Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раньше — не думал, — сказал Колька наконец. — А сейчас… иногда думаю, но всё равно не верю, что могу умереть. Умом понимаю, что не просто что могу, а обязательно ум-ру, причём — как это? — насильственной смертью. А всё равно не верю… Помнишь, когда мы сражались с при… ну, под Москвой — меня ранили в плечо и в бедро? Я так испугался тогда…
— А я вот не верю, что после смерти ничего нет, — Арнис закинул руки под голову. — Я и там… дома не очень верил, что там — ничего. А тут — в бога хочется поверить.
— В какого бога? — удивился Колька.
— Не в Христа. Хотя я ведь крещёный. И мать у меня верующая — не знал?.. Не в Хрис-та, а в кого-то, кто больше… соответствует. Может быть, ещё и поверю, если тут подольше проживу…
134.
— А из Олега получился хороший командир, — сменил тему Колька. — Я даже не ожидал…
— А я ожидал, — Арнис улёгся поудобнее и, закутываясь в одеяла, повернулся к Кольке. — Понимаешь, Коль, я вот думаю… Что бы с нами не произошло… Но понимаешь, тут есть кое-что хорошее.
— Хорошее? — удивился Колька.
— Хорошее, — убеждённо кивнул Арнис. — Понимаешь, тут страшно бывает, а в то же время — тут все словно бы показывают то, на что способны. Нас цивилизация вообще-то сильно давит. Человек так всю жизнь и проживает, не зная, что может. А тут… — Ар-нис замялся, не находя слов, но потом продолжал уверенно: — Тут можно показать то, что в нас глубоко спрятано. Ну — от предков досталось, что ли?
— Что, у Олега в предках были князья? — не понял Колька. Арнис вздохнул:
— Да при чём тут это…
…Ветер вновь сорвал где-то в горах камнепад. А в небольшом гроте на склоне горы посреди рощи спали за угасающим огнём трое завернувшихся в одеяла мальчишек.
Бертран де Борн
К стенам, где кладку серых камней
Плавит тепло лучей,
Мы направляем своих коней
И острия мечей.
Шёлк моего плаща — белый саван
Проклятой Богом орде…
Ave Mater Dei!
Есть два пути — либо славить свет,
Либо сражаться с тьмой.
Смертью венчается мой обет,
Как и противник мой.
Крест на груди моей ярко-ал,
Как кровь на червлёном щите…
Ave Mater Dei!
Лица — в темницах стальных забрал,
Сердце — в тисках молитв.
Время любви — это лишь вассал
Времени смертных битв.
Взгляд Девы Пречистой вижу я
В наступающем дне…
Ave Mater Dei!
Если я буду копьём пронзён
И упаду с коня,
Ветром мой прах будет занесён
С павшими до меня.
Нет, это не смерть, а только
Ангельских крыльев сень…
Ave Mater Dei!
Время смешает наш общий тлен,
Пылью забьёт уста.
Буду лежать я в Святой Земле
Так же, как гроб Христа.
И время обмануто —
Hajls Вифлеемской звезде!
Ave Mater Dei!
Ave Mater Dei!
* * *
Было ещё совсем темно, когда я поднялся. Мне казалось, что первым. Но я сильно ошибся — во-первых, этот наш новенький — поляк Богуш, завернувшись в одеяло, сидел на своём месте, о чём-то явно размышляя. Около костра на корточках разместился Игорь Басаргин. А в районе склада слышался сдержанный шум — там явно хозяйничал кто-то из девчонок.
Зевая и потриая лицо, я выбрался из-под одеял и, ёжась спросонья, подсел к огню. Мы с Игорем обменялись кивками.
— Ну что, пойдём? — после довольно долгого молчания спросил он. Я взглянул на часы. Они шли исправно, но я не был уверен в точности того, что они показывают — мы пере-мещались, и я подводил их на глазок, по солнцу. Было пять.
— Пойдём, буди ребят и кого-нибудь из девчонок, — кивнул я, — пусть приготовят поесть.
— Никого будить не надо, — Ленка Власенкова вышла из складского помещения, — я всё приготовлю… Мальчишек вот поднимайте.
— Доброе утро, Лен, — поздоровался я…
…Поднимались мальчишки как обычно неохотно, переругиваясь (впрочем, тоже оч-
135.
ень вяло), натыкаясь друг на друга и спотыкаясь. Что интересно — в такие моменты ме-ня охватывало острое и очень приятное чувство какой-то особенной близости со всеми этими "паразитами". Подобное я переживал и там, на той Земле, в походах — но тут это сделалось абсолютным. Не знаю, испытывалил ли это остальные. По-моему — да.
Девчонки непобедимо спали. Принимая из рук Ленки довольно-таки скудный завт-рак, я дружелюбно ей сказал:
— Нас проводишь и ложись спать. Сколько можно глаза таращить?
— Лягу, — согласилась она. — Олег, вы бы ещё дров принесли. Скажешь, а?
— Скажу, — пообещал я.
