На всех фронтах - Борис Яроцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видимо, полицейский начальник тоже смекнул, что с тем же успехом можно обращаться к стене, и жестом пригласил войти в дом. Вновь одолели сомнения. Не мышеловка ли это? Но отступать было поздно, и капитан шагнул через порог.
Послали за стариком. Переводчик из него никудышный, но все лучше, чем никакого. Узнав, в чем дело, начальник участка также посоветовал советскому офицеру дождаться утра в небольшой комнате рядом со своим кабинетом.
«Вот тебе и КПЗ», — глянув на зарешеченное окно в его конуре, усмехнулся Владимир. Он заперся изнутри на здоровенный тяжелый крюк и осмотрелся: старый диван, стол, и все.
Братчиков только-только собрался испытать на прочность диван, как в дверь постучали. В голове снова замелькали противные мысли о ловушке. По голосу капитан признал деда Косту. Он осторожно снял крючок, отошел в темный угол комнаты и с автоматом на взводе крикнул:
— Войдите!
В дверном проеме появился знакомый старик, за его спиной маячили еще двое. Дед Коста, переводчик поневоле, извинился и предложил перед сном перекусить и умыться. Следом вошли полицейские. Один держал таз с водой, на плече у него висело полотенце. Другой нес поднос с графином красного вина и снедью. Они молча все поставили, поклонились и ушли.
Дед еще раз сказал, чтобы капитан не волновался понапрасну — в случае опасности полицейские дадут ему знать. Звучало это забавно, хотя ситуация была не из самых веселых. В другое время Братчиков обязательно бы поиронизировал по этому поводу. Но тут в ответ на пожелание старика спокойно почивать он только улыбнулся.
Оставшись один, Владимир почувствовал, что есть хочется прямо-таки зверски. Он быстренько ополоснул лицо и руки прохладной водой, налил себе вина. В темноте оно казалось черным, вкусно запахло виноградом. Рука потянулась было к стакану, но в последний момент Братчикова вдруг передернуло от неожиданной догадки: а что, если подмешали снотворное? Сонного без хлопот можно взять.
«Да, — прокомментировал он ситуацию. — Братчиков в новой для себя роли противника алкоголя и скоромного на ночь. Жаль, некому засвидетельствовать…» Капитан вспомнил, как однажды под Россошью после боя на спор с танкистами за пайку спирта перегрыз зубами гривенник. Усмехнулся и аккуратно слил вино обратно. Так, борясь с сомнениями и голодом, Владимир незаметно уснул.
11 сентября
Его разбудили шаги в коридоре. Сон мгновенно слетел, руки привычно сжали оружие. За дверью перешептывались… Вскоре, однако, все объяснилось. Лица деда Косты, разом помолодевшего, и начальника участка сияли: немцы удрали, и след простыл, а на пристани уже советские моряки.
Взглянув на нетронутую пищу, полицейский усмехнулся и перебросился парой фраз с дедом. Тот быстренько принес еще стаканы. Они чокнулись и залпом выпили. За победу Красной Армии, как перевел тост старик. Братчиков тоже осушил стакан и накинулся на еду. Он воздал должное болгарской кухне и подмел все до крошки.
Покончив с едой, Братчиков повеселел и попросил кого-нибудь в провожатые до пристани. Вызвался, конечно, дед Коста.
…Но за черными бушлатами было не угнаться. Речной вокзал опустел. Комендант-болгарин, живой, энергичный военный моряк, разъяснил через переводчика, что десантники ушли дальше на запад, а танкисты, которые также выгрузились здесь, двинулись на поиски немцев.
Капитан вышел на пристань и посмотрел на Дунай. Был он в этом месте удручающе широк. Река вяло и равнодушно несла воды мимо берега с пожухлой травой. Теплый и солнечный день, какие редко выпадают даже на бабье лето, не радовал. Владимир не представлял, с какого бока приступить к выполнению задачи. Близок локоток, да не укусишь. Комендант рассказал, что сутки назад отсюда вверх по реке ушли немецкие транспорты, но недалеко: румынская артиллерия стреляла, как на учениях, почти без промаха. Часть судорожно метавшейся флотилии застряла на мели.
На немецкую непредусмотрительность сетовать не приходилось: все, что могло держаться на плаву, было конфисковано или уничтожено. Комендант вокзала что сапожник без сапог — он мог лишь мечтать о каком-либо катере или захудалой моторной лодчонке.
Недалеко от пристани стояли празднично одетые люди. Дед Коста шустро засеменил к ним. Разговор завязался с ходу. Все были оживлены, будто плотину запрета прорвало. Мужчины возбужденно жестикулировали, смеялись. Среди них выделялся пожилой грек Янис в светлом, по-видимому, специально надетом костюме и белой рубашке из тонкого полотна. Седоволосый, с оливковым лицом, изрезанным морщинами.
