Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! - Александр Больных

Бешено нахлестывая коней, противники мчались по раскисшей дороге, и расстояние между ними медленно, но неотвратимо сокращалось. Все-таки тяжеловесные кирасирские кони не предназначены для таких гонок, да и всадники на них сидели более грузные. Петенька сейчас только и успевал молиться за своего благодетеля графа Александра Ивановича, который подарил ему такого превосходного коня. Годревур стоил любых денег. Поэтому первого из пруссаков он настиг довольно быстро. Тот оглянулся через плечо, и белое лицо исказила гримаса ужаса – столь ужасен был вид русского. Оскалившись, Петенька ударил его саблей, и снова уральский булат не подвел. Чудовищный удар отрубил пруссаку руку вместе с плечом.

Следующий пруссак, какой-то совсем молоденький белокурый офицерик, которого настиг Петенька, успел еще вякнуть что-то вроде «Вир капитулирен», но отточенное лезвие вошло ему под мышку, почти не встретив сопротивления. Пруссак заверещал по-заячьи и мешком свалился с коня. Петеньке помстилось, что он еще услышал сдавленный вскрик: «Oh, du ärmster Hans!» Но безумная скачка продолжалась. Следующей жертве майор разрубил голову, одновременно пришпорив несчастного коня, чтобы любой ценой догнать короля. Больше он ничего не видел, не слышал, не знал.

Теперь на Петеньку бросились сразу двое, однако, когда он взмахнул окровавленной саблей, пруссаки, не сговариваясь, шарахнулись в стороны, пропуская его, они просто не решились схватиться с русским офицером. Впрочем, вряд ли судьба обошлась с ними лучше, Петенька услышал взрыв проклятий и лязг сабель. Мальчишки не пожелали отставать от него и схватились с врагами. Особых сомнений в исходе стычки не было, длительное бегство не способствует боевому духу, рука сама наливается свинцом, а глаз теряет меткость. И даже мысль, что сейчас на карте стоит твоя жизнь, мало что меняет – бегство есть бегство.

Вот уже их разделяет не более тридцати шагов и последний конногвардеец. Он, видимо, решил попытаться спасти короля, пусть даже ценой собственной жизни, потому что бросился на Петеньку, словно пушечное ядро. Тот рванул поводья, заставив коня взвизгнуть от боли и свернуть в сторону, ведь столкновение с тяжелым битюгом даже для чистокровного англичанина ничем хорошим кончиться не могло. Одновременно майор вслепую отмахнулся саблей, начисто снеся голову коню пруссака.

Фридрих, втянув голову в плечи, даже не оглядывался, он явно мечтал лишь об одном – оказаться как можно дальше от проклятого русского, который столь безжалостно истребил весь его конвой и сейчас угрожал самому королю. И хотя конь у Петеньки был, пожалуй, получше королевского, но долгая скачка измотала его, и Петенька с ужасом увидел, что расстояние понемногу увеличивается. Казалось бы, вот он, совсем рядом, но не достанешь. В отчаянии Петенька взревел: «Halt! Hände hoch», полностью исчерпав свои запасы немецкого.

Однако Фридрих даже не оглянулся, только пришпорил своего коня. Петенька снова взвыл и принялся охаживать своего коня саблей, понуждая нестись не только изо всех сил, но и сверх того. Но это не помогало, король уходил, медленно, мучительно медленно, но неотвратимо. Петенька пожалел, что у него не осталось пистолетов, выброшенных во время атаки прусского строя, не до того было. Да если бы даже и остались, разве получилось бы перезарядить их на полном скаку? Поэтому в полном отчаянии он сорвал ременную петлю, на которой висела его знаменитая сабля, швырнул ее вдогонку королю, уже ни на что особо не надеясь. Сначала ему показалось, что ничего не произошло. Сабля, неуклюже кувыркаясь, шлепнула королевского коня по крупу, конь неловко взбрыкнул, и сабля отлетела в сторону. Да, Петенька сумел отыграть на этом пару саженей, но что дальше?

А дальше произошло совсем неожиданное. Внезапно королевский конь жалобно заржал, начал припадать на правую заднюю ногу, резко сбросил аллюр и уже совершенно неожиданно повалился на бок, придавив всадника. Ошарашенный Петенька в запале даже пролетел мимо, но тут же остановил запаленно дышащего коня, спрыгнул на землю и опрометью бросился к Фридриху. Конь короля уже поднялся и стоял, шатаясь, поджимая ногу. Сумасшедший бросок оказался очень удачным, конь, брыкнув, порезал себе ногу, похоже, бритвенно-острое фиолетовое лезвие надрезало сухожилие, еще пара шагов – и оно порвалось. Но Петеньку сейчас это не слишком волновало. Он бросился к неподвижно лежащему королю, холодея при мысли, что Фридрих насмерть расшибся при падении, свежи в памяти были предостережения графа Петра Ивановича. Но, к огромному его облегчению, король дышал, хотя глаза его были закрыты. Судя по всему, Фридрих сильно ударился, но жизнь его была вне опасности. Петенька присел и похлопал короля по щекам. Ресницы его дернулись было, но глаза так и остались закрытыми.

