Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1 - Семен Маркович Дубнов

богослужения вне реформированных синагог. Таким же бюрократическим путем проведена была школьная реформа. Кон­систория предписала открывать в каждом городе по одной школе, где религию и библейский язык должен преподавать учитель-еврей, а общеобразовательные предметы («немецкое обучение») — христи­анин. Частное обучение в старых «хедерах» запрещалось. В 1810 г. в Касселе были открыты первое начальное училище нового типа и се­минария для подготовки учителей. Все эти нововведения требовали больших расходов, для покрытия которых приходилось увеличивать обложение общин. Податное отягощение, в связи с недовольством новыми порядками, вызвало много жалоб со стороны общин.

Но уже близился конец эфемерного королевства Вестфален: оно пало вместе с Наполеоном (1813), а с ним распалась и вся новая орга­низация еврейства. Коротка была эра полной эмансипации: едва шесть лет просуществовал вестфальский оазис равноправия на тер­ритории Германии. Свободно вздохнули в этот короткий промежу­ток два десятка тысяч евреев, раскрепощенных, превращенных из «терпимых» в граждан. Многие шли на этот огонек свободы: из от­сталых стран Германии группы бесправных переселялись в Вестфален. Коротка была и эра внутренних реформ, предпринятых Якобсо­ном. Они, впрочем, были обречены на неудачу и помимо политичес­кого кризиса. У Якобсона было одно хорошее побуждение: путем реформ облагообразить духовную жизнь евреев, сделать ее более привлекательною для нового поколения «образованных», которых отталкивали от еврейской общины и синагоги их обветшалые фор­мы. Но рядом с этим побуждением стояло другое, обращенное к внеш­нему миру: желание переделать на немецкий лад синагогу, школу, общинный строй с целью импонировать христианам. Не замечая более глубоких причин отпадения образованного класса, Якобсон все надежды возлагал на церемониальные реформы, проводимые вдобавок сильною рукою бюрократии. Он превратил консисторию в фабрику реформ, которые навязывались общинам, и не обращал внимания на протесты недовольных. Как большинство деятелей той революционной эпохи, Якобсон не понимал способа эволюционной реформы, идущей от исторических корней. Подобно Фридлендеру и другим вождям нового еврейства, он отрицал идею еврейской наци­ональности, и вся его работа сводилась к поверхностному компро­миссу между безверием и верою, «очищенною» по последней моде.

Еще короче, чем в Вестфалии, был промежуток эмансипации в старом гнезде бесправия — Франкфурте-на-Майне. Когда в сен­тябре 1806 года прежний имперский город с его мрачным гетто очу­тился в полосе наполеоновского Рейнбунда (выше, § 29), евреям ка­залось, что наступил час их освобождения. Консервативная франк­фуртская община была еще очень далека от берлинского вольнодум­ства, и тем не менее и в ней что-то зашевелилось: дух времени прони­кал в гетто сквозь пробитые берлинским просвещением бреши и вол­новал, звал к новой жизни. Группа просвещенных франкфуртцев ос­новала свободную гимназию «Филантропин» для воспитания еврей­ских детей в духе современности (1804), и новое учреждение стало цитаделью реформы. Весть о заседаниях собрания нотаблей в Пари­же в июле 1806 года подняла дух франкфуртских прогрессистов и тем сильнее окрылила их надежды, что в те же дни Наполеон взял в свои руки судьбы Германии. Во Франкфурте образовался союз передо­вых людей под именем «Gesellschaft zur Förderung des Glückes der Israeliten», который поставил себе целью пересадить французские ре­формы на почву Германии. В ноябре 1806 г. из Франкфурта был по­слан в Париж приветственный адрес собранию нотаблей, покрытый 250 подписями. В адресе восхвалялись великодушие французской нации, «разбившей оковы столь долго угнетаемого народа», благо­деяния «бессмертного Наполеона», созвавшего лучших людей ев­рейства для «очищения нашей религии», и «мудрые ответы» па­рижского собрания на вопросы императора; выражалось пожела­ние, чтобы «прекрасный пример Франции распространился и по ту сторону границ этой империи». Франкфуртский адрес был про­читан в парижском собрании в тот момент, когда оно готовилось уступить место «великому Синедриону», и председатель Фуртадо ответил германским приверженцам наполеоновского культа письмом в том же духе. Спустя два месяца представители франкфуртской об­щины, раввин Соломон Триер и Исаак Гильдесгеймер, имели уже счастье заседать в парижском Синедрионе. В одном из последних заседаний франкфуртские депутаты заявили, что их община всецело присоединяется к решениям Синедриона и готова подчиниться им, «после того, как наши братья будут пользоваться равными граждан­скими правами, какими уже пользуются евреи Франции и Италии». Связь внутренней реформы с эмансипацией была ясно установлена в этом заявлении, и паломничество франкфуртцев в Париж получило здесь надлежащее освещение.

