Падение драконов - Кристиан Камерон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы этого боялись. — Лошадь герольда отступила на несколько шагов, но не как настоящая лошадь — она не переносила вес на разные ноги. — Действие есть последствие. Но, человек, я — собрание. Я не похож на теневой огонь и на Эша, и воля — мой закоренелый враг. Вы уничтожили моего ручного дракона и поглотили моих марионеток. Я мог склониться перед вами, чтобы выжить.
— Ты пытался украсть мой разум, — ответил Габриэль.
— Мы не единое целое! Нас много, и возникает дисгармония.
— Он снова творит заклинание, — сказал Морган Мортирмир, внезапно появившийся во Дворце воспоминаний Габриэля.
Габриэль поднял щит.
Хор Некроманта родил ветер. Корнями он уходил в искусство одайн, но был в значительной степени усилен ars magika. Заклинание было мощное и масштабное, в нем использовались золото, зеленый и темнейший черный цвет. Изяществом оно напоминало великолепные заклинания Аль-Рашиди.
Габриэль был ошеломлен. Но остатки волны страха встали на пути заклинания, как древняя скала, разделяющая реку на два рукава. Страха у Габриэля было много, и он сосредоточился на нем.
Жуткое заклинание, подчиняющее разум, обрушилось на щиты Габриэля, а затем ударило по Моргану. Оно разлилось, как вода, встретив плотину, но будь эта плотина даже не из веток, а из крепкого камня, она все равно оставалась непрочной, и темные воды поднялись. Заклинание потекло, как вода по скале. И страха Габриэля не хватало, чтобы остановить надвигающийся потоп. Целили только в него…
В момент ужаса, почти разрушившего всякое сосредоточение, он понял, что не один, что рядом с ним стоит Том Лаклан. В эфире доспехи Тома сияли, как солнце, а печати мастера Петрарки горели, как добела раскаленный металл.
Габриэль положился на чутье и в реальности вонзил шпоры Ателию в бока. Правая рука легла на рукоять длинного меча, Ателий врезался в лошадь герольда, и, когда та начала падать, меч Габриэля вылетел из ножен, разминувшись с левым ухом Ателия на волосок, пронесся над головой боевого коня и врезался немертвому под подбородок, разрубил по диагонали череп падающей твари, пройдя через левый глаз и левый висок.
Жуткое давление на разум исчезло, будто закрылась дверь.
— Срань господня, — выругался Том.
Мортирмир не стал оценивать обстановку. Он сотворил встречное заклинание — то самое, которое они использовали вместе всего несколько дней назад, и крошечные искры света слетели с его пальцев, похожие на светящихся пчел.
Их поглотила тьма на севере.
— Черт, — сказал Морган. — Так не должно быть.
— Бежим, — велел Габриэль Тому, и они развернули коней. По долине катилась настоящая волна диких животных, тысячи и десятки тысяч оленей, волков, собак, овец, волов… Полуистлевшие трупы и недавно захваченные… на бегу они давили друг друга.
Строй натягивал луки.
— Немертвые животные! — крикнул Габриэль.
Плохиш Том выбрал правильное место, и волне тварей пришлось миновать двести шагов подсохшей грязи, чтобы дойти до окопов.
Первый фальконет выкатился вперед. Дуло его торчало всего в двух футах над землей. Он выстрелил над головами.
Облако металлического лома рухнуло в центр звериной толпы. Второй фальконет встал между габионами и тоже выстрелил, дернув стволом, как лающая собака головой.
Атака немертвых животных продолжалась почти в полной тишине. Нарушали ее приказы Калли лучникам отряда, приказы графа Зака своим вардариотам и приказы Эдварда гильдейским.
Гильдейские подошли к самому краю укреплений, установили свои трубки между высокими кольями…
— Огонь, — сказал Эдвард.
Две сотни ручных пищалей ударили вразнобой, двести выстрелов прозвучали каждый по отдельности.
— Стреляй! — крикнул Калли немного нараспев. Тяжелые стрелы полетели из тяжелых луков и обрушились на немертвых, как ужасный мокрый снег.
Харальд Деркенсан поднял топор.
Фальконеты выстрелили снова. Орудийные расчеты тренировались месяцами, они больше боялись порицания, чем немертвых. Там, где падали снаряды, в строю немертвых образовывались прорехи, как будто их косило косой.
Любая атака живых уже захлебнулась бы. Строй рассыпался, как старый коврик, попавший в руки рассерженным детям, но все же немертвые перли вперед, и если стрела или осколок металла не убивали их на месте, они вставали и бежали дальше — или ковыляли. Твари, лишившиеся двух ног, ползли.
Немертвые шли. И их еще оставались многие тысячи.
Люди начали прикидывать варианты. Бегство не рассматривалось, но лучники понимали, что стрелять пора прекращать. Еще одна стрела? Две?
Гильдейские снова подошли к валу. До немертвых оставалось менее ста шагов. Все были напуганы.
— Готовься! — крикнул Эдвард.
Трубы плавно опустились из вертикального положения в горизонтальное. Люди прикладывались к ним щекой, щурились, в руках у них горел трут.
— Огонь! — взревел Эдвард, сунул трут в запальное отверстие и почувствовал желанную отдачу. Перевернул пищаль и вскинул на плечо. Древко у нее было из крепкого дуба со стальным наконечником, и пищали предстояло превратиться в смертоносную булаву.
Облако серного дыма повисло над полем, как будто кто-то разбил тысячу тухлых яиц. Что-то пронеслось мимо людей — жидкий цветной водоворот прошел на уровне лодыжек, шипя, как огромный клубок змей или проливной дождь. Миновав колья, он полетел навстречу дыму. Кажется, он подрубил немертвым лодыжки, оставив их корчиться на земле. Кого-то мрачное заклинание миновало и в куче зверей немного потеряло силу, но все равно оно было ужасным.
Олень со сломанными рогами перепрыгнул через низкую стену, неуклюже ударился о кол слева от Эдварда и повернулся к нему. Эдвард изо всех сил замахнулся тяжелой бронзовой булавой.
Тварь ударили раз, другой, перебили позвоночник и таз, она упала и корчилась, пока Герцог не отрубил ей голову. Выскочил червь, и Герцог перерезал его пополам. Больше из дыма никто не показывался.
— Заряжай, — сказал Эдвард, удивляясь собственному голосу. Он звучал очень уверенно.
Из дыма вышла собака. Одной ноги у нее уже не было, она еле ковыляла. Ее завалили, разбили ей череп. Черви не вылезли.
Дым начал рассеиваться. Из-за спин задул ветер, унес дым, и стали видны древние немертвые мастодонты. Казалось, они возвышаются прямо над людьми, хотя на самом деле они стояли минимум в двухстах шагах от самых далеких красных флагов, установленных только утром гильдейскими и лучниками.
Волна безнадежности, чистого, стойкого отчаяния, ощущения конца всякой радости захлестнула отряд. Но никто не побежал.
Никто не верил, что убежать возможно.
Как будто наступил конец света. Конец планов, конец победы, конец спасения мира. Сердце Эдварда пропустило удар. Или оно билось слишком быстро, чтобы за ним уследить. Мастодонты, это воплощение ужаса, двинулись вперед. Их были сотни, они заняли все поле, и от них исходило зловоние.
Волшебство засветилось в
