Еще один круг на карусели - Тициано Терцани

Так было всегда, сколько помнят люди. Бенарес — древнейший из существующих городов, и вот уже четыре тысячелетия миллионы и миллионы индийцев приходят сюда умирать в уверенности, что отсюда нет возврата в этот мир. Потому что западный берег Ганга — единственное место на земле, где боги это обещают. И священный город Бенарес, город смерти — вне мира, он в иной реальности, живет в другом измерении.

Я пытался понять происходящее. Для нас, западных людей, трудно отождествить святость с убожеством, грязью, гниением. Но для индийской цивилизации, напоминал я себе, жизненный идеал — это жизнь нищего. Меня захватывал этот священный восторг смерти, в котором не было места для скорби.

Иногда благодаря мелочи сознаешь величие целого. Однажды утром я рассеянно следил за женщиной, она заботливо обрызгивала водой и поправляла красивую гирлянду из оранжевых цветов на шее каменной богини прямо под моей террасой. Подошла черная коза, отщипнула от украшения и примерилась снова, но тут ее отпихнула корова и в одно мгновение сожрала всю эту красоту, которую женщина с молитвами принесла в подарок богине. Впрочем, никто этим не возмутился, и вскоре женщина, коза и корова удалились. Каждая из них сыграла свою роль в мистерии, в которой участвуют миллиарды людей и животных, видимых и невидимых существ в видимых и невидимых мирах, в вечном потоке времени.

Несколько лет тому назад Анджела, выйдя на эту террасу, сказала: «Мир видится отсюда таким, каким, наверное, его видит Бог… и понятно, что он не может заниматься всем, что здесь происходит».

Возможно, часть беспокойства нас, западных людей, связана с тем, что мы хотим вмешиваться во все, что происходит в мире, а зачастую и все изменить. Возможно, великая мудрость заключена в восточной философии, согласно которой все, что вне нас, — неизменно, а мы можем надеяться изменить лишь собственную сущность?

Просветленный полагал, что изменение самого себя должно быть результатом длительного усилия, «прилежного труда». Спасения не обретешь просто тем, что умрешь в Бенаресе, считал Будда.

Если выйти из отеля «Гангз Вью» и направиться на север, мимо лестниц, ведущих к реке, можно увидеть две площадки для кремации. Работа там никогда не прекращается; тела умерших сжигают под открытым небом, на глазах у всех. Я часами наблюдал за нескончаемыми передвижениями людей, мертвых и живых, за хлопочущими у погребальных костров родственниками. Меня удивляло, что никто и никогда здесь не плакал. Смерть в этих краях — непреложный факт, против которого, казалось, никто не протестовал. А вот нам, западным людям, порой так тяжело смириться с ней! Для нас смерть всегда поражение, против чего мы должны бороться всеми способами, до последнего, и даже надеясь на чудо, вопреки законам природы.

Когда-то одна женщина явилась к Будде, неся на руках своего только что умершего сына, и попросила Просветленного о чуде — вернуть жизнь ее мальчику. Будда сказал, что выполнит ее просьбу, но при условии, что она принесет горсть риса из дома, который никогда не посещала смерть. Женщина кинулась на поиски, стучалась во все двери, обошла не одну деревню, но ответ был один — всюду кто-нибудь да умер. Женщина вернулась к Будде, смирившись со своей участью. Она все поняла.

А тело? Глядя, как обращается в дым человеческая плоть, я думал о том, до какой степени мы отождествляем себя с нашими телами, насколько для нас невозможно отрешиться от них. Даже наши надежды на бессмертие и воскресение связаны с телом. Нам не удается, как индусам или Просветленному, видеть в теле лишь орудие, о котором не стоит жалеть, когда оно отслужит свое.

На улицах Бенареса постоянно можно встретить процессии, направляющиеся к месту кремации. Тело покойного, завернутое в простыню, с лицом, открытым солнечным лучам, лежит на бамбуковых носилках, которые несут на плечах четверо мужчин. В процессии нет ничего похоронно-мрачного, размеренного, тягучего. Нет, она движется вперед маршевым шагом, почти бегом, без особого почтения к покойному, который на своих шатких носилках раскачивается и трясет головой. Никакой траурной музыки; время от времени кто-то выкрикивает: «Рам нама сатья хей», что означает «Только имя Рамы есть правда». «Сатья хей, сатья хей», — отзывается хор голосов («Правда, правда»). Процессия быстро движется вперед к костру. Там первенец покойного разжигает огонь, следит, как языки пламени пожирают дрова и плоть, а потом выливает на пепел святую воду Ганга. Затем, не оборачиваясь, идет совершить очищающее омовение и возвращается в круговорот жизни.

