Адская рулетка - Леонид Влодавец

— Где бомбы? — ошалело спросил механизатор, в то время как Петька невозмутимо передал кружку нашему шоферу, явно не собиравшемуся утолять жажду. По-моему, ему хотелось совсем обратного.

— Чего вы тут раскорячились-то? — спросил Петр. — Людишкам дорогу загородили?

— Бомба где-то тут, — сказал я, и мне механизатор поверил. А тот, что на «ЗИЛе», ничего не слышал и продолжал бибикать. На этот шум пришел, как всегда, неведомо откуда возникший Шалимов.

— Что вы опять бегаете, Лопухин? — спросил он по обыкновению очень нежно.

— Зачем дорогу перекрыли?

— Взрывоопасный предмет, товарищ подполковник! — сказал я как-то уж очень наукообразно.

— Где, в кузове? — Шалимов шагнул было к самосвалу.

— Нет! — замахал рукой Слон. — Не туда, начальник! Вон, иди до кучи!

Шалимов велел прочим не рыпаться и пошел со мной «до кучи».

— Там только стабилизатор, — сказал я ему по дороге. — Его, наверно, бульдозером с бомбы срезало…

— Вы видели или только предполагаете? — резко спросил Шалимов. — А то, может, он еще в сорок первом оторвался?

— Излом свежий, — возразил я.

Подошли к стабилизатору. Шалимов увидел заусенцы и помрачнел. Вопрос его не был оригинальным:

— А где же бомба?

— Где-то тут… — я по-дурацки развел руками. Шалимову тоже стало не по себе, и он машинально глянул под ноги. Бульдозеры нагребали эту кучу с разных сторон, двигали и передвигали. Какой из них снес стабилизатор и под каким из комьев глины на этом изборожденном колесами и гусеницами поле оказалась бомба — понять невозможно.

— Так. Придется немножко пошалить, — с некоторой нервинкой в голосе пошутил подполковник. — Берите мой драндулет, дуйте в часть. Пусть Литовченко гонит сюда всех, кроме наряда. Минно-подрывной взвод — в первую очередь. Капитан Медоносков пусть берет все, что у него есть для боевого разминирования… Дуйте!

Я дунул. Шалимов приехал на «ГАЗ-66», и на этом скоростном «драндулете» меня довезли до части за пять минут. Что творилось на свалке, я не знаю. В части я сумел довольно толково передать приказание начальства Литовченко, который поднял всех по тревоге. Медоносков со своими щупами и металлоискателями быстро забросился в кузов «газона». Втроем в кабине маленького грузовичка было тесновато, но Медоносков не стал меня выгонять, а воспользовался дорогой, чтобы расспросить, как и что.

— Вот такой, говоришь, стабилизатор? — показал Медоносков. — Тонная, что ли? Не дай Бог долбанет… Все коробки волной посшибает!

И усмехнулся, словно был очень доволен. На полевой ПШ Медоноскова в три ряда разноцветились ленточки наград. Красно-бело-красная — орден Красного Знамени, две красно-серо-красных — Красные Звезды, остальные медали. И седая голова, будто ему не тридцать с небольшим, а все семьдесят. Из полевой сумки Медоносков вытащил докторский фонендоскоп, вставил в уши и приложил к запястью, будто проверял пульс. Я понял, что он тоже думает, а нет ли в бомбе часового механизма, и надеется услышать, как там тикает, с помощью этого нехитрого прибора.

Когда мы прибыли на свалку, там уже никто не работал. Вся техника откатилась от опасного места подальше, к домам, а народ убрался за оцепление, которое стояло еще дальше. Из домов торопливо выходили жители и тоже топали в тыл, за оцепление. Это оцепление было самое разнородное: стояли милиционеры, дружинники, ребята из нашей части.

После того как Медоносков и его люди слезли с машины, подошел Шалимов и отозвал Медоноскова в сторону. Они там с минуту побеседовали, а потом Медоносков велел подрывникам строиться. Меня в это время позвал наш взводный, лейтенант Сапунов, и, как ушли подрывники, я уже не видел.

— Ну и заварили вы кашу! — сказал Сапунов, закуривая. — В области и даже в штабе округа уже известно… Скоро до Москвы дойдет. А вдруг там, кроме стабилизатора, ничего нет?

— Хорошо бы, — произнес я, — только я боюсь другого, товарищ лейтенант… Что, если их там много? Я кино видел старое…

— Кино… — проворчал Сапунов. — Вот окажется, что все это ерунда, тогда будет нам кино!

— Я так думаю, что лучше на воду подуть, чем молоком обжечься, — заметил подошедший Петька.

— А вы что здесь торчите, товарищ солдат?! — немного по-петушиному крикнул Сапунов. — Где ваше место? Марш в оцепление!

Петька ушел беспрекословно.

