ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ - ДЖОРДЖО ВАЗАРИ

Вернемся, однако, к Пьетро Лаурати: закончив доску, о которой говорилось выше, он выполнил много вещей в Риме в Сан Пьетро, погибших позднее при строительстве нового Сан Пьетро. Выполнил он также несколько работ в Картоне и в Ареццо, помимо уже названных, кое-что в церкви монастыря черных монахов Санта Фьора и Санта Лучилла и, в частности, в одной из капелл – св. Фому, вкладывающего персты в рану на груди Христа.

Учеником Пьетро был сиенец Бартоломео Бологини, расписавший в Сиене и других местностях Италии много досок; во Флоренции его рукой выполнена та, что находится на алтаре капеллы св. Сильвестра в Санта Кроне. Работали эти мастера около 1350 года после Рождества спасения нашего. В моей много раз упоминавшейся Книге есть рисунок, выполненный рукой Пьетро, где с величайшей выразительностью простыми, но естественными линиями изображен шьющий сапожник – такова и была манера, присущая Пьетро. Портрет его, написанный рукой Бартоломео Бологини на доске, находился в Сиене; несколько лет тому назад я срисовал его так, как это видно выше.

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АНДРЕА ПИЗАНО СКУЛЬПТОРА И АРХИТЕКТОРА

Никогда не бывало так, чтобы искусство живописи процветало, а скульпторы в своем занятии не обнаруживали бы превосходных успехов, и об этом свидетельствуют, если хорошо присмотреться, произведения всех времен; ибо поистине оба эти искусства – сестры, рожденные единовременно и направляемые единой душой. Это видим мы и по Андреа Пизано, который, занимаясь скульптурой во времена Джотто, внес в это искусство такое улучшение, что за свои дела и знания почитался в этой деятельности мужем величайшим из тех, что до той поры были у тосканцев, и в особенности в литье из бронзы. И посему всеми, кто его знал, в особенности же флорентинцами, работы его почитались и вознаграждались настолько, что не жаль ему было расстаться с отечеством, родственниками, состоянием и друзьями. Этому немало способствовали и те трудности, с которыми до него сталкивались мастера ваяния, скульптуры коих были столь грубыми и дюжинными, что по сравнению с ними работы мужа сего всяким, кто их видел, почитались чудом.

А о том, насколько первоначальные скульптуры были неуклюжими, как об этом говорилось в другом месте, могут свидетельствовать некоторые из расположенных над главной дверью Сан Паоло во Флоренции и некоторые каменные, находящиеся в церкви Оньисанти, выполненные так, что вызывают в зрителях скорее смех, чем какое-либо восхищение или удовольствие. Несомненно, что когда сущность скульптур была утеряна, все же гораздо легче было обрести искусство ваяния, ибо тело и внешний вид людей совершенно круглы, как того и требует скульптура, чем искусство живописи, в котором не так-то скоро и легко можно найти прекрасные контуры и добрую манеру для показа этих свойств человеческого тела. А ведь именно эти свойства в работах живописцев и придают им величие, красоту, изящество и прелесть.

В одном отношении трудам Андреа благоприятствовала и судьба, ибо, как говорилось в другом месте, благодаря многочисленным победам, одержанным пизанцами на море, в Пизу были свезены многочисленные древности и саркофаги, находящиеся и теперь вокруг собора и на Кампо Санто; они-то и принесли ему большую пользу и сильно его просветили, чего не мог получить Джотто, ибо не сохранилось столько древних живописных работ, сколько сохранилось скульптурных. И хотя часто статуи повреждались огнем, разрушениями и яростью войн, засыпались землей и перевозились в разные места, все же человек понимающий распознает различие манер всех стран: так, например, египетская отличается тонкостью и выгнутостью фигур, греческая – искусством и большим знанием обнаженных тел, а лица имеют почти одно и то же выражение, древнейшая же тосканская беспомощна в передаче волос и достаточна груба. Что же касается римской манеры (я называю римлянами главным oбpазом тех. которые после завоевания Греции обосновались в Риме, куда было свезено все, что было в мире хорошего и красивого), то она, скажу, была столь прекрасной в выражении лиц, в позах, движениях, в обнаженном теле и в тканях, что, можно сказать, изо всех остальных провинций было извлечено все прекрасное и сведено к одной манере, которая должна была стать, как она и стала, самой лучшей и более того, самой божественной из всех. Все эти прекрасные манеры и искусства исчезли ко времени Андреа, и осталась в ходу одна единственная, завезенная в Тоскану готами и огрубевшими греками.

И вот, изучив новый рисунок Джотто и те немногие древности, кои были ему известны, он по своему разумению настолько в основном утончил грубость столь неудачной манеры, что начал работать лучше и придавать вещам гораздо большую красоту, чего в этом искусстве до него не делал еще никто. А так как на талант его, хорошую работу и сноровку обратили внимание, то заслужил он на родине поддержку от многих и, будучи еще молодым, он получил в Санта Мариа, а Понте заказ на несколько мраморных фигурок, которые составили ему столь доброе имя, что с величайшим настоянием он был приглашен работать во Флоренцию для попечительства Санта Мариа дель Фьоре, которое, когда был начат фасад с тремя дверями, испытывало нехватку в мастерах для историй, намеченных Джотто в начале этого строительства.

