Он и две его жены, Кто-то за дверью, Леди из морга - Патрик Квентин

Прежде всего надо как следует разобраться с этой марионеткой. Я должен убедиться, все ли его связи с внешним миром обрублены. Для начала спрашиваю, есть ли у него документы. Было бы естественно иметь их при себе.

Он опускает голову, не отвечая. Я настаиваю, меня это безумно интересует.

- В конце концов, вы должны были проверить! Есть у вас с собой документы?

Тогда он стыдливо произносит:

- Нет, мосье. Разумеется, я посмотрел в карманах, когда почувствовал…

- И что?

- Они были пусты.

- Пусты! И бумажника не было?

- Нет. Ничего. Поэтому, кстати, я и подумал, что на пароходе на меня напали. Возможно, хотели обокрасть. Это разумное объяснение, не правда ли?

- Очень разумное. И я предполагаю, что у вас, в довершение всего, нет денег?

- Ни гроша, - признается он удрученно. - Ну как же мне выйти из положения?…

Все это чудесно. Ужасно и чудесно. Я начинаю ходить вокруг его кресла так же, как кружу, преследуя кого-нибудь из своих персонажей. Но обычно в кресле никого нет.

Внезапно мне приходит в голову мысль о багаже. Если он плыл на пароходе в качестве пассажира, у него, скорее всего, был хоть один чемодан.

Я делюсь с ним своими соображениями.

- Насчет этого так же, как и насчет остального. Я не знаю, был ли у меня чемодан! - говорит он мне с отчаянием в голосе. - Все, что я могу сказать, - это то, что, придя в сознание… в общем… когда я снова осознал реальность, вернулся в реальную жизнь, я был среди пассажиров у выхода из морского вокзала. И в этот момент, - тут уж я твердо уверен, - у меня не было никакого багажа. Но, заметьте, это ничего не значит. Я вполне мог иметь чемодан и оставить его на пароходе.

- Совершенно верно. Но я думаю о том, что вы сейчас сказали. Когда вы сошли на берег, вы были не в себе?

- Я знаю лишь одно, мосье, что стал снова воспринимать внешний мир, находясь среди пассажиров, на морском вокзале. Вдруг я стал видеть, слышать.

- А до этого момента?

- До этого - ночь, мосье, непроглядный мрак, смерть, если хотите.

Мне хочется броситься к столу, схватить ручку, склониться над бумагой.

- И вы покинули морской вокзал и бродили в тумане?

- Именно так, мосье.

- Невероятно! Абсолютно невероятно!

Эти слова вырвались у меня на сей раз помимо воли. И в голосе моем прозвучало нечто вроде радости, и я в этом уверен. Глупо и неосторожно! Вот уже незнакомец смотрит на меня чудным взглядом.

- Что случилось, мосье? У вас взволнованный вид. Надеюсь, мои несчастья тут ни при чем?

Моментально беру себя в руки, быстро подхожу к столику и, выпив глоток виски, бросаю равнодушным тоном:

- Нет, просто я кое-что вспомнил, так… одно совпадение…

И снова набрасываюсь на него с вопросами о его прошлом, об этом прошлом, которого определенно не существует. Он даже не знает, как его зовут. Ни документов, ничего. Невероятная удача! Я едва сдерживаю смех.

А этот несчастный вдруг начинает скандалить. Кажется, сейчас он на грани истерики. В уголках его губ пузырится пена, и на это не слишком приятно смотреть.

- Эта пелена должна исчезнуть! - вопит он. - Потому что так продолжаться не может! Это ужасное ощущение, мосье, вы совершенно себе не представляете!

- Напротив, прекрасно представляю!

Он в волнении подходит к окну, возвращается назад. Теперь он спокоен. Даже заставляет себя улыбнуться.

- Извините меня, мосье. Полагаю, мы уже достаточно говорили обо мне. Больные всегда эгоисты. Я вижу, что ничего не знаю о вас, человеке, у которого есть его прошлое. О вас, кто был так добр ко мне.

Я возражаю, сознавая собственное лицемерие:

- Ну что вы!

- Да, да! Вы посреди ночи открыли мне двери своего дома.

- Вам было плохо. Это элементарный долг каждого.

Он спрашивает, чем я занимаюсь.

- Видите ли, я заинтересован в том, чтобы у других вес было ясно. Это вносит свет и в мою жизнь… Как ваш свет, мосье, только что.

Неожиданно он растрогал меня, вот тварь!

- Знаете, - говорю я, у меня занятная профессия. Если это профессия. Я писатель, мосье. Пишу книги, романы. И, что совсем удивительно, продаю их!

Незнакомец таращит глаза, будто я сообщил ему, что я космонавт.

- Книги! - произносит он с волнением. - Писатель! Вы придумываете драмы, героев! Вы создаете судьбы!

Лучше он и сказать не мог. Вижу, он прямо готов склониться передо мной в поклоне.

- Это замечательная профессия, мосье!

