Синдром Л - Андрей Остальский

«Очень любезно с вашей стороны», — сказала я, втискиваясь в кабинку. Однако никакой реакции не последовало.

Зато когда мы доехали до первого этажа и уже выходили из лифта, старикан вдруг нарушил молчание и сказал:

— В управлении вашем, Александр, кто сейчас командует? Не генерал Сердюк ли? Я давно его не видел. Думаю, надо навестить старого товарища, потолковать о том о сем. О молодежи нашей, например. У нас ведь проблемы есть с молодежью; как ты, Александр, полагаешь?

Смотрю: Саша мой поплыл. Покраснел и глаза прячет. Чушь какую-то пробормотал в ответ. Дескать, работы в управлении сейчас выше крыши. Намек на то, что не до глупостей пенсионерских.

Вышли. Чуть притормозили у подъезда, чтобы вредный старикан вперед ушел. Но ничего из этого вышло. Тот прошел метров двадцать и уселся на скамейку, откуда мы отлично просматривались.

— У тебя начальник — генерал? — спросила я.

— Да, — ответил мой любимый небрежно, будто был занят более важными делами. Ну да. Он же местность изучал: как бы из поля зрения Петра Алексеевича исчезнуть.

— Значит, и ты — военный?

— Не совсем… но почти что… военизированная организация такая… Ты же знаешь, что сейчас у нас в обществе творится. Милитаризация идет. Из-за внешней угрозы.

— Вот как… И ты точно уверен, что она есть, эта угроза? Ее не выдумали?

— Что ты имеешь в виду? — Наконец-то он сфокусировался на том, что я говорю.

— Да так, — ответила я. — Не обращай внимания.

Деваться нам все-таки было некуда, никак не миновать скамейку, на которой важно восседал Сашин сосед.

Как только мы прошли мимо, он встал и пошел вслед за нами.

И не отставал до самой площади Хо Ши Мина. Там он пропал из виду. Вроде в магазин зашел.

Саша мой с облегчением вздохнул.

— Вот же, черт, привязался! — сказал он. И перешел на громкий шепот: — Шурочка! Любовь моя! Увы, мне пора на работу. Если бы ты знала, как я ее ненавижу, работу эту — потому что из-за нее вынужден расстаться с тобой… Но вечером мы увидимся?.. Увидимся? И ночью…

Он подставил ухо. Ждал, видно, что я прошепчу ему: «Рустам!» И прочие нежности. Но я промолчала. Мне надо было подумать. Что-то с чем-то не увязывалось. Как мог полевой командир сепаратистов оказаться внедренным в секретную военизированную организацию под началом генерала Сердюка? Это уж как-то совсем невероятно… Что-то здесь не так. Первое, что приходит в голову…

Нет, решила я, надо прежде всего расстаться с ним, спокойно побродить по городу, посидеть где-нибудь одной, остыть, прийти в себя от шока, обдумать все возможные версии.

Поэтому я поторопилась распрощаться.

— Позвони мне, — сказала сакраментальную фразу. Он огорчился. Сильно.

Пробормотал:

— Ты хоть номер телефона дай.

Я быстро накорябала номер на трамвайном билете. Хотела было даже исказить нарочно одну цифру. Есть у меня такой прием — чтобы избавиться от докучливых ухажеров. Но все же не решилась. Потому что не пришла еще ни к какому определенному выводу о нашем с ним будущем. Написала как есть: 236-2695.

— А твоя фамилия как? — спросил.

«Это еще зачем?» — хотела сказать, но не сказала. Вместо этого сообщила ему правду, не тайна, в конце концов.

— Верницкая.

Я смотрела на него и видела, как сильно он расстроен, бедняга. Просто лица на нем нет. Жалость кольнула в сердце, захотелось обнять его, сказать: не расстраивайся, может, все еще будет хорошо! Но я взяла себя в руки, клюнула его в щеку, как дальнего родственника… Его от этого еще сильнее передернуло. Он схватил бумажку, впился в нее глазами…

И вдруг какая-то сильная эмоция промелькнула в глазах, словно что-то особенное увидал в этом наборе цифр. Будто он узнал номер…

Но откуда он мог его знать? Ерунда! А может, он из этих, из нумерологов, что верят в магию чисел? Сложил все цифры в моем номере и получил сумму: тридцать три. И сказал себе: вот, добрый знак!

Впрочем, может, тут что-то совсем другое. А я уже готова ему приписывать такую глупость, такую чушь собачью только потому, что раздражена и взволнована. Где же презумпция невиновности?

— Мне в метро, — глухо сказал он, и я снова ощутила укол жалости. Но, отогнав это чувство, сказала:

— Ну давай! Удачи!

Потом не удержалась, добавила:

— С трубами твоими.

Он взглянул на меня укоризненно, покачал головой и уныло побрел к метро.

А я осталась. Постояла, огляделась. Увидела вывеску «Гастроном». Магазин был большой, можно было рассчитывать на наличие кафетерия. И действительно, кафетерий имел место быть. Кофе настоящего, естественно, не было, налили в стакан какой-то коричневой бурды не очень приличного цвета. Но — какая разница. Главное, выпить чего-нибудь горячего, согреться. И подумать.

Но думала я недолго.

— Разрешите? — послышался рядом скрипучий голос.

Подняла глаза: батюшки-светы! Давешний старикан — Сашин сосед! Только его и не хватало! Но не откажешь ведь человеку в посадочном месте за столиком общественного кафетерия?

Я кивнула ему и отвернулась. Огляделась: ни за одним другим столиком свободных стульев не было. Придется поторопиться, решила я, быстренько допить бурду и рвануть куда-нибудь, где нет старых злыдней. «Сейчас приставать будет, нотации читать», — с отвращением думала я. И не угадала.

Так или иначе, поначалу я решила наплевать на вежливость, не отвечать ни на какие вопросы, а извиниться сухо и покинуть местность без боя.

Но тут меня осенила мысль, что, может, и нет худа без добра, надо воспользоваться ситуацией и попытаться кое-что выведать у старого маразматика. Вдруг он сможет предоставить дополнительную информацию о своем соседе.

Однако, к моему большому сожалению, старик, казалось, и не думал вступать ни в какие разговоры. Не глядя на меня, он с видимыми усилиями работал вставными челюстями, пытаясь справиться с позавчерашней ватрушкой. И занятие это явно требовало от него максимальной концентрации сил и внимания.

«Удивительно, — подумала я. — Неужели это простое совпадение, что он за моим столиком оказался? А ведь и правда, других-то мест не было, куда еще ему было деваться со своим малосъедобным хлебобулочным изделием? Но возможно ли, что он меня не узнал?»

Честно говоря, лет этак с двенадцати я не могла припомнить случая, чтобы кто-то, хоть раз увидев, забыл, как я выгляжу. Но что поделаешь: старость, видно, не радость… Обидно, конечно, что с ходу придуманный план не сработает только потому, что у старика проблемы то ли со зрением, то ли с памятью, то ли и с тем, и с другим.

Ладно, решила я, не буду задирать нос. Чего уж там. Начну разговор сама. Допив сладкую бурду и дождавшись, когда старикан проглотит очередной кусок ватрушки, я заговорила.