Еще один круг на карусели - Тициано Терцани

Все дело в том, чтобы уметь правильно выявить избранника. В случае с Кармапой и нынешним Далай-ламой старых монахов, как видно, чутье не подвело.

Благословение Кармапы было не urbi et orbi (городу и миру), как я ожидал, а индивидуальным. Получал благословение каждый, и встреча затянулась. Терпеливо выстояв очередь, я наконец предстал перед Кармапой и улыбнулся ему, а он мне. Я подставил ему белую «ката», уже заряженную, и он надел ее мне на шею. Потом легонько стукнул по моей склоненной голове золотым сосудиком-ступой, видимо, со священной реликвией внутри. Один лама дал мне в руку серый шарик из «дзампы», ячменной муки, замешанной на тибетском чае с маслом из молока яка, этот шарик я должен был съесть. Другой дал красную ленточку с узелком, тоже заряженную благословением; если носить ее с собой, она защищает.

Я вышел на свежий воздух и уселся на солнышке. Я смотрел на других выходящих. В них ощущалось счастливое возбуждение. Все были убеждены, как и юная англичанка Джейн, что им посчастливилось получить от Кармапы огромный дар. А вот я, со своим обычным скептицизмом, рациональным подходом и даже высокомерием, уже подумывал, не выкинуть ли серый шарик, который все еще держал в руках. Я разглядывал его. А не это ли мое хорошее лекарство, раз этот шарик символизировал силу долголетия? Почему бы ему не помочь мне? Я положил шарик в рот и съел. Потом бережно спрятал в сумку красную ленточку.

Иногда полезно изменить точку зрения. Мне стало ясно, что в тибетской медицине я не разобрался и мое пребывание в Дхарамсале с самого начала пошло не так! Мой способ мышления оставался тем, который я пытался преодолеть еще в Нью-Йорке. Это было мышление, основанное на логике, научном мировоззрении, отношении к человеку как к телу, а к болезни как чисто физическому явлению.

Если я сюда приехал за лекарством вроде тех, что получал от «ремонтников» из Онкологического центра, лекарством, которое химически воздействует на мое тело, я действительно ошибся адресом. Подобные лекарства я уже испробовал, причем лучшие в мире. Здешние лекарства были другими, их предназначение — не вызвать в теле некую реакцию, тем более, химическую, они — для сознания, для души. В Лхасе я свысока смотрел на тибетцев, которые скребли священные камни, чтобы собрать пыль и проглотить ее с водой. Выходит, я вел себя, как какой-нибудь китайский комиссар. На самом деле они, тибетцы, знали, что делают: они призывали на помощь силу, которая ничего общего не имела с химией, — это была сила молитв и благословений.

Для меня стало ясно, что в этом и состояло единственное могущество того лечения, которое можно было получить в Дхарамсале. Я мог его отрицать, мог не прибегать к нему, но не смел упрекать тибетскую медицину за то, что она не такая, как та, которой служат мои «ремонтники» из Нью-Йорка. Ценность здешней медицины заключалась в ее глубоких религиозных корнях.

Истоки тибетской медицины в аюрведе, и тексты, по которым тибетцы обучались, были просто переводами классических «шастра». Но аюрведа попала в Тибет с теми же монахами, которые между VII и VIII веками после Рождества Христова принесли сюда буддизм. Как и буддизм, аюрведа вскоре вписалась в местные условия и приобрела сугубо тибетский характер. Буддизм, который был на грани исчезновения и забвения на своей родине в Индии, стал в Тибете почти самостоятельной религией, впитавшей существенные элементы бон, древних местных верований. Что до аюрведической медицины, то она, сочетаясь с буддизмом, отделилась от своих индийских корней, становясь все более «тибетской» и более религиозной.

Будда был уже мертв более тысячи лет, когда тибетцы приняли буддизм, но обращение их было полным и всепоглощающим, полностью перестроившим их сознание. В конце концов буддизм оказал влияние на все аспекты жизни общества и предопределил характер любого вида деятельности.

В Индии в аюрведе тоже с самого начала была духовная составляющая, но она была связана с философией, а не с религией. Лечебная практика никогда не являлась прерогативой только священнослужителей. А вот в Тибете, где буддизм пропитал все области жизни, даже политику, врачами становились только ламы.

Забывая о том, что аюрведа уходит корнями в далекое прошлое и традиции ее заложены еще первыми «риши», тибетцы предпочли считать, что их медицинская практика — дар небес.

— Наша медицина восходит к Будде, — написано во всех книгах, которые я купил. Я полагал, что это так, для красного словца, но это подразумевалось буквально. Я прочел эти книги, и все, что сначала мне показалось абсурдным, становилось логичным с точки зрения буддизма.

