Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выйдя из гостиницы, они сели в машину и поехали к станции метро. Подъехали со стороны памятника Ленину, машина припарковалась. Щербаков ещё раз провёл с девушкой инструктаж, показал фотографию Шувалова в форме.
Мария слушала внимательно, опустив взгляд, рассматривала фото. Неожиданно посмотрела на Щербакова:
– Может, мне микрофон малюсенький? Как в кино, чтобы вы всё слышали?
В глазах девочки застыли неожиданно явившиеся испуг и волнение.
И от этого «малюсенький», вкупе с этой худенькой бледной девочкой, её тонкими ножками в обтягивающих джинсах, снова в душу Вениамина хлынула щемящая горечь, но была тут же задушена – стоп! Он положил девочке руку на плечо:
– Нельзя. Он может тебя обнять, почувствует, а у него с собой нож.
Глаза Марии слегка затуманились, но она улыбнулась и понимающе кивнула.
Щербаков не выдержал, наклонился – поцеловал её в щёку, вспомнил слова Эсти, постарался подбодрить:
– Держись, «клюковка». Ты нам поможешь – я знаю. Ты ведь теперь на службе – помни о девочках, которых ты защищаешь, будь умницей.
В нарушение инструкции хотел выйти из машины, проводить Марию до метро, но пересилил себя, остался сидеть. Шувалов мог стоять на крыльце курить, а милиционер коллегу за версту видит.
Мария улыбнулась и вышла из машины.
Погода стояла слякотная, накрапывал мелкий дождик, стеклоочистители у машины были старые, воду смахивали плохо. И Вениамин не понимал: то ли это лобовое стекло такое замутнённое, то ли – у него в глазах.
Только сейчас вдруг подумал – смог бы он отправить к этому маньяку свою дочку? Конечно – нет. Так почему он взял на себя право распоряжаться чужим ребёнком? А если бы это был его сын Сашка? Тот парень, что гонял во дворе мяч. О нём с нежностью в голосе рассказывала мать, и через окно любовался отец, а он – родной папа – чувствовал только недоумение и лёгкое сожаление. Почему же дед с бабкой любили его ребёнка, а он – нет? Может, он просто не способен любить? Что с ним такое? Когда он потерял эту способность – любить, или её вообще никогда не было? Способность? Он с ужасом ощутил, что нет у него той привязанности к ребёнку, той любви, что испытывают родители. Не это ли ему наказание – переживать за чужих детей, забывая своих? Душевная растерянность неожиданно охватила всё его тело, точно вынули стержень, и оно стало распадаться на составные части. Необходимо было чем-то скрепить его заново. В этот момент ему захотелось увидеть какую-то хорошую примету или знак, чтобы тяжесть с души ушла. Он оглядел салон машины, выглянул в окно, но ничего нужного не заметил. Душу наполнила безысходность. Почему же он всегда ищет поддержку в чём-то, а не в собственном сердце, своей душе? Щербаков сжал зубы – надо было работать.
Он включил радиостанцию, перевёл тумблер на нужную волну:
– Первому грузчику, я заказчик.
Радиостанция пискнула, раздался голос:
– Первый грузчик на связи.
– Посылка пошла, – ответил Щербаков, – я на связи…
Начальник оперативной технической группы сидел у мониторов, неотрывно наблюдал за всеми уголками станции метро «Площадь Ленина».
– Вот она! – воскликнул кто-то из сотрудников.
На экране показалась худенькая девочка в джинсовом костюме с хвостиком на голове. Она среди прочих граждан неторопливо прошла в вестибюль метро, стала оглядываться по сторонам. Нашла схему метро, принялась изучать, посматривая на турникеты.
Начальник группы улыбнулся:
– Молодец – всё правильно, так и надо.
Шувалова в зале не было.
Сотрудники начали волноваться – где он? Может, живот прихватило или отпросился на обед? Сколько времени девочка может торчать в вестибюле, не привлекая к себе внимания?
Неожиданно Мария отошла от стенда и начала продвигаться к будке контролёра.
Начальник группы напрягся, просипел, точно она могла услышать:
– Рано! Куда ты?
В это время к контролёру быстро подошёл Шувалов и стал о чём-то говорить.
Оперативники с облегчением выдохнули.
Мария медленно вплотную подошла к беседующим при исполнении мужчинам, с вызовом посмотрела на них и вместо того, чтобы показать проездной, отвернулась в сторону, прошла мимо.
Контролёр заметил её манёвр, резко повернул голову, но беседа с Шуваловым не позволила ему отвлечься. И он, поддерживая разговор, продолжал посматривать в сторону уходящей девушки.
– Эх, не клюнул, – сказал кто-то из оперативников, разочарованно глядя в монитор.
Мария почувствовала, как у неё заколотилось сердце – всё пропало! Что делать? Поехать вниз на эскалаторе, а потом вернуться и начать сначала? Это будет подозрительно. Тем более нет гарантии, что милиционер окажется на месте и обратит внимание. Она сразу его узнала и даже совсем не испугалась – такой опрятный, форма наглажена, чёрные усы аккуратно торчат в стороны.
Маша замедлила движение, чтобы не ступить на эскалатор, стала оглядываться по сторонам, точно искала своего знакомого. Обернулась назад. Увидела, как дежурный, поглядывая на неё, что-то рассказывает милиционеру. Оба улыбаются.
И тут Мария вспомнила, что где-то здесь имеется выход на платформы Финляндского вокзала, откуда идёт электричка на Всеволожск, к Червонцеву. С решительным видом направилась к будке, подошла к Шувалову:
– Извините, товарищ милиционер. Мне кажется, я попала не туда. Мне на поезд надо до Всеволожска.
Дежурный уличающе ухмыльнулся:
– Я видел, как ты не заплатила – проскользнула мимо нас!
Мария смутилась:
– Я просто не думала, что вход на вокзал – платный. А здесь оказались эскалаторы. Я давно не была в городе, жила за границей, только приехала.
Шувалов внимательно смотрел на девочку. Её голубенькие глазки, бледное личико и жиденькие волосики, стянутые в пучок, невразумительный лепет, олицетворяли беспомощность, которая волнующей дрожью отдавалась в его теле. Она ему нравилась, к тому же приезжая – города не знает. Добыча сама шла к нему в руки. Он сделал строгое лицо, скомандовал девочке:
– Пойдём со мной, – повёл её в пикет.
Мария хотела обрадоваться – первая часть задания выполнена, но неожиданно возникший внутри
