Лизу, — здесь мне таиться было нечего, Лихогон уже прекрасно знал, что я ищу. Единственное, не хотелось подводить секретаршу, — Она собиралась протереть сейф от пыли. А мне было важно узнать, где он находится…

— Зачем?

Снова падать в обморок было не совсем прилично. Я тупо разглядывала дуло пистолета и молчала.

Ужасно, но определиться, преступник Лихогон или нет, никак не удавалось. Узнай я, к примеру, что Петр Степанович послал Гору следить за нашей дачей исключительно из соображений контроля на конкурентами, я бы тут же успокоилась и открыто потребовала себе на рассмотрение завещание Пёсова. Но, если Лихогон все же негодяй, подкупленный ЛжеКузеном, то, пожалуй, известие о том, что я знаю о существовании настоящего завещания, могло стать последним заявлением в моей жизни.

“Преступник или не преступник? Подкуплен или не подкуплен?” — гадала я, необычайно раздражая своим молчанием присутствующих. В смысле, и себя тоже.

— Последний раз спрашиваю! — грозно заявил Лихогон, — Ну не заставляйте же меня стрелять… Не так-то легко выстрелить в человека. Каждый раз потом неделю переживаю… Впрочем, — Петр Степанович тут же сменил тон, — Обойдемся и без убийства. Я попросту закрою вас тут. Будете сидеть, пока не разговоритесь…

— Вы рискнете оставить меня наедине с вашими бумагами? — насмешливо вскинула брови я, — Ни за что не поверю…

— Действительно, — справедливость моего замечания окончательно вывела Лихогона из себя, — Дешевле тебя убить! — Лихогон резко переходил с “вы” на “ты” в зависимости от своего отношения к собеседнику, которое колебалось туда-сюда, словно сбесившийся маятник.

— Мы следили за вами в отместку, — внезапно нашлась я, — Почему это вам за нами можно, а нам за вами — нет… А сейф я искала, потому что Жорик считает, будто вы в нем должны все дела хранить. А значит и дело о слежке за нами и похищении там тоже найдется. Должны же мы выяснить, какого беса вы к нам прицепились, правда? У каждого свои методы. Вы, чтоб узнать это, на честных людей с пистолетами бросаетесь, а мы — в чужие сейфы проникнуть пытаемся…

— Как так? — Лихогон нахмурился, и мне показалось, что брови его при этом пересеклись и образовали крестик над переносицей, — Какое похищение?

— А у вас их что, несколько? — разошлось моё оскорбленное достоинство, — Впрочем, да. Похищения теперь два. Одно неудачное, это когда ваша Гора Георгия плохо связала. Другое, похоже, успешное. Это то, что сейчас.

— Какая Гора? — взвыл Лихогон, — Объясните, я вас умоляю…

Кажется, так же, как и я, Лихогон не переносил, когда что-то не подчинялось его пониманию.

— Гора — это ваш работник. Медэксперт, шпион, похититель. Прозван так Георгием по двум причинам: во-первых, по причине неизвестности его настоящего имени, а во-вторых, из-за размеров тушки.

— Это вы про Мишутку, что ли? Ну да, больше не про кого. Послушайте, а вы при ударе головой, часом, не сильно ударились?

— У вас не настолько костлявые ноги, — отвесила комплемент я.

— Понимаете, — Лихогон тут же принялся делиться соображениями, — Мишутка не мог никого плохо связать. Он может плохо подумать, может опрометчиво поступить, но… если уж он связывает, то навсегда.

— Кстати, — окончательно вспомнила о своей правоте я, и уже не обращая никакого внимания на пистолет, кинулась в наступление, — Ваш Мишутка посмел напасть на моего хорошего друга! У нас даже есть вещественное доказательство в виде фингала и один свидетель. Точнее свидетелей двое, но тот, что на вашей стороне, конечно же, будет утверждать, что ничего не происходило… Зачем ваш Мишутка напал на мою дачу?!

— Напал? — Лихогон громко клацнул челестью, — Так-так… Понимаю, понимаю… Когда это было? О! Возможно, многое станет вскоре на свои места…

— Что? — возмутилась этими недоговорками я, — Немедленно признавайтесь!