Между небом и землей (сборник) - Виктория Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И очень хорошо.
– Женя! – Федя приложил руку к сердцу. – Я старше тебя, у меня опыт… Я уже про эту бабу все понял. Я тебе все про твою жизнь могу рассказать; ты с работы вернешься, устал как черт, так она тебя домой не пустит. Приведешь товарища, сядешь поговорить, так она нос воротит! Детей от тебя будет прятать, будто ты Гитлер… А еще я тебе скажу: она на тебя в прокуратуру на принудлечение подаст. Не ходи. Женя! Мой тебе совет – не ходи!
– Она не такая, – возразил Никитин. – Она нам обрадуется. Мы сейчас придем и скажем: «Здравствуйте, нам без вас одиноко». Она скажет: «А мне без вас». Мы скажем: «А мы вам духи принесли. Подарок из Франции».
– Фига мы ей принесем, – отредактировал Федя. – Духи-то в пинжаке остались. Ты же их в пинжак засунул.
На сей раз Федя звонил в квартиру Гусаковых, и на сей раз ему отворила Изабелла – в вельветовых брючках. Изабелла серьезно отличалась от бабушки в платочке, она текла в совершенно другом возрастном коридоре и совершенно другого хотела от жизни. Но Федя не заметил никакой разницы.
– Опять я, – сказал он. – Там в пинжаке Женька духи забыл. Принеси, пожалуйста.
– Какие духи? Какой Женька? – Изабелла с недоумением глядела на Федю.
– Ну, который гриппом заболел. Я ж тебе говорил. Давай неси, пожалуйста. А то нас там баба ждет.
– Ничего не понимаю, – созналась Изабелла. – Я вас первый раз вижу.
– Может, скажешь, что я тебе пинжак не давал?
– Не давали.
– Ясно, – мрачно сказал Федя, повернулся и побежал вниз по лестнице.
Изабелла пожала плечом, закрыла дверь и прошла в комнату.
Гусаков сидел за столом и печатал на иностранной машинке.
– Кто там? – спросил он, не отрываясь от дела.
– То ли пьяный, то ли ненормальный.
В дверь снова позвонили.
– Опять, – сказала Изабелла. – Иди сам открывай. Я его боюсь.
Гусаков снял очки, положил их на стол и неторопливо пошел навстречу незваному гостю.
Отворил дверь.
В дверях стоял Никитин, всклокоченный и без пиджака.
Галстук был круто сдвинут набок, рубашка вылезла из штанов. Из-за его плеча выглядывал плюгавый мужичок, были видны только его кепка и один глаз.
– Женя? – удивился Гусаков.
– А говорила: нет дома, – уличил Федя Изабеллу. – Все время врет.
– У меня к вам серьезный разговор. Разрешите? – спросил Никитин.
– Ну… вообще-то я занят.
– Мы на секундочку, – пообещал Никитин. – Пошли, Федя!
Все вошли в комнату.
Диковинные ключи не произвели на Федю никакого впечатления.
– Ну, так слушаю вас, – сказал Гусаков, садясь в глубокое кожаное кресло.
– Товарищ академик, – начал Федя, – я вашей супруге отдал пинжак, вот он свидетель, – показал на Никитина. – А она говорит, что я ей ничего не отдавал.
– Не понял. – Гусаков нахмурился. – Какой пиджак?
– Ваш, ваш, Валерий Феликсович! – вмешался Никитин. – Замшевый. Тот, что вы мне дали. Там в кармане мы забыли духи, а нам сейчас без духов нельзя.
– Господи! Ну какой пиджак! Какие духи! – возмутилась Изабелла. – Что ты их слушаешь? Неужели ты не видишь, что они оба пьяны в зюзю.
– Видал? – в свою очередь, возмутился Федя. – Значит, я, по-твоему, пинжак этот себе взял? А куда я его дел? Съел? В карман положил?
Федя вывернул карман. Оттуда вылетел полтинник, который Федя выручил за стакан.
Федя нагнулся, стал искать деньги.
– Подними ногу! – велел он Гусакову.
– Зачем?
