Убийство на голубой яхте - Лесли Чартерис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Голубых?
— Голубых… зеленых… всяких, — он посмотрел на меня внимательно. — Цвет тут не имеет большого значения… ее могли уже перекрасить.
— Посреди залива?
— Хотите знать мое мнение, — он улыбнулся. — По-моему, яхта вообще не выходила в открытое море и находится где-то поблизости. Вы утверждаете, что она двигалась на полной скорости среди мелей, без малейшего труда?
— Да, — подтвердил я.
— А вчера была темная безлунная ночь.
— Да, вчера действительно было очень темно.
— Так вот… Это говорит о прекрасном знании местности. Они ведь двигались без огней, не так ли? А я хорошо знаю этот заливчик, и что здесь происходит во время отлива. Некоторые повороты под силу только угрям. Вы преследовали их на лодке, гребя все время?
— Да.
— Ну и что? Яхте удалось скрыться от вас, не правда ли? И вы не заметили ее на реке? Гм, ну что же… — Он направился к своему старенькому «шевроле». — К сожалению, я не имею ни малейшего понятия, кто хозяин иола… Спасибо вам за помощь. До свидания.
— Значит ли это, что вы не намерены начинать следствие? — расстроилась Мэри.
— Ну что вы, миссис, конечно же мы проведем обстоятельное расследование.
— Убита женщина, — печально продолжала Мэри. — Там было двое мужчин. Полотенце в красно-белую клетку; иол голубой… голубой…
— Я вам верю и очень благодарен за информацию. А сейчас до свидания.
Он помахал нам рукой, нажал на стартер и скрылся между деревьями в облаке пыли.
— Какой болван! — выдохнула Мэри.
3
Мэри была подавлена этой историей. Лейтенант Рейнольдс не внушал ей доверия. Я пытался убедить ее, что машина правосудия приводится в движение постепенно, и дядя Сэм знает, что делает; но без малейшего результата.
— Этот юный болван, — сказала она, — никогда в жизни не найдет убийц. — Присев на ступеньках, ведущих в кухню, она закурила сигарету. — Убийцы будут разгуливать на свободе, а их несчастная жертва навеки останется на дне залива, не отомщенная, покоясь в своей водяной могиле.
— Успокойся, Мэри, прошу тебя. Ведь мы ее даже не знаем. Ни ее, ни убийц.
— Вот именно, и это самое ужасное, — она посмотрела на меня прекрасными грустными глазами. Губы у нее дрожали. — Они-то знают, кто мы.
— Мне наплевать на это.
— А мне нет, — она обхватила руками маленькие колени и начала раскачиваться. Ее взгляд был устремлен на блестящую поверхность воды. — Мы наделали немало шума. Кричали, суетились, пытались их догнать. Они знают, что мы их видели наверняка попытаются что-нибудь предпринять.
— Интересно, что же? — спросил я с иронией.
— Наверное они вернуться и попытаются от нас избавиться. Мы единственные свидетели преступления.
— О, боже, — вздохнул я. — Ну и воображение! Возьми себя в руки, и пойдем съедим чего-нибудь. Я хотел бы сегодня еще немного поработать.
— И все же, Джек…
Мэри приготовила еду, а я сделал два коктейля, но ни то, ни другое не улучшило ее настроения. Она беспрестанно рассуждала о различных ошибках, какие, по ее мнению, мы совершили ночью. Проклинала свое зрение.
— Если бы я хоть название яхты сумела рассмотреть! Не понимаю, почему мы не взяли фонарь! — постоянно повторяла она, ковыряя вилкой салат из крабов. — А наша дурацкая лодка. Черепаха наперегонки с зайцем… Послушай, Джек, может мы сами проверим все голубые иолы в округе?
— Неужели ты думаешь, — воскликнул я, — что у меня нет более важных дел?
— Вероятно голубых иолов не так уж много… как ты считаешь? И все суда должны быть где-то зарегистрированы. Может быть в городке нам удастся хоть что-то разузнать?
Пойдут слухи, разговоры, начнут задавать вопросы, и это непременно насторожит преступников. Оставь эти идеи, моя дорогая.
— Я бы сделала все очень деликатно, — она продолжала сидеть, подперев рукой подбородок, не притрагиваясь к еде.
Раздраженный, я вышел из комнаты и направился в свою творческую мастерскую, где были установлены мои инструменты. Здесь я попытался сосредоточиться на работе, но безрезультатно. В конце концов, я позвал Мэри. Она была моим критиком, иногда ассистентом и, вообще, я очень любил работать в ее присутствии. Прибежав, она улеглась на диванчике с серой обивкой. На этом фоне ее силуэт представлял собой пурпурную букву S. Однако Мэри продолжала свои рассуждения.