Предают огню не отца, а его тело, уже ненужную материю, не имеющую никакой ценности, от которой необходимо избавиться.

Для нас, западных людей, естественно видеть в мертвом теле близкого человека и скорбеть о нем. При мыслях о собственном теле отождествление еще полнее. Поэтому этот уход в дыму нас пугает. И нас не утешают слова моего любимого Руми, который пишет:

Я был камнем, я умер и после растением стал;После умер растением — снова родился животным;После умер животным — и вот я теперь человек.Так чего ж мне бояться? Ведь я не мельчаю со смертью.

Однажды в книге о Бенаресе среди многочисленных прекрасных историй об этом городе, существующем как бы вне остального мира, я нашел строки из «Брахманы», одного из древних священных индийских текстов. В них Индра, бог — покровитель путников, побуждает юношу по имени Рохита отправиться в странствие:

Несчастлив тот, кто не странствует, Рохита!Живя среди себе подобных,Даже достойный становится хуже.Отправляйся же в путь.Ноги путника превращаются в цветы,Душа возрастает и плодоносит,А пороки уносит усталость.Удача домоседа тоже недвижна —Она спит вместе с нимИ просыпается, стоит тому подняться.Так стремись же скорее в путь, Рохита!

Индра достучался и до моего сердца. Через несколько дней я вернулся в Дели и оттуда двинулся дальше. Я не был готов остановиться. Мои ноги еще надеялись стать… цветами.

Сила молитвы

Вокзал на севере старого Дели — это одно из мест, где западному путешественнику легко запаниковать и главным желанием будет немедленное бегство. Приехав сюда прямо из роскошного, благоухающего отеля, где иностранцев обслуживают стюарды, одетые махараджами, любой представит, будто он в другой эпохе или на другой планете, ощутит, что попал в ад или, в лучшем случае, смотрит спектакль на тему «Мрачное Средневековье».

Нигде больше в мире не увидишь такого — бесконечный людской поток, нищая, пестрая толпа, текущая по виадукам. Люди, вповалку спящие под навесами, полицейские с бамбуковыми тростями наготове, крестьяне-сикхи в синих балахонах со сверкающими саблями на боку, блаженные аскеты в шафранных одеяниях, носильщики в красных накидках с чемоданами на головах. Окрестные переулки завалены мусором, кишащим крысами. Там промышляют сборщики пластиковой тары и стайками снуют мальчишки, которые кормятся объедками и воровством и для которых вокзал — родной дом. Громыхающие поезда за ночь доставят вас к подножию Гималаев или в пустыню Раджастхан, к берегам Ганга или на равнины Центральной Индии. Время от времени случаются крушения, уносящие жизни десятков людей. Несколько часов об этой новости все гудят, а потом все начинается снова.

Мой поезд шел на север и в шесть утра прибывал на станцию Пантакот, которая ближе всех к Дхарамсале, где живет Далай-лама. Туда стремится и западная молодежь, как девушка-англичанка, моя соседка по купе.

— Почему ты едешь в Дхарамсалу?

— Я — как все. Еду туда, потому что несчастлива, — ответила она.

А я ехал в поисках лекарства от своей болезни. Хотя цели наши были разные, нас вела в Дхарамсалу одна и та же сила, сила мифа о Тибете как убежище, средоточии покоя, хранилище тайн и чудесного могущества.

Порожден древний миф неприступностью Тибета, укрытого за стеной Гималаев. Там царила теократия во главе с Далай-ламой. Доступ иностранцам был закрыт, но если кто-то с риском для жизни туда проникал, то возвращался с поразительными рассказами о несметных богатствах, монахах с невероятными магическими способностями, которые могут, к примеру, передвигаться со скоростью ветра или выживать без одежды среди снегов.

Человек обладает неистребимой потребностью верить в Эльдорадо, рай, где люди пребывают в мире с собой, где вопреки законам природы они обрели свободу от всего, возможно, даже от смерти. Тибет, огромное плоскогорье редкой красоты, с ярко-зелеными полянами в окружении величественных гор, таинственными монастырями, прилепившимися к скалам, и хрустальными озерами, в зеркальной глади которых, говорят, некоторые ламы способны видеть будущее, — вот идеальное место для такой мечты. Здесь, согласно легендам, находилась Шамбала, мифическое царство чистоты, преддверие нирваны и Лунная долина с Шангри-Ла. Тот, кто добирался туда, чтобы остаться навсегда, мог обрести бессмертие. В Тибете все было волшебным, и никому не удавалось устоять перед обаянием этих мест. Даже одному офицеру Ее Величества королевы Великобритании!