— Угу, спасибо, — кивнула она, направляясь к лежаку.
— Значит так, — перешёл я прямиком к делу. — Ты, Сморч, Андрюшка и ты, Басс — оста-вайтесь на охране. Север, Щусь, Фирс — пойдёте за дровами и таскайте, пока не опухне-те. Или пока Ленка не скажет: "Хватит."
Фирс присвистнул:
— Да уж. Мы как раз скорей опухнем…
— Лучше опухнуть, чем замёрзнуть, — вскользь заметил я. — А мы с Сергеем пойдём охо-титься… Богуш, — окликнул я поляка, — пойдёшь с нами. Сергей, подбери ему оружие… И вообще — кончаем жевать и переодеваемся в парадную форму.
Снаружи вошла Наташка крючкова, развязывая ремень с оружием.
— Там холодно, — сообщила она, — и туч нет… Мальчишки, вы уже встали?
— Уже встали, уже уходим, — конспективно ответил я, затягиваясь в куртку. Мы пора-зительно быстро привыкали к новой одежде и, хотя у всех сохранились какие-то детали (а то и полные комплекты!) "старого туалета", их уже почти никто не носил.
— Не задерживайтесь, — предупредил я и обратился к Сморчу: — Если кто будет тут кру-титься — гони на работы. Пинками.
— Будь спок, — Сморч похлопал по рукояти топора. — Первым, кстати, выгоню тебя.
— Я и сам уйду, — пообещал я, поднимая Танюшкину аркебузу и мешочек с пулями.
Танюшка спала. Мне почему-то очень-очень захотелось, чтобы она проснулась и что-нибудь сказала мне напоследок… и, может быть, поцеловала… Я даже задержался над Танькой — но она продолжала спать, как сурок (или сурчиха), даже дыхание не изме-нилось, и я, удержав печальный вздох, пошёл к ребятам.
Мне почему-то было очень обидно…
… - Ты зачем его взял? — напрямую, хотя и тихо, поинтересовался Сергей, остана-вливаясь, чтобы поправить ремни. — Он же никогда не охотился, сразу видно.
— Вот и пусть учится, — так же тихо ответил я. — В конце концов — ему теперь с нами жить.
Поляк подошёл, нагнав нас. он вооружился палашом, метательным топором, охот-ничьим ножом и кистенём. Мне, если честно, хотелось бы знать, умеет ли он хоть чем-то из этогшо арсенала пользоваться. А вот Сергей напрямую поинтересовался:
— Слушай, без обид, Богуш — ты хоть чем-нибудь из своего арсенала умеешь пользоваться?
Ему пришлось повторить это несколько раз и медленно, помогая себе такими бурными жестами, что я не выдержал — засмеялся. Сергей обиделся:
— Между прочим — твою работу делаю, ты князь и о своих людях всё должен знать…
Так или иначе, но польский мальчишка его понял и почти так же пояснил, жестикулируя, что (он покраснел так, что даже в неверном полусвете это было видно) танцевал в ансамбле народных танцев карпатских горцев с почти таким же топором-чупагой. И умеет обращаться с пастушьим кнутом — дед научил, — поэтому и взял кистень.
— И то хлеб, — посмотрел я на Сергея. — Ладно, пошли…
…Совсем рассвело, когда мы добрались до говорливой горной речушки, весело
136.
прыгавшей с камня на камень куда-то в долину. Впрочем, сейчас, в утренние глухие часы, её беззаботный плеск звучал одиноко и как-то настораживающе. У подножья Карпат эта речушка уходила в болото, на котором гнездилось чудовищное количество уток и диких гусей — девчонки ловили их петлями и без конца коптили, причём половину копчёного мы вместе сжирали, "не отходя от кассы", и лишь вторую половину Ленка с трудом отвоёвывала на хранение. Копчёная дичь в Союзе считалась страшным дефицитом, но мы все ели её в походах и любили.
Правда сейчас нас сюда привели не утки и гуси, а мысли о более солидной добыче. Я уселся в густой, хотя уже сплошь жёлтой листве дуба над речкой. Сергей с Богушем залегли среди камней ниже по течению. Напротив нас — примерно на равном от них и от меня расстоянии — был небольшой песчаный пляж, тут и там расчёрканный самыми разными следами.
Зарядив аркебузу (не подшипником — их мы берегли — а подходящей галькой), я улёгся-уселся в очень удобном сплетении ветвей, положив оружие перед собой. Ажурная золотая занавеска листвы скрывала меня полностью; сверху я видел ребят за камнями, но с земли их едва ли мог бы заметить даже самый острый глаз.
Теперь надо было ждать.
По характеру я очень нетерпелив. Но, как и многие целеустремлённые люди (а даже недоброжелатели признавали, что я именно такой человек), я сумел приучить себя ждать, если нужно, подолгу и спокойно. Особенно это касается ожидания в дикой природе, которой плевать на проблемы человека и его устремления. Не обладая технической мощью, под природу можно только подстраиваться, подлаживаться, чтобы в конечном счёте взять своё.