Холоднее войны - Чарльз Камминг

– Он пытался. – Амелия поискала в шкафчике кружку, нашла одну и поставила ее на стол. При этом она пробормотала что-то о «свежем молоке». Том неожиданно вспомнил, как Рэйчел потянулась за банкой с чаем, тогда, на кухне, в доме на побережье. Это была мгновенная вспышка в мозгу. – Дело в том, что в городе сейчас находится делегация, – продолжила Амелия. – Все квартиры заняты. Что здорово облегчило нам жизнь.

Том подумал, можно ли сейчас закурить в этом временном офисе, или это будет нарушением закона.

– Может быть, это… дымовая завеса. Он остановится где-нибудь еще, а в отеле даже не зарегистрируется.

Амелия обернулась и немного поколебалась, прежде чем ответить.

– Возможно, – наконец сказала она. – Но на всякий случай я все же послала в Rembrandt команду. Они прибудут завтра утром, во главе с Хэролдом. И займут два номера. Если Райану чем-нибудь не понравится первый, его переведут во второй. Так или иначе, мы будем его видеть и слышать.

Том снова подивился, с какой скоростью Амелия организовала операцию.

– Rembrandt же находится в Найтсбридже, так?

– Все верно, да, – ответила она, наливая в кружку воду.

– Интересно, читал ли Райан «Секретного пилигрима» Ле Карре.

Амелия озадаченно нахмурилась. Том вошел в кухню и налил себе в чашку воды из кулера, который стоял рядом с окном.

– Harrods[24], – сказал он. – Лучшее место во всей Европе, чтобы уйти от слежки. Если парень с подготовкой Клекнера туда зайдет, наши люди потеряют его меньше, чем через пять минут. Столько закоулков, столько комнат, спрятанных внутри других комнат. Это настоящий лабиринт.

– Пустыня зеркал, – медленно произнесла Амелия.

Том видел, что она пытается прикинуть свои возможности в данной ситуации. Как ей собрать команду, достаточную для того, чтобы наводнить целый универмаг, если Клекнер и вправду решит туда отправиться? Понадобится не меньше двадцати человек наружки, на полный день работы и на все пять дней визита Клекнера. Намного больше, чем она может попросить у боящихся всякого риска бюрократов из МИ-5. Том сжалился.

– Позволь мне об этом побеспокоиться. С таким же успехом он может пойти в любой другой крупный лондонский универмаг или музей. – Амелия вытащила из кружки пакетик с чаем и выкинула его в мусорное ведро с педалью. – Просто расскажи мне о его женщинах, – предложил Том, отхлебнув воды из чашки.

У Амелии сделалось озабоченное лицо.

– А что такое с его женщинами, Томас?

– Эльза смотрела его профиль на «Фейсбуке»? Нет ли там упоминания о девушке, которая ему нравится и с которой он спал в свой прошлый приезд в Лондон? – Он попытался вспомнить ее имя. Фото профиля так и стояло у него перед глазами – у девчонки почти полностью была выбрита левая половина головы, но вот имя… Она и Клекнер пообещали друг другу непременно встретиться еще раз, когда он снова будет в городе. – Нам нужно взять под надзор ее квартиру. Ее и любой другой женщины, с кем Райан говорил об этой поездке. У него есть привычка заранее назначать свидания, выходы в свет, даже быстрый секс. Что-нибудь такое она нашла?

– Быстрый секс? – переспросила Амелия тоном шокированной тетушки, вечной старой девы. – Надо будет это проверить. Насколько мне известно, у Райана были планы только навестить своих старых друзей из Джорджтауна.

Том вышел из офиса в начале четвертого. Он купил продукты в Whiteleys, потом еще взял деликатесов из Waitrose на Порчестер-Роуд и ровно в шесть, как полагается, выпил привычную пинту лагера в Ladbroke Arms. Барменша Кейти едва ли не упала ему в объятия, как жена моряка, который долго был в плавании и вот наконец-то сошел на берег. Том принимал во внимание, что это будет первый раз, когда они с Рэйчел (в новом качестве) встретятся на родине. Он ожидал, что в Лондоне она будет более сдержанной и отстраненной, условно говоря, наденет на себя броню, чтобы защититься от чрезмерной привязанности, сберечь свое сердце. Возможно, они оба убедятся, что нечто неопределимое и восхитительное, произошедшее с ними несколько недель назад, – всего лишь головокружительное влечение, курортный роман.

