Консолидация - Джефф Вандермеер

— Так что оперативник укладывает подружку в постель, — ни малейшего триумфа в голосе, — хотя и знает, что это опасно, знает, что боевики могут узнать об этом. Его контролер не знает, что он делает. Пока. А в один прекрасный день…

— В один прекрасный день, — перебил Контроль, потому что раз уж она вознамерилась выложить эту историю, то остальное должна представлять правильно, черт подери. — В один прекрасный день он заходит в бар — это всего в третий раз — и его засекают камеры наблюдения, установленные дружком за ночь.

Посетив бар во второй раз, Контроль с ней не разговаривал. А в тот третий и последний — да. Как же он жалел об этом! Он даже не помнил, ни что сам говорил ей, ни что она говорила ему.

— Верно, — подхватила Грейс, и мгновенно промелькнувшее озадаченное выражение придало ее лицу серьезности. — Верно.

Эта рана у Контроля давно зарубцевалась, хотя и казалась свежей каждому стервятнику, норовившему сунуть в нее свой клюв или рыло, чтобы урвать шмат подгнившей плоти. Рутина повествования этой истории преобразила Контроля из личности в лицедея, разыгрывающего древние события из собственной жизни. Всякий раз, когда ему приходилось инсценировать их заново, монолог звучал все глаже, детали все упрощались и все лучше притирались друг к дружке, слова, как фрагменты пазла, которые он набрал в рот и выплевывал один за другим, укладывались в идеальном порядке, образуя целостную картину. И с каждым разом это представление все больше претило ему. Но единственная альтернатива — стать жертвой шантажа, частью прошлого, отдалившегося уже на семнадцать лет и пять месяцев с хвостиком. Хоть оно и увязывается за ним на каждое новое место службы, потому что тогдашний его контролер решил, что Контроль вовеки заслуживает более сугубого наказания, чем полученное на острие удара.

В наихудших версиях, вроде той, что начала излагать Грейс, он спал с той подружкой — Рейчел Маккарти — и сорвал операцию непоправимо. Но достаточно неприглядно выглядит даже правда. Он пришел из частного колледжа в роли протеже родной матери — отличные отметки, эдакая бездумная развязность и окончание учебы в Центре с высокими оценками. Добился большого успеха в первых двух полевых операциях, вытропив рубах-парней на равнинах и среди пологих холмов в центре страны — пикапы, жевательный табак и уединенные крохотные городские площади, перекусы жареной окрой[9], пока он наблюдал, как парни в бейсболках грузят в фургоны подозрительные ящики.

«Я совершил чудовищную ошибку. Я думаю об этом каждый день. Теперь это руководит мной в моей работе. Это наделяет меня смирением и помогает сосредоточиться». Но он вовсе не думал об этом каждый день. Нельзя думать об этом каждый день, или это взрастет и пожрет тебя. Это просто безымянно бытует где-то там — унылая, сумрачная тварь, тяготящая тебя лишь какое-то время. Когда воспоминания становятся слишком блеклыми, слишком абстрактными, это трансформируется в застарелый тендинит ротаторов плеча: боль настолько тонкая, но настолько острая, что можно прочертить по ней линию через всю лопатку и дальше вниз по спине.

— И вот тогда, — произнес Контроль. Уитби уже начал сминаться в тисках их двухстороннего внимания, а Чейни скрылся, организовав искусный побег из тюрьмы прямо у Контроля под носом. — И вот тогда дружок видит на пленке, как какой-то чужак треплется с его девицей, чем, наверное, вполне заслужил побои. Но потом он велит товарищу проследить за этим чужаком до кафе минутах в двадцати ходу оттуда. Оперативник не замечает — он забыл принять меры, чтобы проверить, нет ли за ним хвоста, потому что просто в восторге от себя и уверен в своих способностях. — Потому что он член династии. Потому что знает слишком много. — И угадайте, с кем наш оперативник говорит? Со своим контролером. Вот только боевикам этой группировки уже довелось напороться на контролера за пару лет до того, из-за чего, как выясняется, в первую голову в поле отправился я, а не он. Так что теперь они знают, что субъект, толковавший с его девицей, обменивается сведениями с известным правительственным агентом.

Тут он отклонился от сценария достаточно надолго, чтобы напомнить Грейс о том, что выстрадал только сегодня утром:

— Это было так, будто я парил надо всеми, над каждым, глядя вниз, скользя по воздуху. Способный сотворить все, что захочется.

Увидел, что она уловила связь, но ни малейшего чувства вины.

— Теперь они знают, что член их дружины Рейчел Маккарти поддерживает контакты с правительством — а сверх того, ейный дружок, как уже отмечено — самовластный собственник, ревнивый, деспотичный самодур. И этот сам-дружок накручивает себя, глядя, как оперативник возвращается назавтра, хоть на сей раз тот и не разговаривает с Маккарти, но пребывая в полной уверенности, что они придумали тайный способ общения. Довольно и того, что оперативник вернулся. Дружок вбивает себе в башку, что его девица может быть причастна ко всему этому, что, может статься, Маккарти шпионит за ними. И что же, по-вашему, они делают?

Уитби воспользовался возможностью дать ответ на другой вопрос: выскользнул из-за столика и побежал прочь вдоль изгиба стены в направлении научного отдела, не удосужившись даже наспех попрощаться.

Покинув Контроля наедине с Грейс.

— Будете угадывать? — вопросил Контроль у Грейс, обрушив всю тяжесть гнева и ненависти к самому себе на заместительницу директора и старательно позаботившись, чтобы на них обратились взгляды всех присутствующих в кафетерии, каковых набралось человек пятнадцать.

А чтобы возродить эмоции почившего в бозе сценария, начал думать о таких вещах, как «топографические аномалии», «видео первой экспедиции» и «гипнотическое воздействие», поставив с ног на голову ритуал, требующий держать в голове слова вроде «чудовищный зоб» и «домашнее задание по математике», чтобы не кончить слишком рано во время секса.

— Будете вы угадывать на хер? — прошипел он этаким театральным шепотом, испытывая желание исповедоваться не кому-либо из присутствующих, а лишь биологу.

— Они застрелили Рейчел Маккарти, — выговорила она.

— Да, правильно! — выкрикнул Контроль, зная, что даже люди, подающие пищу в дальнем-предаль-нем буфете, услышат его и уставятся на него.

— Они застрелили Рейчел Маккарти, — сказал Контроль. — Хотя ко времени, когда они принялись искать меня, я уже благополучно был дома. После чего? Двух-трех разговоров? Стандартные штучки наблюдения и внедрения, с моей точки зрения. Меня отозвали для разбора, призвав разбираться с последствиями других, более обстрелянных агентов. Вот только к тому времени боевики избили Маккарти до полусмерти и приволокли ее на верх заброшенной каменоломни. И хотели, чтобы она сказала правду, просто сказала правду про субъекта в баре. Чего она сделать не могла, потому что была невиновна и не знала, что я оперативник. Но это был неправильный ответ — к тому моменту любой ответ был неправильным. — И всегда будет неправильным. И примерно ко времени, когда он ликовал, что помог щелкнуть дело, как орешек, и судья выдавал ордера, дружок выстрелил Маккарти в голову — дважды — и позволил ее трупу рухнуть на мелководье внизу. Чтобы три дня спустя ее нашли местные копы, и вскоре дело перехватила нацбезопасность.