- Прежде всего странная. Случается встречаться с привидениями.

Он схватывает на лету:

- С привидениями?… Вроде меня, не так ли?

Внезапно у меня возникает желание говорить начистоту. Я бросаю на него сочувственный взгляд.

- В определенной мере так. С персонажами, которые похожи на вас. Ибо они тоже возникают из тумана. Они тоже без предупреждения появляются в моем доме, с бледными лицами, с пустыми карманами. И я должен сочинить им жизнь, прошлое, страсти, любовь… Ах, это удивительно!

Вот я и увлекся. Но это сильней меня. Необычность ситуации меня вдохновляет. Уже давно не пылал в моей душе этот огонь.

- Что удивительно, мосье?

- Ваше появление именно в данный момент, - говорю я.

- Я вам, наверное, помешал? Вы, вероятно, писали?

- Я начал. Только начал…

III

Мы надолго замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. Он допил виски. Я предложил еще, но он отказался.

Спрашиваю, как он себя чувствует.

- Гораздо лучше. Но голова болит по-прежнему.

- Я дам вам аспирин.

Он возражает, говорит, "что и так уж меня замучил".

- Мне это не составляет никакого труда, - говорю я. - Может, снимете плащ? Вам будет удобней.

Вдруг у меня замирает сердце: он направляется к двери.

- Вы хотите уйти?

- Да, я покину вас, мосье, не хочу злоупотреблять вашим терпением. Думаю, я в состоянии передвигаться. От виски мне стало лучше.

Я кидаюсь к нему, хватаю за руку.

- Куда же вы пойдете? Без денег, без документов?

Он смотрит на меня собачьим, обезоруживающим взглядом. От этого взгляда у меня наворачиваются слезы. Я встряхиваюсь. Надо следить за собой, нельзя размягчаться.

- Снимайте-ка плащ! - говорю я тоном, не терпящим возражений. - Похоже, о вас давно некому позаботиться. Расслабьтесь, сядьте в кресло. Подумаем, как быть дальше.

Чувствую, как он податлив, словно воск. Лепи, что хочешь!

Неловкими движениями он стягивает с себя плащ. Я помогаю ему, бросаю плащ на одно из кресел. Пока незнакомец усаживается, достаю из ящика письменного стола аспирин.

Рядом с коробочкой аспирина стоит пузырек гарденала. Обычно я употребляю его в большом количестве. Незаметно вынимаю из пузырька две таблетки и зажимаю мизинцем в ладони: добавив их к аспирину, могу быть уверенным, что мой гость прекрасно проведет ночь. Желательно, чтоб он спал покрепче и не просыпался на каждый шорох.

- Не знаю, как вас благодарить, - он сидит, обхватив голову руками, с совершенно беспомощным видом, мне кажется даже, он расплакался.

- Я привык к встречам с незнакомыми людьми, - тихо произношу я, приблизившись к его креслу. - Они являются частью моего ремесла.

- Вы имеете в виду встречи в ваших романах? - он приподнимает голову.

Я объясняю, что для писателя персонажи его книги вначале всегда незнакомцы, которых следует опасаться. Постепенно мы их приручаем, и в итоге они становятся нам ближе лучших друзей.

- Напрасно они пытаются от нас ускользнуть. Мы срываем с них маски, изучаем, исследуем, пока не проникнем в малейшие их секреты.

- Ну, что ж, - говорит незнакомец, - мне лишь остается пожелать быть одним из них! Может, вы и с меня сорвете маску. Раз у вас есть опыт…

Именно об этом я и думаю. Объявляю моему гостю, что, в самом деле, вероятно, смогу ему помочь. Лучше, чем кто бы то ни было, лучше, чем врач, лучше, чем полиция. Ибо, разумеется, я сразу же подумал о враче и о полиции. Только знаю я их!

- Для них вы будете еще одним случаем, занесенным в картотеку среди сотен других. Вас попросят зайти еще и еще. Вы будете ждать месяцами. Или же застрянете в какой-нибудь клинике.

Я говорю это не в порядке упрека: что эскулапы, что полицейские перегружены работой. Служа всем, они забывают о каждом в отдельности.

И потом надо безумно любить свое дело. Свет прозрения вспыхивает лишь в умах, вдохновленных страстью.

Я продолжаю развивать свою мысль. Кружу вокруг моего гостя как оса. Воодушевляюсь все больше.

- Мне кажется, я буду защищать ваше дело самопожертвованно. Это святое дело: правда о человеке. Я проявлю настойчивость, и, право же, не стоит мне ставить это в заслугу, ибо ваша история меня потрясла. Поймите меня: я как будто начинаю писать новую книгу! Вы - персонаж! Мой персонаж!

И сам уж не знаю, что говорю. Не слишком хорошо, по крайней мере. А это опасно. Но незнакомец ничего не замечает. Как ему заметить? Наоборот, вижу, он прямо исполнен благодарности, растроган.