Миг власти московского князя - Алла Панова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас ему придавало сил неясное предчувствие чего‑то хорошего, что обязательно должно было сегодня произойти.
Сначала князь никак не мог понять, чем рождено это предчувствие. Может быть, виной тому солнце, сменившее ненастье? Или то, что это первый день веселой Масленой недели? Память, однако, тут же подсказала — перед его глазами вдруг возник образ незнакомки, — и он моментально расплылся в улыбке, чувствуя, как сладкая истома охватывает все его тело. От вчерашней его злобы не осталось и следа. Не вспомнил князь и о той, которая провела с ним прошедшую ночь и, как обычно, покинула его под утро, проскользнув в свою каморку мимо спящего на лавке в горнице Макара.
Князь встал, подошел к ставням и распахнул их яркое радостное солнце, ослепив его, залило опочивальню, не оставив в ней, кажется, ни одного уголка, где бы мог укрыться ночной мрак. Наступивший день обещал быть удачным. Нет! Он просто обязан был стать таким, он не мог быть иным!
Воевода обрадовался, увидев князя в добром расположении духа, полным сил, а главное — желания заняться неожиданно накопившимися за столь недолгое его отсутствие делами. Михаил Ярославич как радушный хозяин пригласил воеводу разделить с ним утреннюю трапезу. Неторопливая беседа началась уже за столом, на котором между плошками, судками и судочками, наполненными медом, сметаной, икрой, вареньями и киселями, высились небольшие стопки блинов, от которых поднимался легкий парок. Оба поглощали еду с видимым удовольствием, перекидываясь короткими фразами, и, вскоре насытившись, по предложению князя решили выйти на двор и там продолжить разговор.
Кажется, до мельчайших подробностей воевода успел узнать от очевидцев о том, что происходило с княжеским отрядом с тех самых пор, как он покинул город, и до его возвращения домой. Михаил Ярославич догадывался об этом и разговор повел прежде всего о том, какое впечатление осталось у него от увиденного. Ведь, по сути, это был первый его выезд за пределы Москвы и знакомство с ближайшими окрестностями города. Правда, и границы княжества простирались не слишком далеко от его столицы.
Егор Тимофеевич внимательно слушал князя, отметив про себя, что, судя по всему, тот увиденным остался доволен, да и прием, оказанный ему жителями деревни Сущево, тоже запал Михаилу в душу. Вслед за князем воевода удивился запустению бывших владений кучковичей, посетовав вместе с ним на превратности судьбы.
— Так решил ли ты, что делать станешь с полоненными? — спросил воевода после того, как князь на мгновение умолк.
— Да вот голову над этим ломаю, — проговорил т0т без прежней уверенности в голосе, — там, в лесу, сгоряча я им пообещал к делу их определить, а вот теперь сомневаться стал, верно ли решил. Что скажешь?
— Думаю, тут с умом надо подойти, — ответил воевода после короткой паузы, — не всех подряд такой милостью одарить, а лишь тех, кто не зверствовал. Достойных выбрать.
— Это я и сам без тебя знаю. Но вот как определишь, кто милости достоин, а кто — кары за грехи, — заметил князь.
— Не скажу, что это просто выяснить, но и особого труда тут тоже нет, — спокойно ответил собеседник, — хоть я такими делами не занимался никогда, но есть великие мастера языки развязывать.
— Таких мастеров звать — последнее дело, — возразил Михаил Ярославич, — помню, как они однажды великому князю помогали, так потом и тайны выведывать было не у кого.
— Я ж не о дознании тебе говорю, — уточнил воевода.
— А о чем же тогда? — спросил князь.
— С каждым отдельно поговорить надобно, — пояснил Егор Тимофеевич.
— Так они перед тобой душу‑то и раскроют, обо всех грехах своих расскажут! — усмехнулся в ответ Михаил Ярославич.
— О своих — нет, а вот о злодействах сотоварищей — с превеликим удовольствием, еще и приукрасят свой рассказ, — объяснял воевода, — ведь прежде надо себя обелить, а для этого вину на других свалить!
— На такие разговоры времени много уйдет, — заметил князь.
— А ты как хотел! За день управиться думал, что ли? — удивился воевода.
— Ну, день, не день, а уж к концу Масленой хотел и себя, и народ вестью доброй обрадовать, — сказал князь неуверенно.
— Скор ты, Михаил Ярославич, как я погляжу, — усмехнулся воевода и потом миролюбиво добавил: — Раз уж решил, так почему ж не обрадовать?
— Но ведь сам ты говоришь, что на все время надобно! — возразил тот.
— Ты бы меня до конца выслушал, тогда, быть может, и спрашивать не пришлось, — сказал воевода, в голосе которого послышалось недовольство.
