Он и две его жены, Кто-то за дверью, Леди из морга - Патрик Квентин

Но вот что самое поразительное - мне кажется, будто я уже где-то видел это лицо. Вдруг замечаю его измятый плащ и мне в голову приходит безумная мысль: этот не произносящий ни слова человек и есть персонаж моей книги. Да, это мой учитель, блуждающий по ночному Дьеппу, именно такой, каким я его себе воображаю уже в течение многих дней

Видно, с ним произошел несчастный случай. Похоже, он не знает, где находится. А бледен настолько, что кажется, вот-вот упадет

Мне надоело его молчание, и я попросту спрашиваю:

- В чем дело, мосье?

Он не отрывает от меня пристального взгляда и вдруг мягким голосом невнятно произносит:

- Прошу прощения за беспокойство, но я увидел свет…

Разумеется, мне тут же приходит на память этот "розоватый свет" из последней написанной фразы моего романа. На мгновенье я поворачиваюсь к окну, которое Пюс оставила приоткрытым, откуда виднеется свет моей настольной лампы. Все совпадает. Чувствую, как колотится мое сердце, будто я только что пробежал стометровку.

- Я позволил себе… - бормочет незнакомец.

- Вы не заметили кнопку звонка?

- Ах, есть звонок?

Он не собирается проверять. Он все так же смотрит на меня и очень напоминает боксера, пропустившего сильный удар в челюсть. Тот же затуманенный, невидящий взгляд.

- Уже поздно, мосье, - говорю я суховатым тоном. - Вы хотели видеть лично меня?

- Нет, нет, - его голос звучит прерывисто. - Просто…

Он в нерешительности. В какой-то момент мне кажется, сейчас он уйдет.

- Я должен вам объяснить, - бормочет незнакомец. - Я неважно себя чувствую. Кажется, мне дурно.

Я в этом ни минуты не сомневаюсь. Но я не врач. Что и сообщаю ему без лишних церемоний. Он смотрит на меня с ошалелым видом.

- Да, - говорит он, - я думаю, мне следовало бы обратиться к доктору. Просто я нездешний, не знаю города, и в этот час… Мне б только на минутку присесть.

Я молчу. Меня смущает его настойчивость. И в то же время он внушает мне жалость. Все же я не могу захлопнуть дверь перед носом этого типа, который едва стоит на ногах.

- Прошу ваг, мосье! Я, правда, больше не в состоянии…

От этого умоляющего голоса все во мне переворачивается. И кровь в моих жилах словно делается горячей. Может быть, так физически ощущаешь собственную доброту. Я вдруг чувствую себя "добрым".

- Ну, хорошо, входите!

Итак, незнакомец входит в мой дом. В тот же момент меня молнией пронзает мысль: совершена ужасная ошибка. Словно я сам распахнул свою дверь перед опасностью… и пока я эту дверь закрываю, незнакомец проходит в глубь комнаты, то и дело оборачиваясь ко мне, и всем своим видом напоминает ослепленную светом сову.

Приглашаю его сесть. Он буквально падает в кресло, закрывает глаза и больше не двигается. Похоже, с ним случился обморок. Он бледен, а на щеках уже пробивается темная щетина. Поистине, мерзкая физиономия, и я принимаюсь вовсю ругать себя, что впустил его в дом. В то же самое время он меня чем-то притягивает. Мне кажется, эту физиономию я где-то видел.

- Хотите что-нибудь выпить?

Он открывает глаза, изумленно оглядывается вокруг, словно пробудился после долгого сна.

Я повторяю:

- Хотите выпить? У меня есть виски. Вам не повредило бы.

- Пожалуй, - тихо говорит он. - Но мне не хотелось бы вас беспокоить.

Как это ни парадоксально, и впрямь видно, что ему не хочется меня беспокоить. В нем чувствуется какая-то униженность, он стесняется самого себя. Он принадлежит к породе людей, которых жизнь сломила, уничтожила, и они будто просят прощения за то, что еще продолжают существовать.

- Я выпью с вами, - говорю ему и, наполняя стаканы, наблюдаю за незнакомцем. Он откинулся на спинку кресла и смотрит теперь в пространство. Мой взгляд останавливается на его стоптанных башмаках, на запачканных брюках, виднеющихся из-под плаща.

- Это невероятно! - вдруг произносит он задумчиво. - На набережной не было другого света. Горело только у вас. Тогда, инстинктивно… Понимаете, я начал задыхаться от этого тумана.

Нет, не понимаю. Я спрашиваю его, не думает ли он в самом деле, что ему стало плохо из-за тумана.

В первый раз вижу, как он улыбается. Слабая улыбка, проложившая морщины на его мертвенно бледном лице.

- Нет, - говорит он, - туман добавил. Уже сходя с парохода, я чувствовал себя неважно.