– Жень! Скажи ему, чтоб поднял! Он на деньги наступил.
– Вот ваши деньги! – Изабелла подобрала с пола монету и брезгливо швырнула Феде.
– Тоже зажать хотели, – заподозрил Федя, пряча полтинник обратно в карман.
– А ну-ка давай убирайся отсюда! – велел Гусаков Феде. – Не то я сейчас милицию вызову!
– Вызывай! Давай разберемся! – самолюбиво согласился Федя. Обернулся к Никитину. – Видал? Дело шьют!
– Валерий Феликсович! Изабелла Петровна! – строго сказал Никитин. – Вы меня извините, конечно, но вы оскорбляете достоинство человека. Достоинство моего друга. И я протестую!
– Женя! Иди домой и проспись! А завтра поговорим, – посоветовал Гусаков.
– Валерий Феликсович! Когда мне спать и где мне спать – это мое личное дело. И если ты мой начальник, то это не дает тебе право вмешиваться в мою личную жизнь. Понятно, Валя?
– Так я сейчас вышвырну вас обоих! – Гусаков встал.
– А вот они! – беспечно заметил Федя и ткнул пальцем в раскрытую дверь. – Ну-ка иди сюда. – Он поманил Изабеллу.
Изабелла, растерявшись, пошла за Федей, Гусаков за женой, Никитин за Гусаковым. Все вошли в спальню.
На трюмо среди косметики стояла изумрудная коробочка «Клема».
– Наша? – спросил Федя.
– Наша, – опознал Никитин.
– А говорила «не брала», бесстыжие твои глаза! – упрекнул Федя, открывая коробочку. Флакон был начат. – О! Отпила уже. Ну ничего. Водой дольем. Пошли!
Федя конфисковал духи и пошел из дома Гусаковых. В дверях он обернулся и сказал Изабелле с беззлобной укоризной:
– Старуха уже, а врешь как сивый мерин.
– До свидания, – великодушно попрощался Никитин.
Они вышли и закрыли за собой дверь.
Гусаковы стояли некоторое время в растерянности и просто не знали, как себя вести.
– Так… – проговорил Гусаков. – Что ты на это скажешь?
– Все нормально, – спокойно проговорила Изабелла.
– Что именно ты считаешь нормальным? – не понял Гусаков.
– Никогда не надо делать добрые дела. Еще ни одно доброе дело не осталось безнаказанным.
Друзья вышли из подъезда и решительно зашагали к дому напротив.
– Жлоб он и есть, – подтвердил Федя свои предположения.
– Ничего, завтра я с ним поговорю, – пообещал Никитин и вдруг на ровном месте всем телом грохнулся в лужу. И в это же самое время испуганно завизжала маленькая косматая собачонка. Дело в том, что Никитин запутался в поводке, невидимом в глубоких сумерках.
– Смотреть надо, – строго сказал хозяин, обидевшись за собаку. – Пойдем, Джек!
Джек затрусил за хозяином, потом оглянулся.
– Мяу, – сказал Никитин Джеку.
Джек ничего не понял и с удивлением посмотрел на своего хозяина.
Хозяин недоуменно пожал плечами.
Никитин поднялся и провел рукой по рубашке, пытаясь стереть грязь.
– Упал… – растерянно сказал он. – А как же я теперь пойду?
– Замыть надо, – посоветовал Федя. – Пойдем к Витьку! Он тут рядом в котельной работает.Наташа стояла и смотрела в окно напротив. Окно было темным. Наташе казалось, будто в ней самой тоже выключили свет.
Сосед напротив не пришел, как она полагала, потому что отвлекся на более высокую идею и забыл про такое незначительное событие, как Наташа.
Сосед напротив, как ей казалось, был молодой Циолковский или молодой Ломоносов, только без парика с косичкой и тощий. Он, наверное, изобрел ракету или готовил открытие, которое со временем должно было перевернуть все человеческие возможности. Но это со временем. А сейчас он был молод, жил в однокомнатной квартире, пил по утрам молоко из пакета, а по вечерам сидел, подпершись, и смотрел на звезды.