Девичья команда. Невыдуманные рассказы - Петр Заводчиков

Или не выдерживала Вера Александрова. Конечно, она была сержантом, и это обязывало сохранять некоторую солидность, но очень уж она любила пошутить…

— А вы знаете, — начинала она вдруг, — сегодня же чепе случилось в обеденный перерыв. Неужели не заметили? — Вера загадочно глядела на подруг. — Еще какое чепе! Сержант Белов заблудился на минном поле и свое отделение потерял. Счастье, что на наше отделение наткнулся, а то бы пропал. Жалко, такой отличный сержант. Ну а уж как попал к нам, до того обрадовался, что и просидел весь перерыв около Маши Яковлевой, даже половину супа съел из ее котелка да ее же ложкой. Машенька голодная осталась, зато уж наговорились они, налюбезничались вдосталь.

Девушки смеялись, а Маша заливалась краской так, что слезы выступали на глазах.

— Да ну вас, девчонки, выдумаете тоже!..

Она вставала и уходила от них, расстроенная и смущенная. Но появлялся Белов, и она, сразу забывая о шутках подруг, вспыхивала уже от радости и спешила ему навстречу. А потом шутки прекратились. И если Валя Родионова начинала что-то говорить на их счет, то девушки ее быстро обрывали. Они видели — тут настоящее, большое чувство.

Как-то Белов и Маша сидели на бревнышке. Был вечер, комарье, вылетев из своих убежищ, набрасывалось на людей. Белов курил и размахивал веткой, прогоняя кровопийц. Маша болтала что-то и смеялась легким, счастливым смехом. Они редко говорили о будущем. Кончилась бы война, там все определится, а главное они знали твердо — после войны они будут вместе, если только доведется дожить. В такие минуты, когда они оказывались рядом, думать о плохом не хотелось: конечно, доживут, конечно, будут счастливы. Разве можно не быть счастливыми, когда кончится война и жизнь станет удивительной и необыкновенной, потому что это будет мирная жизнь?

В этот вечер Белов сказал Маше:

— После войны поедем ко мне в Москву. Там и учиться будем, нам ведь обоим учиться надо.

Лицо Маши стало задумчивым и тревожным.

— Главное, не потерять друг друга. Мало ли что может случиться…

— С тобой ничего не случится, я уверен… Я постоянно думаю о тебе. — Он взял ее руку в свою широкую ладонь.

— Нет, правда, Митя, серьезно. Дай мне адрес твоих родных и запиши, пожалуйста, где живет моя сестра Нина. Куда бы ни занесло тебя или меня, через них сможем разыскать друг друга.

— Хорошо, — сказал Белов. — Вот моя записная книжка, напиши сама Нинин адрес, а я запишу тебе адрес своих.

Это был не просто обмен адресами, это было обещание верности, это была их клятва.

А потом наступила разлука, неожиданная, как часто случалось на войне. Один звонок по телефону — и девичий взвод сразу собрался. Побросали свои вещевые мешки в кузов машины, погрузили нехитрый скарб и собак — и в путь. Маша даже не смогла попрощаться с Беловым.

Больше они и не виделись во время войны. С Ладожского канала девушек перебросили к Пулкову. Минеры работали там не раз, только раньше они ставили заграждения, расширяли и усиливали миные поля, теперь надо было мины снимать. Начиналась подготовка к большому зимнему наступлению. И девушки работали с радостью, самозабвенно.

Не раз их настигал на минном поле артиллерийский обстрел. Падали снаряды, и от их разрывов срабатывали мины. Девушки шутили:

— Немец на нас работает, меньше надо будет разминировать.

Но раздавался свисток, звучала короткая команда:

— В укрытия, быстро!

Какие уж шутки, когда убойная сила каждого снаряда умножалась взрывами мин на земле.

Однажды во время очередного обстрела Маша Яковлева замешкалась. То ли, увлеченная работой, не услышала команды и свистка, то ли не хотела отрываться от дела. Она только что подобралась к кусту противотанковых мин. И тут разорвался снаряд. Совсем рядом. Ее обожгло взрывом, осколки впились в ноги, перебили левую руку, один попал ей в горло. Девушки подобрали Машу, потерявшую сознание, истекавшую кровью. Положение было слишком серьезным, чтобы можно было оставить ее в санчасти. Наскоро перевязали и повезли в госпиталь.

— Выживет? — спрашивали подруги у врача. — Поправится Машенька?

Врач неуверенно пожимал плечами:

— Очень тяжелые ранения…

Это же сказали Белову, когда он вернулся в часть. Прошло недели две, с тех пор как Машу ранило, а он ничего не знал, только тревожился, что не получает писем. Теперь он пробовал узнать что-нибудь о ней в санчасти, но и там новых сведений не имели — отправили ее в эвакогоспиталь, оттуда, наверное, дальше, может, в тыл.

Так Дмитрий Белов потерял Машу. Он писал в эвакогоспиталь, но не получал ответа. Тогда он стал ждать писем: если она жива, то обязательно напишет. Но она не писала. Потом стал писать Машиной сестре. Может, та что-нибудь знает? Но Машина сестра тоже не отвечала. Не раз ему приходилось слышать горестное:

— Видно, умерла твоя Маша, такие ранения…

Он упрямо мотал головой:

— Не могла она умереть. Я уверен, найдется.

Но Маша не находилась. Никакой весточки не получал от нее Белов. Будь он в Ленинграде, может, отыскал бы способ что-либо узнать. Но вот как-то его вызвали в штаб части.

— Человек вы, сержант, заслуженный, грамотный, — сказали ему. — Командование считает, что вы будете хорошим офицером. Посылаем вас на учебу в Ленинградское инженерное училище. Только оно теперь эвакуировано в Кострому. Получайте командировочное предписание, литер и отправляйтесь.

Из Костромы он продолжал искать Машу, писал ее сестре, писал в часть, писал по каким-то еще адресам. Все было напрасно.

А Маша долго лежала в госпиталях. Врачи залечили ее перебитую руку, ноги, мелкие ранения, ожоги. Они выходили ее, но рана в гортани была слишком тяжелой. Маша выжила, только дышала и говорила она с помощью вставленной в горло серебряной трубки.

Некоторые письма Белова доходили до нее. Она читала их, перечитывала и долго плакала в подушку. Решение ее было неизменным — она не хочет, чтобы он видел ее калекой, чтобы из жалости связал свою судьбу с ней. Пусть лучше думает, что она умерла…

Она выписалась из госпиталя и поступила на завод, с которого ушла в армию в 1942 году. А письма из Костромы все шли, тревожные, умоляющие. Она читала эти письма вместе с сестрой Ниной, вместе плакали. Сестра уговаривала ее:

— Надо кончать эту муку. И он страдает, и ты. Напиши всю правду.

Белов получил от Маши коротенькое письмо уже после войны, в августе 1945 года. Да, она жира, но стала инвалидом, все изменилось, и не надо вспоминать о прежнем. Счастья, которого они ждали, не будет, оно убито на войне.

Однако слишком дорога была она Дмитрию, чтобы он теперь отступился. Белов приехал в Ленинград и нашел ее. Он ничего не хотел слышать: он любит ее, она одна ему нужна, и все это глупости, что она инвалид, даже и не заметно.