"Уже сходя с парохода…" Я ставлю стакан, который собирался ему протянуть, и на секунду прикрываю глаза, чтобы овладеть собой. Мое сердце бьется изо всех сил.

- Значит, вы только что с парохода? - спрашиваю я вполголоса.

- Да. Прошло четверть часа, минут двадцать, не знаю. Может, немного больше, потому что я заходил в кафе.

- Кафе?

- Одно какое-то еще было открыто на набережной.

- Почему же вы не передохнули там, в этом кафе?

- Да, конечно, я мог бы. Но я почти сразу вышел снова на улицу.

- Почему?

- Там было слишком много людей, много дыма. У меня закружилась голова. Было полно моряков. Некоторые из них пьяные… Думаю, я испугался.

- Испугались?

Неожиданно он встает, охваченный волнением.

- Нет, в самом деле, не то, - говорит он. - Это трудно объяснить. У меня…

Скажет он, наконец, черт возьми?! Он обхватывает голову руками, похоже, ему действительно очень худо. В конце концов, с трудом выдавливая из себя слова, отрывисто произносит:

- У меня было чувство, что не туда я должен идти. Когда же увидел ваш свет, наоборот…

- Не понимаю… - бормочу я, в свою очередь, запинаясь.

- Разумеется, - он снова садится в кресло, явно отказавшись от мысли что-либо объяснить. - Вы не можете понять

Мне придется хлебнуть как следует. Эта история совсем не в моем духе! В мистику я никогда не ударялся. Для этого я слишком француз! И никогда не был восприимчив к сигналам медиума.

Только вот этот тип, который высаживается с корабля в тумане и идет на "мой огонь"… Я невольно делаю сопоставление с моим героем, лицейским учителем, застрявшим здесь, на моем письменном столе.

Решившись, я все же протягиваю ему стакан, снова внимательно его разглядывая

- Держите, пейте. Я добавил немножечко воды. Если честно, то он слишком похож на преподавателя из лицея. Хотя… они выглядят так же, как обыкновенные люди. А люди бывают всякие. Высокие худые и маленькие толстые, лысые и бородатые.

У незнакомца длинный тонкий нос, впалые щеки, рот - словно рана. Особенно мое внимание привлекают его руки - громадные, длинные, с пальцами музыканта или, скорее, фокусника. Не знаю, почему, но его руки мне не слишком нравятся.

- А что вы, собственно, чувствуете? - спрашиваю я его.

- У меня болит голова, - отвечает он. - Болит ужасно. Думаю, меня ударили.

- Ударили?

- Да. На пароходе.

- Вы подрались?

- Нет, не думаю.

Он мне кажется все более странным. Если он дрался, он должен все же это знать. Помнить своего противника, помнить, как все происходило. Он качает головой, избегая на меня смотреть.

Глядя на него, я спрашиваю себя, не смеется ли он надо мной. Удивление и раздражение, видимо, читаются на моем лице, потому что он внезапно наклоняется ко мне, с блестящими глазами, готовый во всем признаться.

- Вы мне не верите, не так ли? Однако это правда! Я все забыл!

- Вы хотите сказать, что удар, который вам нанесли, повлек за собой своего рода амнезию?

Он вздрагивает, как от удара, хватает меня за руку и с жаром произносит:

- Именно так, мосье! Теперь, поскольку вы сами произнесли слово, я должен вам сказать: я совершенно утратил память с того момента, как сошел на берег. По-настоящему помню лишь одно - смысл слов. Это важно, заметьте. Но я думаю, что у всех утративших память есть эта особенность.

Я едва слушаю, изо всех сил стараясь скрыть охватившее меня возбуждение

- Но должны же вы по крайней мере знать, кто вы?

- Нет, мосье, я не знаю, кто я, - с волнением произносит он сдавленным голосом. - Даже этого не знаю! Страшно, не правда ли? Словно я сошел с ума.

В его глазах тоска. Неописуемая тоска.

- Вы ничего не знаете о себе?

- Абсолютно ничего. Не знаю, откуда я. И совсем не представляю, зачем приехал в этот город.

Теперь сомнений нет, это "он". Он, мой персонаж! Я чувствую, что со мной происходит что-то необычайное. Я весь внутренне дрожу. Надо успокоиться во что бы то ни стало

Это не бред. Я прекрасно знаю, что передо мной человек из плоти и крови. Тем не менее все происходит так, будто я в действительности имею дело с вымышленным персонажем. Им можно как угодно распоряжаться, и, словно в минуту высшего озарения, я вижу, какую выгоду можно из этого извлечь.

Прежде всего надо как следует разобраться с этой марионеткой. Я должен убедиться, все ли его связи с внешним миром обрублены. Для начала спрашиваю, есть ли у него документы. Было бы естественно иметь их при себе.