Между тем новая власть во Франкфурте не спешила с актом эмансипации. Глава Рейнбунда, князь-примас Карл Дальберг, дол­жен был сообразовывать свой французский либерализм с планами своего суверена, Наполеона I, которые в то время клонились больше к «исправлению», чем к освобождению евреев. С другой стороны, не так легко было преодолеть глубоко укоренившуюся юдофобию хри­стианского бюргерства, теперь представленного в обновленном франкфуртском Сенате. Эта каста патрициев и мещан, веками тер­завших обитателей гетто, оказывала упорное сопротивление всякой попытке улучшить их положение. На первом плане стояло упраздне­ние гетто, но и тут Дальберг должен был ограничиться частичными облегчениями. Тотчас по прибытии во Франкфурт он распорядился о допущении еврейской публики в городские сады, что раньше стро­го запрещалось. И когда евреи его просили отменить всю давив­шую их средневековую конституцию, пресловутую «Stättigkeit» 1616 года, он в рескрипте от 27 декабря 1806 года ответил: «Предостав­ление равноправия невозможно без единодушного, определенно­го и формального заявления бюргерства, ибо предки Франкфурт­ских бюргеров основали город и допустили туда евреев на опре­деленных, ограничивающих их права, условиях». Однако, в угоду новому режиму, решено было сделать евреям небольшие уступки и смягчить некоторые особенно жестокие пункты в старой «Stättigkeit». В назначенной князем-примасом особой комиссии долго вырабаты­вался проект новой еврейской конституции, которая была опубли­кована в конце 1807 года под названием: «Neue Stättigkeitsund Schutzordunung der Judenschaft». Этот регламент устанавливал следующие общие положения: особый еврейский квартал сохра­няется, но площадь его может быть расширена в сторону примыка­ющих частей города; число семейств не должно возрастать против прежней нормы (пятьсот)[41]; новый брак разрешается только в случае вакансии в пределах этой нормы, и то для состоятельных людей; ог­раничения в торговле остаются, но зато евреи допускаются к ремес­лу и земледелию; общинное самоуправление поставлено под стро­гий контроль городских властей: раввинами могут быть только лица, обучавшиеся в немецком университете философии и восточным язы­кам и выдержавшие особый экзамен в лютеранской консистории (!) в присутствии правительственного комиссара; еврейские школы дол­жны быть преобразованы по типу немецких и подчиняться общей школьной дирекции. Даже религиозные обряды взяты под контроль: для совершения операции обрезания требуется письменное заявле­ние комиссару. Главная же реформа заключалась в том, что вместо прежних налогов, разных «шутцгельдер» и «концессионсгельдер», установлен общий ежегодный налог с франкфуртской общины в раз­мере 22 000 гульденов. Подписывая новый регламент, князь-примас присовокупил, что с течением времени возможны «сообразные с ду­хом века» изменения в этом акте или даже полная