Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт

кто преуспел? Люди или невзрачная трава? Кто завоевал землю? Мы или это растение? Какой вид произрастает и множится? Ячмень победил! Как ни в чем не бывало, прикидываясь, будто он уступает, ячмень поработил человека. О, коварство у него в семени! Нас провели на мякине.

Она отмахнулась от невидимой мошкары вокруг себя.

– Воду я ненавижу, но она паинька. На самом деле она ведет себя вполне понятно: скорей любезно. Пока не взбесится и не выйдет из себя из-за своего темперамента. А ячмень, эксплуатируя нас, изображает робость, скромность и покорность. Взгляни на меня: я жертва ячменя. Хотя мой зад покоится на троне, трон-то мой покоится на ячменном поле. Богатство моего царства, его мир и гармония зависят от ячменя. Если ячмень захиреет, мне конец. Согласна, не я мотыжу землю, отсеиваю камешки, жарким летом пропалываю поля, борюсь с зайцами или саранчой, собираю навоз, чтобы удобрить борозды, и тяну волов с плугом; не я срезаю спелые стебли – и все же ячмень украл у меня свободу. Я ухаживала за ним, теперь ухаживаю за теми, кто за ним ухаживает; я боюсь, что он заболеет, я от него завишу. Не говори никому, особенно Божествам в храмах, да простит меня Забаба: ячмень стал подлинным Богом этой страны.

Она надолго умолкла; наверняка ждала, чтобы ее тирада нашла отклик в моем мозгу. Потом, резко сменив тему, объявила:

– Правитель Бавеля прибывает в полнолуние. В его честь я устрою пиршество. По обычаю царей он преподнесет мне украшения, редкие плоды, вина и дичь. Все будет предусмотрено. Он сдвинется с места только ради того, чтобы содрать с меня шкуру. Мой главный распорядитель с несколькими доверенными людьми постараются обнаружить кинжалы, шипы, змей и скорпионов, которых он сунет на дно шкатулок; а вот для отравленных предметов мне понадобишься ты.

– Я помогу тебе, Кубаба, всеми своими силами, всеми средствами, но предупреждаю: нельзя, чтобы Нимрод увидел меня.

– Почему?

– Прежде мы были знакомы. Он считает, что я умер. Если он обнаружит, что я жив, случится худшее. Со мной и со всеми остальными. Нет времени объяснять, почему.

– О, как интересно…

Она на мгновение задумалась, а затем вернулась к разговору:

– Ты спрячешься за ширмой и будешь внимательно наблюдать. Мы часто прибегаем к такому способу. Кстати, сейчас за розовой ширмой за нами следит Хуннува.

Она повысила голос:

– Хуннува! Хуннува! Иди к нам.

Худой высокий человек с изможденным лицом шагнул из-за ширмы и встал возле нее. Густые ресницы скрывали его бледно-зеленые глаза; рябое лицо с правильными чертами не выдавало никакого волнения.

Кубаба представила его:

– Это Хуннува, мой главный распорядитель.

А затем указала на меня:

– Познакомься с Парам-Сином, он мой целитель.

– Нарам-Син, – поправил я.

Хуннува церемонно приветствовал меня; в его натянутом поклоне было больше смирения, нежели любезности.

– Мой Хуннува пылок, как горная змея, – заметила царица. – Он сомневается во всем, подозревает все и вся. Он подозревает за двоих, потому что я со своей ветреностью…

Разумеется, я догадывался, что она лжет, но вот Хуннува, напротив, подтвердил самокритичные слова Кубабы согласным взглядом.

– Дорогуша, – проворковала царица, – хотя ты все подслушал, я вкратце повторю: Карим-Син будет присутствовать на приеме, стоя за ширмой, и в случае отравления окажет нам помощь.

Он раболепно поддержал:

– Превосходная идея, повелительница.

– Спасибо, дорогуша. Проверь работу садовников. И да, выйди через террасу.

Он досадливо помедлил, но все же решился уйти в указанном направлении. Она с довольным урчанием следила, как он удаляется.

– Так он не подслушает остального. Чтобы снова вернуться за ширму, ему придется сделать немалый крюк.

Царица схватила меня за руку.

– Остерегайся его. Этого человека можно охарактеризовать одним словом: властолюбие. Он готов на все, чтобы сохранить свое положение, и ревнует ко всякому, кто ко мне приближается. Бедняга… Это человек, влюбленный во власть. Он думает, что обладает ею, хотя всего лишь подбирает крошки, которые я ему бросаю… Цинизм делает наивным. Хуннува так сильно убежден в своей изворотливости, что воображает, будто он хитрее меня. Собственные умыслы мешают ему подозревать о моих. Я частенько встречалась с людьми такого рода… Они меня умиляют: эти низкие создания без веры и закона сохраняют трогательные частички простодушия.

– Ты его не боишься?

– Достаточно для того, чтобы находить его интересным.

– На твоем месте я бы от него избавился.

– О нет, мне стало бы скучно. Вдобавок он меня трахает.

Уверенный, что ослышался, я не отреагировал. Она подавила игривый смешок и вытянула вперед свою черепашью головку.

– Твои уши не подвели тебя. Я так и сказала: он меня трахает.

Мне не удалось скрыть своего изумления. Кубаба заколыхалась на троне.

– Не удивляйся слишком сильно: ты обижаешь меня. Он трахает меня из честолюбия, ради карьеры, но ведь он меня трахает! И хорошо!

Она почесала за ухом.

– Понятия не имею, о чем он думает в эти моменты… О другой? О престоле? Возможно, о нем… По правде сказать, мне плевать, потому что силы ему не занимать.

И, сладострастно поежившись, она продолжала щебетать:

– Вот в чем преимущество моего положения… Я старая безобразная царица, но я царица! Ты замечал, как соблазнительна власть? Уродливые, дряхлые, прикованные к постели цари непременно встречают великолепных молодых женщин, готовых дарить их своими ласками. Власть придает определенную красоту, верно? Красоту, которой я обделена, но которой пользуюсь. Ах, дорогуша, как же я наслаждаюсь жизнью, несмотря на все ее ловушки! Тебя не смущает это мое «дорогуша»? Поскольку у меня никакой памяти на имена, я всех называю «дорогуша». Людям это льстит, а я уверена, что не ошибусь.

Я сдержал смех и, отведя взгляд, спросил:

– И женщин тоже?

Она хлопнула себя по ляжкам:

– Вот уж нет! Имена женщин я помню. Таким способом мне удается держать их на расстоянии. Царица не сумасшедшая.

Она зевнула.

– Извини, ты мне не наскучил, однако с возрастом процесс переваривания пищи вызывает сонливость. Мне, верно, уже приготовили постель для послеобеденного сна.

Кубаба поднялась на ноги, и я обнаружил, что она маленькая, крошечная, ниже малыша Маэля. Когда она восседала на троне, я ощущал лишь ее энергию, непостижимую и поразительную силу ее взгляда. Она встала и превратилась в морщинистую девочку, укутанную в огромный плащ. Царица уходила, пошатываясь на нетвердых ногах. Я окликнул ее:

– Последний вопрос, Кубаба, прошу тебя.

Она приостановилась и прошептала:

– Нескромный?

– По-прежнему нет.

– Жаль, но все-таки я тебя слушаю.

Я подошел к царице, встал перед ней и посмотрел ей прямо в глаза:

– Откуда ты знаешь, что можешь мне доверять?

Она подняла уголки губ, поморгала и просвистела несколько