— Ну, так говори, не томи, — обиделся князь, — я разве против, ты ж сам всего не досказываешь, словно тайну какую открыть мне боишься.
— Хватит уж нам с тобой, Михаил Ярославич, пререкаться словно малым детям, — спокойно ответил воевода, хорошо зная, что на него князь за такие слова в обиде не будет, и сразу же перешел к делу: — Я тебе предлагаю не за всех сразу браться и не со всеми разговор вести, а выбрать для начала пяток. Заодно и посмотреть можно, все ли так пойдет, как ты намечаешь. Ежели, как ты хочешь, получится, то к концу Масленой, к проводам, можно кого‑либо из этих пятерых облагодетельствовать. Ну, а коли заминка случится, так кто тебе, князю, слово посмеет сказать, что ты бродней в порубе долго держишь? Сами они, что ли, али кто из людей мизинных или бояре на это обидятся? Это, князь, ведь твое дело! И никому другому сюда свой нос нечего совать!
— Прав ты, Егор Тимофеевич! — согласился князь. — Что‑то заторопился я очень, а зачем, и сам не знаю. Вот только все никак не решу, как с Кузькой быть.
— Ему, я думаю, мимо кола не сесть, — проговорил воевода задумчиво и, увидев, что князь утвердительно кивнул, продолжил размышлять вслух, решив, что совместными усилиями они придумают, как поступить с главарем. — Говорят, что у него где‑то несметные богатства припрятаны…
— Уж сразу и «несметные», — перебил князь недоверчиво.
— Так люди говорят. А молва, она хоть и не всегда права бывает, но на пустом месте не рождается. Так вот я о чем хотел сказать: есть ли у Кузьки богатства али нет, нам пока не ведомо, а узнать об этом не помешало бы. Поэтому предлагаю я тебе им в первую голову заняться. Дознание ему учинить. Сознается, где награбленное держит, — тебе прибыток.
— А ежели нет у него ничего да и не откроет он тайну свою? — засомневался опять князь.
— Откроет, как не открыть, особенно если ты ему жизнь пообещаешь сохранить, — усмехнулся воевода.
— Как же я такое обещать буду — ты разве забыл, что я намерен с ним сделать?
— Не забыл, не забыл, как можно, — ответил Егор Тимофеевич. — Только ты опять меня не выслушал. Я ж не говорю, что ты сам ему жизнь оставить пообещаешь. А с тех, кто пытать его будет, какой спрос: они, мол, без твоего ведома посулами его подкупили, чтобы он открылся.
— Не думал я, Егор Тимофеевич, что ты в кознях так преуспел, — удивленно усмехнулся князь.
— Разве ж это козни? — с некоторой обидой в голосе сказал воевода. — Будто ты за свою жизнь о настоящих кознях, что для личной выгоды строятся, и слыхом не слыхивал. Я ж для тебя стараюсь! Это ведь не я, а ты, князь, дело делая, на других оборачиваешься, как бы чего не сказали злые рты.
— Так ведь сам так учил! — запальчиво возразил князь. — Говорил, что чистым перед людьми и перед совестью своей надо быть, чтобы ни делал! Разве ж я не прав?
— Как же, прав, конечно! — вздохнул учитель. — Только вот так далеко не всегда получается. Иногда и мараться приходится.
— Ладно, что‑то мы далеко от забот сегодняшних ушли, — примирительно проговорил князь. — Из нашего разговора уяснил я для себя, что нынче же нужно найти человечка, который в дознании силен. В дружине моей что‑то я не слыхивал о таких, может, у посадника кто на примете есть?
— Есть такой, я уже узнал, — кивнул воевода.
— Значит, нужно у посадника все разузнать — а заодно и навестим его! Второе дело — с пленными ватажниками поговорить — кому поручить, пока не знаю. Может, Демиду, — высказал князь предположение и вопросительно посмотрел на собеседника, который опять утвердительно кивнул. — Вот–вот, Демиду, он мужик рассудительный, и глаз у него зоркий, думаю, от него ложь не укроется. Пусть к пленным присмотрится, поговорит с ними, выберет нескольких, с которыми я потом побеседую и судьбу их решу.
— Может, Василько ему дать в помощь?
— Сначала пусть один потрудится, а потом и того пристегнем, сравним заодно, кто из них зорче окажется. Никиту бы тоже к делу определить, а то он без забот дуреть стал, — размышлял вслух князь, и воевода с интересом наблюдал за ним. — Думаю, пусть Кузькой займется. В самый раз ему будет, пусть с тем умельцем, на которого нам посадник укажет, попробует ему язык развязать. Вот, пожалуй, на сегодня и достаточно будет. Али не так? — подвел итог князь и вопросительно посмотрел на собеседника.