Тут послышался стук копыт, и Петенька вдруг понял, что остался совершенно безоружным, даже сабля валялась где-то позади. И если это пруссаки, они его прикончат не задумываясь, так как будут уверены, что спасают короля. Он помотал головой, отгоняя подступающую к глазам муть, медленно поднялся, но голова снова закружилась, и он пошатнулся. Но это были всего лишь корнеты, двое или трое – различить уже не было сил.

– Ваше превосходительство, так это же король?! – взвизгнул кто-то из мальчишек.

– Ага, – невпопад ответил Петенька и мешком осел в мокрую грязь.

Глава 12

Петеньке было не привыкать доставлять важные депеши, однако на сей раз помимо обычных реляций, адресованных Военной коллегии и матушке-государыне, фельдмаршал Петр Иванович вручил секунд-майору еще один особливый пакет, наказав передать его брату Александру Ивановичу. Хотя какие обычные?! Вести были самые наиважнейшие и необычайные, ведь далеко не каждый день удается взять в плен короля, тем более такого, как Фридрих Прусский. И можно было лишь гадать, какие секреты лежат в орленых пакетах, причем велено было в первую очередь побывать именно в Тайной канцелярии и уж потом ехать во дворец. Во всяком случае, его высокографское сиятельство при расставании наказал сугубо:

– Умри, но доставь в целости. В пакетах сих лежит судьба не токмо войны, но всея России. – Потом ухмыльнулся ядовито и добавил: – И твоя судьба тоже. В этом пакете ты везешь и свою будущность, если только не желаешь по смерть пребывать в чинах ничтожных.

Поэтому Петенька не щадил лошадей, загоняя их одну за другой, в гарнизонах требовал лучших и тут же мчался дальше. Его сопровождали шестеро драгун – Шувалов полагал опасным доверяться казакам. Во время ночевок драгуны караулили посменно, имея приказ: стрелять в любого, кто посмеет к двери подойти. Поэтому вся дорога слилась для секунд-майора в единую серую трясущуюся ленту, и в Петербурге у казарм его сняли с коня совершенно одеревеневшим.

Мешкать в таком деле было неможно, а потому Петенька приказал растереть себя водкой и немедленно послал драгуна к Александру Ивановичу. Тот вернулся с приказом быть немедля, Петеньке оставалось лишь застонать жалобно и подчиниться.

Выйдя на улицу, он удивился, когда увидел, что граф Шувалов прислал за ним карету невзрачного вида. Сказать по правде, удивился неприятно, не потому, что хотел золоченых стенок и графских корон на дверцах, просто именно в таких каретах возили взятых за караул в Тайную канцелярию. Даже мелькнула мысль, что его высокографское сиятельство решил за какие-то прегрешения избавиться от него, благо этих самых прегрешений Петенька числил за собой немало. Все делалось по приказу, но что из того? Он уже давно понял, что Александр Иванович лишней мягкостью не страдает, да и нелишней тоже. Дело есть дело, а все остальное не имеет значения.

Но все обошлось, хотя карета и примчала к заднему крыльцу шуваловского дворца. Александр Иванович принял Петеньку без промедления, и по нервному блеску в глазах было понятно, что он очень ждал приезда курьера.

– Ну что?! – выдохнул он.

– Победа. Полная победа, ваше сиятельство. Пруссаки разбиты наголову, наши войска вошли в Берлин, король Фридрих пленен.

Но Петенька страшно удивился, когда граф не то чтобы помрачнел, а прямо-таки почернел и в сердцах треснул кулаком по столу.

– Ну, давай сюда письма, которые брат с тобой прислал. – И, видя, что Петенька замешкался, расстегивая сумку с двуглавым орлом на застежке, нетерпеливо прикрикнул: – Давай, давай, пошевеливайся!

Схватил переданные пакеты и торопливо сломал печать с фамильным гербом Шуваловых – единорогом. Выхватил письмо брата, впился в него глазами, и на губах Александра Ивановича заиграла хищная улыбка. Петенька даже слегка испугался: еще ни разу он не видел начальника Тайной канцелярии таким.

– Отлично, – пробормотал Шувалов, – просто отлично. Значит, прусский стервятник сидит за караулом! Отлично! Сейчас надо подумать, как сие использовать получше и что сделать с пособниками прусскими здесь, в столице. Давай рассказывай, – потребовал он.