America Latina, или повесть о первой любви - Владимир Динец

Пока я добрался до колпы, стало так темно, что зверей было едва видно. Днем там было полно следов тапиров, но сейчас почему-то паслись только два похожих на танк гигантских броненосца и ошейниковый пекари. Еще через километр, уже в утренних сумерках, я проплыл мимо колпы куриных птиц — галечника, на котором заполняли желудки камешками гокко, краксы (Chamaepetes), пенелопы (Penelope) и чачалаки (Ortalis). Тут вдруг со всех сторон засверкали молнии и хлынул дождь.

Деваться было некуда: ни вернуться, ни вылезть из теплой воды я не мог. Лодка между тем явно запаздывала. Когда от холодных потоков дождя замерзала голова, я отдыхал под корягами. Оказалось, что на их нижней стороне прячутся разные летучие мыши, ласточки и бабочки. Один раз я неожиданно столкнулся с большим белым кайманом. Мне все время приходилось выбирать между наружной стороной излучин, где течение быстрое, но периодически больно стукаешься о коряги, и отмелями, где коряг нет, но течение медленное и можно наступить на большого, покрытого красивым леопардовым узором ската — речного хвостокола (Potamotrygon).

Река несла огромные бревна, смытые с пляжей, но они двигались с той же скоростью, что и я, поэтому уворачиваться от них было несложно. Один раз высоченный «амазонский дуб» (Dinizia) рухнул в воду в сотне метров передо мной и поплыл, тяжело ворочаясь. Но вскоре опасный сосед застрял в стремнине, и я его обогнал. Час за часом я скользил мимо берегов под яростным ливнем, разглядывая фауну иногда с расстояния вытянутой руки: розовых колпиц (Platalea ajaja), лягушковых черепах (Phrynops), пятнистых оцелотов, енотов-крабоедов (Procyon cancrivorous). К полудню река начала быстро подниматься, течение заметно ускорилось, а вода стала мутнеть и постепенно остывать. Но тут дождь кончился. В наступившей тишине было слышно, как с шумом обваливаются подмытые течением береговые обрывы.

Обрадованная живность заполнила берега: я проплыл мимо колпы небольших зеленых синелобых ар (Ara nobilis), мимо молодого ягуара на бревне, мимо редкой тигровой выпи (Tigrisoma fasciatum). На пару часов выглянуло солнце, и тут я встретил двух ягуаров подряд — они блаженно грелись на бревнах, провожая меня сонным взглядом. Я завернул в маленький ручеек, чтобы отдохнуть немного, но там, кроме обычных в таких местах зеленых ножетелок (Apteronotidae), плавали еще электрические угри (Electrophorus electricus), так что пришлось двигаться дальше. Тут мне встретилась колпа маленьких попугаев: тысячи ярко-зеленых птичек рылись в береговом откосе и стаями носились вокруг.

Не успела вода снова прогреться, как опять пошел дождь. Река поднялась так сильно, что вошла в лес и косила бревнами растительность, выросшую за полгода на iapo и varza. Над исчезнувшими пляжами с горестным криком кружились кулики, рискнувшие загнездиться во второй раз. Их кладки давно оказались под водой. Я надеялся завернуть к туристам у Кочи Сальвадор, но там, как нарочно, никого не оказалось.

На закате солнце глянуло было сквозь тучи, и тут я увидел колпу обезьян.

Несколько ревунов, ярко-красных в лучах заката, встретились со мной взглядом и с криком взвились на деревья. Дождь полил с новой силой, и я начал не на шутку замерзать. Проплывая мимо берега, вдруг увидел торчащую из воды голову динозавра — правда, маленького. Не успел толком его рассмотреть, как он исчез. Тогда я не понял, что это за существо, и мысль о нем еще полгода занозой сидела в мозгу, пока я не выяснил, что это была редкая каймановая ящерица (Dracaena guianensis).

Когда начало темнеть, дождь перестал идти еще на час, и тут я снова увидел ягуара, а потом — здоровенную золотисто-рыжую пуму. В отличие от ягуара, который постоянно держится у воды, охотясь на кайманов, черепах, тапиров и капибар, пума (Felis concolor) предпочитает terra firma. Поэтому ягуаров туристы в Ману видят примерно в одном маршруте из десяти, а пуму за все годы массового туризма встречали только дважды, хотя по реке проходит несколько лодок в день.

Но на этом приключения не закончились. Прежде, чем совсем стемнело, я встретил редчайшую и совершенно не изученную крабовую лисицу (Dusicyon vetulus), а через пять минут — роскошного черного ягуара, жуткую зверюгу, мех которой так и переливался в свете луны, очень кстати проглянувшей сквозь тучи. Благодаря луне я смог обходить коряги на протяжении последнего километра, оставшегося до нижнего кордона Ромеро.

Пако и Кики слегка обалдели, когда я вылез из реки. Мне пришлось выпить целый чайник, прежде чем я отогрелся и смог объяснить, откуда я взялся. Руки у меня сморщились от воды, как у трехдневного утопленника. Мы связались по радио с верхним кордоном, и оказалось, что из-за поломки мотора лодка вышла только днем.

На следующее утро она благополучно добралась до Ромеро, а еще через час мы были в Боке Ману.

Половина жителей поселка сейчас в тюрьме. Три года назад армия Перу неожиданно высадила сюда десант. В сельве чуть ниже по реке обнаружились обширные плантации коки и потайной аэродром, самолеты с которого летали прямо в США. Все это пришлось брать с боем. Несмотря на неприятности, поселок остался единственным островком цивилизации на сотни километров вокруг. После облавы Боку включили в состав охранной зоны парка и отобрали у жителей оружие. Теперь здесь нет ни одной курицы: всех передушили margay gatos — дикие кошки Felis tigrinus.

Вода начала спадать, и мужское население сновало вверх-вниз на моторках, высматривая на отмелях бревна ценных пород. Набрав десяток-другой, они увязывали их в плот, вырезали на каждом бревне свое имя и сплавлялись на нем вниз до города Puerto Maldonado, откуда есть автомобильная дорога в горы.

Мадре-дель-Диос течет под большим углом к Андам, чем Рио Ману, поэтому здесь галечные берега и много перекатов. Если плотогон тонет в пути, деньги за плот достаются его семье благодаря имени, вырезанному на бревнах. Если сплав проходит нормально, то все возвращаются на одной моторке (до Пуэрто Мальдонадо больше 200 километров, и за такой путь тратится на сто долларов бензина).

Путешествие на плоту из «кедра» (Cedrella) или махогани (Switenia) — сомнительное удовольствие, потому что он низко сидит в воде. Мне удалось поймать попутный плот из бальсы (Ochroma pyramidale). Считается, что у нее самая легкая в мире древесина. Во время обеих мировых войн США делали из нее самолеты, и теперь бальсовые рощи, росшие по всему нижнему поясу андских лесов, уничтожены везде, кроме Ману. На самом деле древесина Cavanillesia platanifolia еще легче, но очень мягкая.

Сплав до частного заповедника Blankillo занял целый день. Как потом выяснилось, это был последний жаркий день перед сезоном дождей. Если летом (нашим) здесь бывает до 42оС, то зимой — не больше 29о. Сельва тут заметно отличается от Ману — вдоль реки растут пальмы Attleya (по-местному урукури), известные по одноименному рассказу Гаршина, а на terra firma из высоких деревьев остались только сейбы и Cedrelinga с дешевой древесиной. Леса и реки в этом районе сильно пострадали сначала от каучуковой, а потом от золотой лихорадки. За целый день пути мы не видели ничего, кроме пары обезьян, грифов и попугаев на двух колпах.