С этой позиции причины всех болезней, как психических, так и телесных, коренятся в одном — в невежестве. Незнание «я» порождает страдания, которые мучают человека от рождения до смерти. То же незнание порождает «три главных яда, отравляющих сознание». Желание, гнев и тупость — вот эмоции, ведущие к телесным заболеваниям. Только неуклонное следование нравственным правилам и постоянные медитации могут привести к освобождению от болезней. В этом смысле справедливо считать Будду основоположником медицины. Определив причину человеческого страдания и открыв средство от любой боли, Будда стал «Великим Целителем». Следовать его Пути, дхарме, — единственное подлинное лечение всех болезней.

С тибетской точки зрения, нет разницы между религией и медициной. И человеку, этому единству тела, сознания и духа, чтобы быть здоровым, надо просто быть благочестивым. Болезнь — это разлад, происходящий в сознании раньше, чем в теле. Поэтому для тибетцев лечение прежде всего дело духовное. Чтение мантр или множество земных поклонов действуют лучше, чем пилюля, запитая водой.

Мне интересно было разобраться в том, как, приспособив аюрведу к своему образу жизни и, особенно, к религии, тибетцы облекли в буддистскую форму основные представления индийской медицинской традиции. Таким образом, по сей день тибетская медицина подразделяется в общем на те же восемь направлений, что и аюрведа: лечение телесных заболеваний, детских болезней, женских болезней, душевных болезней, ранений и отравлений; затем омоложение, продолжение рода и афродизиаки. Используются те же лекарственные травы, что и в аюрведе, предпочтительно гималайские. В буддистском представлении о «трех ядах сознания» просматривается аюрведическая теория о трех различных типах индивидуальной конституции (вата, питта и капха), нарушение баланса между которыми для индийцев — причина всех болезней. Наконец, четыре фазы аюрведической практики (диагноз, определение причины, прогноз и лечение) отождествляются с Четырьмя Благородными Истинами буддизма: всё — страдания, их причины — страсти. Но можно положить конец страданиям, и для этого необходимо придерживаться Пути.

Чтобы завершить тибетизацию аюрведы, несколько веков назад приверженцы тогдашнего Далай-ламы добавили к различным воплощениям Будды еще одно — Будду Исцеляющего, которому приписывают авторство священных текстов Четвертой Тантры и способность излечивать страждущих. В действительности же это переложение с санскрита индийских текстов.

Будду Исцеляющего принято изображать сидящим в позе лотоса с телом синего цвета, частично прикрытым золотистой туникой. Поэтому его еще называют «Властелин Лазури». Перед ним большое блюдо с плодами, среди которых непременно должен присутствовать плод арура — плод здоровья. Ее невозможно отыскать сейчас, в эпоху всеобщего упадка, но когда новый Будда явится на землю, арура снова произрастет.

В одной из этих книг я прочитал, что, если медитировать перед этим Буддой, он источает «нектар здоровья»: «Излучения его сердца делают человека свободным от всех негативных мыслей и очищенным от невежества. Болезни уходят, и все три вида ментальных ядов нейтрализуются».

Это было именно то, что мне надо. За мою жизнь у меня было несколько тибетских картин, но ни одной с Буддой Исцеляющим.

Я сходил к старому художнику и спросил, не напишет ли он для меня такую «танку». Оказалось, что он занят заказами для строящегося монастыря Кармапы, но его ученик сможет выполнить мою просьбу. Карма Сихое, двадцатисемилетний борец за Свободный Тибет, голодавший сорок восемь дней перед китайским посольством в Дели, пообещал закончить работу за пару месяцев. Он попросил меня только об одном: перед тем, как поместить «танку» на фон из синей парчи, следовало «открыть» на обороте изображения Будды «три центра» — сердца, слова и разума.

Зная, что необходимое излучение должно исходить именно оттуда, я ответил согласием.

Я снова позвонил в институт Коедрака, но мне сказали, что врач еще не поправился. (Вскорости он скончался в возрасте семидесяти шести лет.) Для меня уже было не столь необходимо встретиться с ним. Дхарамсала и так успела дать мне достаточно много. Я получил благословение Кармапы, у меня была его красная ленточка, заряженная на долгую жизнь. Я заказал себе изображение Будды Исцеляющего, которое художник обещал мне переслать. Купил запас самых лучших благовоний, которые, помимо невероятных свойств, перечисленных на упаковке, обладали главным: их аромат навевал мне воспоминания о том мире и покое, которые сами по себе обладали «силой», а может быть, даже оказывали целительное воздействие.