Итак, Андреа отправился во Флоренцию на службу к названному попечительству, а так как в это время флорентинцам хотелось доставить приятное и быть друзьями папе Бонифацию VIII, который тогда был первосвященником церкви Господней, то они и пожелали, чтобы Андреа прежде всего изваял из мрамора портрет названного папы. Приступив тотчас же к этой работе, он не прекращал ее, пока не завершил фигур папы и св. Петра и св. Павла, между которыми он стоит; три фигуры эти были помещены на фасаде Санта Мариа дель Фьоре и находятся там и ныне. Затем Андреа выполнил для нескольких табернаклей или же ниш средних дверей названной церкви фигуры пророков, по которым видно, что он внес в искусство большое улучшение и превзошел качеством и рисунком всех, кто до того работал для названной постройки. Почему и было решено все значительные работы передавать ему, а не кому-либо другому. И потому немного спустя и были заказаны ему четыре статуи главных отцов церкви – св. Иеронима, св. Амвросия, св. Августина и св. Григория. И когда он завершил их, заслужив благодарность и восхваление не только попечителей, но и всего города, ему были заказаны еще две другие мраморные фигуры той же величины, а именно св. Стефана и св. Лаврентия, находящиеся ныне на названном фасаде Санта Мариа дель Фьоре, на крайнем углу.

Андреа равным образом выполнил и мраморную Мадонну высотой в три с половиной локтя с младенцем на груди, ту, что над алтарем церковки братства Мизерикордиа на Пьяцца Сан Джованни во Флоренции, произведение в те времена весьма прославленное, в особенности за то, что он по обе стороны Мадонны приставил двух ангелов, в два с половиной локтя каждый; для произведения этого, весьма хорошего, в наши дни сделал деревянную раму мастер Антонио, прозванный иль Карота, внизу же находится пределла, полная прекраснейших фигур, написанных маслом Ридольфо, сыном Доменико Грилландайо. Равным образом Андреа выполнил и ту поясную мраморную фигуру Богоматери, что над боковой дверью того же братства Мизерикордиа на фасаде Чалдонаи; работа эта весьма восхвалялась за то, что он вопреки своему обыкновению подражал в ней доброй древней манере, от которой он, впрочем, и не был далек, как о том свидетельствуют некоторые его собственноручные рисунки в нашей книге, в которых изображены все истории Апокалипсиса.

А так как в юности своей Андреа занимался архитектурными вещами, то флорентийская Коммуна воспользовалась случаем занять его и этим; а именно после смерти Арнольфо и ввиду отсутствия Джотто ему был поручен проект замка Скарпериа, что в Муджелло, у отрогов Альп.

Кое-кто говорит (я бы не стал утверждать, что это правда), что Андреа пробыл год в Венеции и изваял там из мрамора несколько фигурок на фасаде Сан Марко и что при мессере Пьетро Градениго, доже этой республики, составил проект Арсенала; но так как об этом мне не известно ничего, кроме того, что, как я обнаружил, некоторыми было написано понаслышке, то пусть всякий об этом думает по-своему.

По возвращении Андреа из Венеции во Флоренцию город, опасаясь нашествия императора, быстро соорудил при участии Андреа часть каменных, на растворе стен в восемь локтей, на участке между Сан Галло и Пратскими воротами; в других же местах были устроены бастионы, палисады и другие надежные укрепления из земли и дерева.

А так как за три года до того он, к большой для себя чести, обнаружил свои достоинства в бронзовом литье, когда он послал папе в Авиньон через посредство Джотто, своего ближайшего друга, проживавшего тогда при названном дворе, прекраснейший литой крест, то ему теперь и было поручено вылить из бронзы одну из дверей храма Сан Джованни, прекраснейший рисунок которой был в свое время сделан Джотто. Ему, говорю, было поручено завершить ее, ибо среди многих, работавших до того времени, он был признан наиболее достойным, наиболее опытным и наиболее дельным мастером не только Тосканы, но и всей Италии. Таким образом, он к этому и приступил с духом, полным решимости не щадить ни времени, ни трудов, ни рвения для выполнения работы столь важной; и судьба благоприятствовала ему настолько в этом литье, что он в те времена, когда еще не знали тех секретов, которые теперь известны, в течение двадцати двух лет довел эту работу до того совершенства, какое мы видим ныне. И более того, он выполнил в то же время не только табернакль главного алтаря Сан Джованни с двумя ангелами по сторонам (почитавшимися прекраснейшими), но, также по рисунку Джотто, и мраморные фигуры, служащие завершением двери кампанилы Санта Мариа дель Фьоре, и вокруг той же кампанилы в отдельных ромбиках семь планет, семь добродетелей и семь деяний милосердия полурельефом с малыми фигурками, получившими тогда большое одобрение. Выполнил он также в то же время три фигуры, в четыре локтя каждая, которые были поставлены в нишах названной кампанилы под окнами, выходящими туда, где теперь Сиротский дом, то есть на юг, и фигуры эти были в то время признаны более чем дельными.