Но как только он вошел в ее квартиру, все вернулось в тот же миг. Они целовались, срывали друг с друга одежду, спотыкаясь, торопились в спальню. Рэйчел была точно такой же, какой он ее и запомнил: опьяняющий запах духов, дурманящие поцелуи, знакомые его ладоням формы ее роскошного тела, ее тяжесть на нем, это странное ощущение – как будто он рассказывал ей о силе своих чувств, не произнося при этом ни слова. Его желание было не просто мощным, в нем присутствовало безумие, дикое неистовство, и он не мог, да и не хотел его сдерживать. Рэйчел отвечала ему с не меньшей страстью и нежностью, что приводило его совсем уж в неземное состояние. Такого он не испытывал практически никогда. Томас Келл видел насилие и отвратительную жестокость, хитрость и искусный обман. Он видел, как убивают людей, как распадаются семьи, как из-за жадности и лжи разрушаются карьеры. Никоим образом он не был сентиментальным и давно уже не имел иллюзий насчет истинных мотивов поведения людей или границ, до которых может дойти человеческая жестокость. Много лет он был женат на Клэр. И несмотря на то что их отношения постоянно подвергались болезненным ударам – Клэр ему изменяла, – Том все же испытывал к своей жене глубокую привязанность. Но ни разу за все свои сорок четыре года он не знал такого смятения, возбуждения, дурмана, такой… благодати, иного слова он подобрать не мог, как рядом с Рэйчел.

Так же как в Стамбуле две недели назад, на закате они оделись и вышли в город, на поиски ресторана, где можно было бы поужинать. («Я наврала насчет того, что приготовлю ужин сама, – нахально призналась Рэйчел. – Мне просто хотелось забраться тебе в штаны».) Они обсудили ее новую работу, проблемы с соседями, семейный отпуск, который Джозефин запланировала на август. Только в конце ужина Том осмелился заговорить о своем предполагаемом назначении главой станции в Анкаре. Они перешли уже ко второй бутылке вина, и ему почему-то показалось нечестным не рассказать об этом.

– Мне предложили постоянную работу в Турции.

– Это замечательно, – сказала Рэйчел. – Должно быть, ты очень рад.

Часть его хотела бы услышать хотя бы намек на разочарование в ее голосе.

– Я пока еще не согласился, – быстро добавил он. – Многое зависит от операции, над которой я сейчас работаю.

Рэйчел опустила глаза. Они оба знали, что Тому не позволено откровенно говорить о работе. Понимая это и ощущая нежелание Рэйчел обсуждать эту тему дальше, Том тем не менее продолжил:

– Это пост твоего отца.

Рэйчел все еще смотрела в стол.

– Что ты об этом думаешь?

Теперь он точно видел, что зашел слишком далеко. Весь ресторан был заполнен парочками, и семьями, и компаниями друзей, и никто из них, казалось, не разговаривал друг с другом. Это было одно из самых любимых заведений Рэйчел, с тайской кухней. Тихонько звучала ненавязчивая музыка, какие-то приятные дудочки, но сейчас она была все равно что звук ногтей, царапающих школьную доску.

– Рэйчел?

– Что?

Снова эта внезапная, яростная вспышка гнева – как в их первую встречу в Стамбуле. Ее лицо превратилось в мрачную, разочарованную маску. Но в этот раз Том знал, что она не пьяна. Видимо, он задел в ней какую-то чувствительную струну, раздражение и печаль, и в результате ее настроение кардинально изменилось.

– Извини, – покаянно произнес Том. – Это было очень глупо с моей стороны. Поговорим об этом в другой раз.

Однако Рэйчел продолжала упрямо молчать. Том постарался завести разговор о книге, которую они оба недавно прочитали, но неприятная атмосфера не рассеялась. Она искрила и потрескивала, как статическое электричество. Рэйчел не отвечала. Том тоже не мог побороть раздражение: как легко пропала романтика вечера! Куда только делись легкость и понимание. Может быть, несмотря на секс и разговоры и тысячи имейлов, они всегда останутся друг для друга относительными незнакомцами? Чужими, в общем, людьми?

– Давай не так, – вдруг попросил он. – Пусть все будет не так. Прости меня. Я вел себя как бесчувственный идиот. Не надо было поднимать эту тему.

– Да ладно, забудь, – вяло отреагировала она.

Но вечер, несомненно, был окончен. Они еще долго сидели молча под напевы дудочек и арфы. Рэйчел со скучным и угрюмым лицом смотрела в сторону. Том, разочарованный и разозленный, понял, что изменить ее расположение духа он не в силах. Наконец Рэйчел встала и отправилась в туалет, а Том расплатился по счету. Через пять минут они вышли из ресторана на серую, мокрую, плохо освещенную, замусоренную ист-эндскую улицу.

– Я думаю, будет лучше, если ты поедешь к себе, – обернувшись, сухо сказала Рэйчел.

Внутри у него взметнулся гнев, однако Том ничего не ответил. Сзади, из ресторана, все еще доносилось пение дудочек. Он развернулся и пошел прочь. Романтик в его душе был удручен и раздавлен, а человек разумный и опытный, другая его часть, страшно злился на Рэйчел за то, что она отреагировала на его слова слишком остро. Том проклинал себя за то, что завел разговор о назначении в Анкару, но Рэйчел он проклинал еще больше – за нетерпимость, непонимание и дурной характер. Могла бы просто пропустить его замечание мимо ушей, если уж оно так ей не понравилось.