Владетель Мессиака. Двоеженец - Ксавье де Монтепен

— Я на все готова, — ответила она решительно.

— Помолитесь за свои грехи в последний раз! — крикнул ей граф, выбегая из комнаты. Мальсену и вооруженным людям велено было стеречь двери. Через несколько минут он возвратился, держа в одной руке испанский кинжал, а в другой маленькую бутылочку с зеленоватой жидкостью.

— Можете выбирать: яд или кинжал? — обратился он к Одилии.

Бедная женщина грустно поглядела на него.

— Благодарю! Это первое дело, за которое я вам искренне благодарна за эти последние два года.

— Выбирай! — яростно повторил Каспар д'Эспиншаль, топая ногами.

— Я беру яд. Смерть придет спокойнее, я могу думать, умирая, о моей любви, которой ты пренебрег; о моей чести, которую ты попрал, и о твоем диком и невероятном ослеплении. И если Бог даст мне силы, я даже прощу тебя. Будучи невинной, предаюсь милосердию Божию. Я верю. Бог слышит молитвы невинно страдающих.

Слезы потекли из ее глаз.

— Настанет день, — продолжала Одилия, — и ты пожалеешь о своих поступках. Но я не жалею и не виню тебя. Отца я покинула ради тебя, и не ты, а Бог меня за это наказывает…

И выхватив яд из рук мужа, она в одно мгновение выпила всю бутылочку.

Это мужество и присутствие духа тронули Каспара д'Эспиншаля. Потрясенный и смягченный, он хотел броситься к ногам Одилии, прося прощения и стараясь вырвать у нее яд. Но она остановила его словами:

— Скажи Раулю: если бы я осталась жива, я полюбила бы его.

Вырывая волосы и ломая в отчаянии руки, граф выбежал из комнаты и наткнулся в коридоре на Мальсена.

— Что делать с Раулем? — спросил интендант.

— Похоронить его в погребе замка, когда умрет, — ответил варвар и побежал прямо в комнату Эрминии.

— Я уже вдовец! — с дьявольской улыбкой объявил он прекрасной госпоже Эрминии де Сент-Жермен.

Баронесса испугалась.

— Вы ее убили?

— Я ее наказал.

— И требуешь, чтобы я исполнила мое обещание.

— Да.

— В эту ужасную минуту?

— Не хочу больше ждать.

В глазах Каспара д'Эспиншаля блеснул грозный огонь, и Эрминия едва смела вымолвить:

— По крайней мере, вы дозволите мне утром вернуться в Клермон?

— А зачем?

— Приготовиться.

— К чему приготовиться?

— Но… ведь обычай требует…

— Я презираю обычаи.

— Но это ужасно. Вы меня пугаете. Это тиранство!

— Ошибаетесь! Это — любовь.

— Сумасшествие, а не любовь.

— Пусть и сумасшествие! Эрминия, три года я схожу с ума по тебе. Не хочу ждать больше. Ты должна быть моей.

Эрминия попробовала отдалить опасность.

— Вели позвать духовника.

— Здесь нет духовника.

— Ну, какого-нибудь священника. А тем временем поди вымой руки, на них видна кровь.

— А разве на твоих руках нет крови? — раздался чей-то грозный и суровый голос.

Каспар д'Эспиншаль и Эрминия быстро обернулись.

Эвлогий стоял в дверях, облокотясь на ручку огромного топора. Попеременно смотря на двух братьев, из которых один умолял, а другой угрожал, баронесса Эрминия де Сент-Жермен не заметила третьего свидетеля, стоявшего позади. Канеллак издали наблюдал за ними.

— Что это значит? Зачем ты явился сюда? — грозно спросил граф, удивленный появлением дикаря.

Эвлогий показал ему на Канеллака и произнес.

— Женщина, стоящая здесь, — чудовище. Анонимное письмо написано ею с целью оклеветать невинных Рауля и Одилию. Своего брата, спешившего открыть тебе глаза, она велела убить.

— Какое мне до этого дело! — ответил Каспар д'Эспиншаль, почти обезумевший от страсти, подходя к Эрминии. — Я для нее оставил все: жену и честь, она для меня пожертвовала братом. Я люблю ее, она будет моей.

Но Эвлогий удержал безумца.

— Бедный! Эта женщина жаждет не тебя, а твоего богатства.

— Ложь! Клевета! — воскликнула Эрминия.

— Молчи, чудовище! — крикнул Эвлогий. — А ты, брат, выслушай меня.

Обессиленный волнением Каспар д'Эспиншаль упал в кресло.

XVIII

Эвлогий продолжал:

— У меня все доказательства. Уже четыре года, как эта ужасная женщина употребляет все усилия к достижению одной цели: сделаться графиней д'Эспиншаль. Маску добродетели, которой она прикрывала свой разврат, пора сорвать. Брат! Эта гнусная женщина — любовница де Селанса, де Канеллака и многих других. Они-то доставляли средства, необходимые для поддержания роскоши, так как муж не оставил ей ничего.

Эрминия побледнела и не знала, что ответить.

Граф Каспар д'Эспиншаль вскочил с кресла, взглянул ей в лицо и, пораженный ужасом, выбежал из комнаты, крича:

— Расступитесь! Расступитесь!

Но Эвлогий вторично удержал его словами:

— Не приходи в отчаяние! Ты виноват, но тебя подтолкнули на злодеяние. Я не допущу, чтобы ты отвечал за него. Оставайся здесь. Изменить и выдать тебя может только одно существо — эта женщина. Но она, с этой минуты, принадлежит мне…

Каспар д'Эспиншаль даже в эту ужасную минуту не потерял врожденной хитрости и воскликнул:

— О каком злодеянии ты говоришь? Я не сделал никакого… Сказавши, что пожертвовал женой, я просто ошибся. Жена моя сама себя отравила. Даже допустив мое участие в этом деле, кто осмелится утверждать, что я не имел права наказать ее: она призналась, что любит этого презренного пажа…

— Она призналась?

— Да, сама призналась.

— Очень хорошо!

Эвлогий обратился к де Канеллаку.

— Выслушай меня, старик! Ты был свидетелем ужасных вещей в этом замке. Я желаю, чтобы ты никогда не мог назвать моего брата убийцей.

Старый барон закусил губы от скрытой злобы. Собственно, против Каспара д'Эспиншаля он ничего не имел; одна Эрминия возбуждала его мстительность.

— Чего ты, собственно, от меня требуешь? — спросил он дикого.

— Необходимо, чтобы мы ни в чем не могли упрекнуть один другого. Иди за мной и захвати с собой этот топор.

Затем Эвлогий одной рукой подхватил Эрминию, другой потащил за собой старого де Канеллака.

Когда они вышли, на дворе начинало светать, но густой туман еще скрывал небо. Даже в нескольких шагах ничего нельзя было разобрать.

Голова несчастной Эрминии повисла на плече дикого человека, когда он очутился на берегу реки. Она пыталась заговорить и не находила слов. Попытка вырваться привела только к тому, что железные руки, державшие ее, сжались еще крепче. В отчаянии она вскрикнула:

— Куда вы меня тащите?

— Узнаешь скоро, — ответил Эвлогий.

Канеллак шел в молчании. Он предвидел что-то ужасное и, поглядывая сбоку на Эрминию, содрогался. Но любопытство заставляло его идти далее. Перейдя реку вброд они очутились на землях графов Шато-Моран, вблизи замка Рош-Нуар.