— Шалимов за палатками грузовик послал, — сообщил лейтенант, нервно втягивая дым. — Дома близко стоят, говорят, их даже повалить может, здесь грунт хреновый. Видите, сколько народу с места сорвали?! Четыре дома, почти шестьсот человек будем по палаткам распихивать. Вон, колясочки везут…

Действительно, от домов везли колясочки с совсем маленькими детишками, катили велосипеды, какие-то тележки, с которыми на базар ходят, и тащили всякие узлы-чемоданы. Такое шествие я до сих пор только в кино видел, когда показывали, как наши от немцев уходили. Странно было на все это дело глядеть. И жутко как-то. Все ведь с собой не заберешь, ясное дело. У кого-то небось по домам цветные телевизоры оставались, рублей по семьсот, стенки полированные, гарнитуры, кухни, спальни, которые уже по две-три тыщи стоили. Не так-то просто все это досталось, годами наживали. И в гаражах у многих стояли «Запорожцы», «Жигули», «Москвичи», даже «Волги». Те, у кого они были на ходу, сажали в них семейство, запихивали в багажники и в салон столько вещей, сколько влезало, и медленно протискивались со своей техникой через вереницу беженцев, ибо именно так надо было называть тех, кто сейчас покидал свои дома и имущество ради спасения жизни. А вот те, кто разобрал своего «железного коня» и не имел времени привести его в порядок, уходя, оглядываясь даже не на дом, убежденные, что государство не оставит их без жилья, раз в Конституции 1977 года такое право записано, а на гараж…

И все же люди уходили, поторапливаясь, с тревогой оборачиваясь назад. Ведь никто из них не знал, рванет бомба или нет. Тем более — когда. Конечно, никому не хотелось, чтоб рвануло в то время, когда он с семейством еще не уйдет достаточно далеко. Но никто не расталкивал идущих впереди, не паниковал и не орал. Только тихо бормотали что-то себе под нос. Странно, но и детишки не верещали и не почемукали.

Чуть-чуть оживлялись люди только после того, как проходили за оцепление. Наверно, так же, как во время войны, перейдя за оборонительные полосы Красной Армии. Мы, солдаты, как бы обозначали «фронт», а то, что за нашими спинами, было уже «тылом», то есть, местом защищенным и безопасным.

Часть эвакуированных отправилась по домам своих родственников и знакомых, директор какого-то завода сказал, что может расселить двадцать семей в общаге и еще столько же — в заводском клубе. Но все равно пришлось поставить десяток палаток, чтоб укрыть от дождя и ветра тех, кому было некуда идти. Временно, поскольку председатель горисполкома и первый секретарь горкома уже созванивались с директорами школ, главврачами больниц и санаториев, сельсоветами близлежащих сел — договаривались, куда расселять, если бомбу не обезвредят до полуночи. Или если она сама себя «обезвредит»…

Все это время наши ребята либо мокли в оцеплении, нацепив плащ-палатки, либо ставили палатки для беженцев. Наконец подошло подкрепление из облцентра: рота ВВ и какое-то подразделение Войск гражданской обороны. Они сменили нас в оцеплении, и Сапунов передал приказ Шалимова: быть готовыми к отправке в часть, ждать и не разбредаться. Разбредаться никто и не собирался. Мы влезли в пустые палатки, которые жителям не понадобились, и ждали, помаленьку околевая от холода.

Наконец пришел Сапунов, приказал сворачивать лишние палатки и грузиться в машины. Машин, однако, на всех не хватило. Сначала увезли одну роту, потом другую, а нас отчего-то не торопились отправлять, хотя мы сидели тут дольше

всех, еще с утра. Осталась на нашу роту всего одна палатка, но зато с печкой. В нее набилось народу — как сельдей в бочке, стало жарко. И когда опять явился Сапунов, чтобы объявить, что нас увозят, было даже жаль вылезать из палатки под дождь.

Мы вот-вот готовы были влезть в «Урал», когда из темноты вынырнул Шалимов и, ткнув пальцем в меня и Петьку, приказал:

— Вы, двое — быстро за мной!

Оказалось, нашли бомбу. Кое-как, при фонариках, начали раскапывать, но для дальнейших работ потребовалась более крупная подсветка. Из части привезли переносной прожектор вроде тех, которыми освещают на праздники всякие памятники и плакаты. Мы были нужны, чтобы помочь электрикам протянуть кабель от передвижной электростанции и перенести прожектор. Его поставили на одну из куч, которые так и не убрали, и навели на яму, посреди которой торчало что-то рыжее, осклизлое. Там, на дне ямы, орудовал Медоносков и еще кто-то. Поскольку мы свое дело сделали, нам велели идти туда, откуда пришли. А пришли мы к пустому месту — палатку уже свернули, «Урал» уехал. Ни Сапунова, никого — не лезть же в «уазку» к Шалимову. Из всей техники осталось только две машины: «КрАЗ», тот самый, из которого мы со Слоном увидели стабилизатор, и мощный шестнадцатитонный кран на базе «КрАЗа». Мы забрались к знакомому водиле. Он сидел и вздыхал.