Дорогой враг - Кристен Каллихан

принадлежит мне. Я думаю о Мейконе перед сном и после пробуждения. И на этот раз мысли о Мейконе не беспокоят и не злят, а, наоборот, заставляют улыбнуться. Я вспоминаю его нелепые шутки, то, как он щурится, когда он смеется, и даже то, как двигается его челюсть, когда тот ест яблоко.

— Господи, — бормочу я, делая глоток белого вина. Мне от самой себя противно. Я сижу здесь слегка… подвыпившая. Пока он болтает с целым столом таких же красивых людей.

К моменту окончания мероприятия я подумываю о том, чтобы прибегнуть к гипнозу, дабы выбросить из головы этого мужчину. Мы должны встретиться снаружи, где выстроилась очередь машин, готовых забрать знаменитостей. Среди моря людей, которые слоняются вокруг и разговаривают, Мейкон замечает меня. Суровое выражение, присущее его естественному спокойному лицу, смягчается, губы слегка изгибаются, брови приподнимаются. Но меня заводят эмоции в его глазах. Когда Мейкон смотрит на меня, кажется, что я единственная, о ком он думает. Так было всегда, только теперь вместо обиды и раздражения в его взгляде я вижу неподдельное удовольствие.

В этот момент все растворяется: ужасное напряжение в шее, неприятное чувство в животе. Вместо этого меня наполняет тепло и трепет предвкушения. Мейкон все еще пользуется тростью из черного дерева с серебряной ручкой в виде черепа, что вызывает у меня улыбку, но он хорошо владеет ею. Его походка развязная.

Мейкон похож на настоящую звезду с головы до ног, неотразим в сером, сшитом на заказ костюме, который подчеркивает его рост и широкие плечи. На нем нет галстука, но он расстегнул несколько пуговиц белой рубашки, обнажая впадину на шее. Мейкон подходит ко мне, касаясь рукой моего плеча.

— Вот ты где. — Как будто я ребенок, которого он потерял.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, потому что возвращается раздражение, но в моем скверном настроении нет вины Мейкона.

— Вот она я, — отвечаю я, когда люди толкают нас.

Он скользит рукой по моей пояснице, направляя меня между двух лауреатов премии «Оскар».

— Ты должна была сесть со мной.

Я стараюсь не пялиться на одного актера из моих детских увлечений, который, судя по всему, со мной одного роста — каждый раз узнаешь что-то новенькое. Я отвожу взгляд, прежде чем меня поймают с разинутым ртом, как деревенщину.

— Мейкон, это было мероприятие на двадцать тысяч долларов за тарелку. Персонал не сидит со звездами.

Он сжимает губы.

— В следующий раз я угощу тебя ужином, и мы сядем там, где нам, черт возьми, заблагорассудится.

Не заставляй меня влюбляться в тебя еще больше. Но я не могу сказать этого, не желая раскрывать себя, поэтому слабо улыбаюсь.

— Как мило с твоей стороны, но я не возражаю. Ты же теперь работаешь.

Мейкон издает недовольный звук.

— Я все время забывал, что тебя нет рядом, и наклонялся, желая что-то прошептать на ухо. И каждый раз Крис смотрел на меня так, будто я сошел с ума.

Мои губы подергиваются в ухмылке. Крис — это Крис Чадсворт, один из самых сексуальных звезд Голливуда.

— Может, он думает, что ты в него влюблен.

— О, я уверен, что моя рука на его колене убедила его в этом. — Мейкон подмигивает, когда я смеюсь, однако в моем тоне, должно быть, что-то выдает меня, потому что выражение его лица быстро становится обеспокоенным. — Что случилось?

— Ничего. — Ничего, что я могу изменить. Ничего, что я, по крайней мере, не хотела, чтобы он заметил. Не собираюсь жаловаться ему, и меня бесит, что я показываю свои слабости. Я пытаюсь говорить спокойно. — Я немного устала, вот и все.

Мейкон ни на секунду не верит мне. Его глаза скользят по моему лицу, будто он каким-то образом способен прочитать мои мысли, если будет пристально вглядываться.

— Нет, тебя что-то беспокоит. Скажи мне что. Пожалуйста.

Меня заводит его нежное «пожалуйста». Сейчас любое уклонение от вопроса заставит его вцепиться в мои слова и попытаться перебрать все варианты, думая о худшем.

— Я чувствую себя здесь не в своей тарелке, — признаюсь я тихим голосом.

Его плечи расслабляются, и он наклоняет голову, приближаясь губами к моему уху.

— Я тоже. Как и все здесь.

Я бросаю на него недоверчивый взгляд.

— Не нужно меня успокаивать, Мейкон. В этом нет необходимости. Ты здесь на своем месте. И я искренне не верю, что твои коллеги чувствуют себя тут некомфортно.

— Ты не веришь, — сухо говорит он, испуская глубокий вздох. — Позволь мне уточнить, потому что ты одновременно и права, и нет. Бывают моменты, когда во время работы я чувствую, что наконец-то нашел свое место, своих людей. И знаешь каково это? Это чертовски круто, Картофелька. Это такое облегчение. Но прямо за этим следует страх, что в одно мгновение все может исчезнуть. Поэтому большинство из нас никогда по-настоящему не будет чувствовать себя здесь в своей тарелке, конечно, если только они не стопроцентная элита Голливуда.

— Вот каково быть твоим шеф-поваром.

Его глаза темнеют, когда он смотрит на меня сверху вниз, и его прекрасные черты омрачаются.

— Ты несчастна, да?

Я не могу этого отрицать, поэтому отвожу взгляд. Он находит мою руку между складками моей юбки и переплетает наши пальцы, слегка притягивая меня к себе так, что мне приходится смотреть на него снизу вверх. В его глазах виднеется раскаяние.

— Ты несчастна.

— Мейкон… — Я отбрасываю всю свою жалость к себе, стыдясь, что позволила ей проявиться. — Я в порядке.

— Нет. — Его хватка становится крепче. — Это не так. Давай покончим с этой сделкой. Открой снова свой маленький ресторанный бизнес и не завись ни от кого. Ты можешь пользоваться кухней в доме, пока не встанешь на ноги.

— Нет, — твердо говорю я. — У нас была сделка. Я не убегу в страхе. Я справлюсь.

Мейкон нахмуривает брови.

— Я не хочу, чтобы ты «справлялась». Я повел себя как козел, когда согласился на это, зная, что делаю это только для того, чтобы позлить тебя.

Тепло разливается по мне как бальзам.

— Это была моя идея, и мы оба это знаем. Я не оставлю тебя в беде, Мейкон. Это было бы неправильно.

С явным раздражением он проводит рукой по волосам.

— Я больше не хочу этого, — хрипит он так тихо, что я почти пропускаю его слова из-за шума толпы. — Не нужна мне эта сделка, если она идет во вред твоему счастью.

— Мое счастье никогда не было частью договора, — шепчу я, больше для себя, чем для него.

Мейкон открывает рот, чтобы возразить, но замечает что-то позади меня,