— Как ты думаешь, могли кто-то еще, кроме нас, заметить эту яхту? Может какой-нибудь рыбак? Или ловец устриц? Ведь она должна была пройти по всей реке, чтобы попасть в нашу бухту! Может она находилась там еще днем? В такое время года яхты редко выходят в море. Возможно, кто-то запомнил ее название.
— Оставь это лейтенанту Рейнольдсу.
Я возился с магнитофоном.
— Мне кажется, Джек, что он совсем не доверяет нам. Что ж… мы действительно довольно странная пара… Наверное, он принял нас за пьяниц.
— Успокойся, дорогая.
— Разреши мне взять «ягуар». Я хотела бы съездить в магазин. У нас кончились яйца. Обещаю тебе, милый, что буду очень осторожна.
— Ну, хорошо… — вздохнул я.
Один импресарио из Нью-Йорка очень заинтересовался моими работами. К февралю я обещал представить ему свое новое произведение «Метопи», над которым сейчас работал. Было уже два часа дня, и в голове вертелось множество интересных идей. Поэтому я был доволен, когда за Мэри захлопнулись входные двери.
Но прошло несколько минут, и дом неожиданно показался мне совершенно опустевшим. Конечно же, художнику необходимы покой и тишина. Я стремился к этому во Франции, в Италии, в Испании. Мне было известно, что если я, Джон Уайльд Лидс Второй, хочу, чтобы мое имя означало нечто большее, чем символ большого состояния, то я должен изолировать себя от общества и целиком погрузиться в творчество. Но, честно говоря, я не переношу полного одиночества. Мне приятно присутствие Мэри в доме, сознание того, что она бродит где-то внизу, что принесет мне чашку чая или чего покрепче, и тем самым прервет монотонность моей ежедневной работы, облегчит ее. Без Мэри все, к чему я стремился, утрачивало всякий смысл. Поэтому, несмотря на то, что сегодня она немного действовала мне на нервы, я болезненно переживал ее отсутствие.
Я, композитор-авангардист, сочиняю экспериментальную музыку в основном для ударных инструментов собственного изобретения и записываю ее на магнитофон. Основным для меня являются ритм, тембр и сила звука, и потому моя музыка бывает очень громкой. Но, несмотря на то, что сегодня я как раз работал над громкими партиями, мне казалось, я слышу тишину, царившую в нашем маленьком доме. Когда звуки музыки ненадолго стихали, до меня доносилось поскрипывание старой мебели в гостиной, стук оконной рамы в спальне, меланхоличное капание неисправного крана в ванной. Я также чутко воспринимал звуки, доходящие до меня снаружи. Плеск прибрежных волн, шуршание мускусных крыс в камышах, и, даже, как мне казалось, шум солнца, проплывающего над бескрайними полями.
Прекрасный солнечный день неожиданно показался мне полным скрытой угрозы.
Мы, как верно заметила Мэри, подвергались опасности.
Я попробовал убедить себя, что страшный ночной крик был всего лишь отвратительным кошмаром. Мэри пыталась удержать воспоминания о событиях прошедшей ночи в нашей памяти, мне же представлялось, что хотя мы, несомненно, оказались свидетелями смертельной борьбы, но у нас не было никаких доказательств, что совершено убийство. У меня не укладывалось в голове, что двое взрослых мужчин, собираясь убить человека, причалили на своей яхте возле жилого дома, хотя в нашей местности предостаточно укромных закутков.
Но, однако, мы слышали этот жуткий крик.
И сразу после этого на яхте погасили огни, подняли якорь и бросились удирать куда подальше.
Я сидел в мастерской и слушал монотонное тиканье часов. Было уже три, а Мэри все не возвращалась. Полчетвертого. Начали сгущаться сумерки, и чудесный солнечный день был полностью испорчен. Я не спеша обошел вокруг наших владений, прислушиваясь к шороху ветра в прибрежных камышах и всматриваясь в пыльную дорогу, выходящую из леса, который казался мне сегодня более густым и темным, а с каждой проходящей минутой и более опасным, чем обычно.
Что могла Мэри так долго делать в этом противном, грязном городишке? А если с ней что-нибудь произошло? Может она попала в аварию? Я начал бояться за нее. А вскоре испугался и за себя.
Потому что, когда я повернулся, чтобы направиться домой, то увидел, что в нашу бухту входит яхта.
Почти бесшумно она скользила по водной глади. Белоснежные паруса четко выделялись на фоне темно-синего неба. Корпус яхты был пронзительно голубого цвета.
Она плавно развернулась и сейчас направлялась прямо к нашей пристани.
Я замер.
На палубе яхты находились двое мужчин.