Янис — старый морской волк, в прошлом капитан дальнего плавания. Родину он покинул с семьей после оккупации. «Да, — согласился Янис, — с лодками теперь тяжело, фрицы постарались». Он хитро улыбнулся и широким жестом пригласил к себе в гости. Видно было, что грек чем-то необычайно доволен, в глазах его нет-нет, да и зажигались лукавинки.
Жена Яниса, сухонькая, верткая старуха, тотчас захлопотала вокруг стола, в ее руках все горело. Мужчины покуда вели неторопливую беседу на веранде. Янис принес из комнаты паспорт, который был сплошь покрыт печатями и штампами всех морских портов, какие только есть на свете. Он гордо посматривал на гостей. Настал час возвращаться к прежней жизни, когда можно не таить, кто ты есть на самом деле.
Стол быстро заполнился нехитрой рыбацкой снедью. Янис налил по стаканам вино и произнес что-то такое, от чего дед Коста встрепенулся, забыв переводческие обязанности, махнул свой стакан и быстренько поднялся из-за стола. Застучали его башмаки по деревянной лестнице. Уже на ходу он бросил, что скоро вернется.
Не прошло и десяти минут, как старик действительно возвратился. С ним были четверо болгар-рыбаков в длинных валашских рубахах и штанах из чертовой кожи. Они выпили предложенное им вино и направились вместе с дедом в глубь двора, к поленнице дров. Братчиков озадаченно взирал на происходящее. Его изумление все росло, так же, как торжество старого грека. Наконец поленницу разобрали, и оказалось, что там была схоронена добротная лодка с надписью на бортах: «Мария». «Назвали в честь погибшей дочери», — шепотом объяснил дед Коста. Отыскался и подвесной мотор, а чуть погодя и канистра бензина.
Болгары взвалили на плечи лодку и отнесли ее на берег Дуная — благо, что было совсем недалеко. Канистру бензина тащил сам Братчиков, никого к ней не допуская.
Установить мотор, заправить его и отрегулировать было делом нехитрым. Солнце клонилось к закату, когда они отправились в первый рейс. Из-за нехватки времени решили осмотреть только ближайшие транспорты. Улов оказался невелик: сухогрузы с ячменем, горохом и тому подобное. Попались две баржи, наполовину заполненные газойлем и керосином. Грек довольно потирал руки, а Братчиков хмурился и сплевывал за борт.
Темнело. Янис повернул обратно. Лодку оставили у рыбака, жившего на берегу. Грек и слушать не хотел, чтобы капитан ночевал снова в полицейском участке. Владимир с удовольствием остался в его гостеприимном доме.
12 сентября
Чуть свет их моторка, единственная, наверное, на побережье, застучала вновь. Они уходили вниз по течению Дуная. Первая половина дня прошла без пользы. Тщетно капитан с греком облазили все стоящие, на их взгляд, баржи. Затем сменили курс и пошли западнее Рущука вверх против течения.
Братчиков с хрустом откусил огурец, заботливо положенный старухой Яниса в корзину с провиантом. Лодка легко вспарывала волны Дуная. Приятно обдувал свежий ветер, гимнастерка надувалась пузырем. На одном из многочисленных островков, разбросанных там и сям по реке, Владимир заметил десятка два мужчин и женщин. Причалили. Янис их не знал. После долгих мытарств с горем пополам выяснили, что это насильно мобилизованные фашистами экипажи покинутых немецких транспортов. Тут были и греки, и румыны, и югославы, и чехи. Все они дожидались, когда приутихнет война, чтобы вернуться по домам. Капитан прикинул, что в принципе это готовая профессиональная команда речников.
…Удача свалилась внезапно, как звезда с неба. Совершенно исправная наливная баржа с номерным знаком 734 оказалась полным-полна бензина. В ящике стола капитанской каюты валялись немецкие грузовые документы вместе с паспортами сбежавшей команды. Язык документов врать не мог — на барже было без малого 700 тонн горючего. Дело оставалось за малым — сдвинуть с места груженую махину.
— Ничего. Голь на выдумки хитра! — сказал Братчиков приунывшему спутнику. — Пойдем в народ.
Перед тем как навестить островитян с потопленных кораблей, капитан окунул в найденную банку с краской конец веревки и написал: «Собственность армейского склада ГСМ № 1158». Хотя это была чистой воды перестраховка: вокруг на сотню километров конкурентов не было.
Визит на остров обескуражил. Деморализованная команда речников в переговоры с советским офицером вступать не хотела. Впрочем, прикрываясь непониманием, сделать это было несложно. Братчиков сумел добиться кое-чего вразумительного от словака в рваной тельняшке. Речники откровенно боялись мин, которыми густо нашпиговали Дунай сначала англо-американские союзники, а затем немцы.