Забытый легион - Бен Кейн

Склонив голову набок, ожидавшая Йовина окинула девушку взглядом.

— Замечательно выглядишь! — похвалила она и ободряюще улыбнулась, отчего на ее накрашенном лице явственно проступила сетка глубоких морщин.

Подле госпожи стоял загорелый мужчина приятной наружности, лет двадцати пяти. Фабиола его еще не видела. Не худой, не толстый, чисто выбрит, коротко подстриженные каштановые волосы. Простая, но хорошо сшитая туника, подпоясанная на талии, выдавала воина. На узком ремне висел кинжал с украшенной драгоценными камнями рукоятью.

— Ближе!

Застенчиво глядя на свои сандалии из мягкой белой кожи, Фабиола повиновалась.

«По крайней мере, не старик».

— Посмотри на меня, — произнес мужчина мягким сочным голосом.

Фабиола подняла голову и взглянула в его чистые голубые глаза.

— Ты ведь красавица.

Она вновь уставилась в пол, не в силах долго выдерживать его взгляд.

— Пятнадцать тысяч сестерциев?

— Разве дорого за девственность такой девушки? — медоточиво вопросила Йовина.

— Это большие деньги.

— Скажи, Децим Брут, разве было, чтобы мои девушки не оправдывали своей цены?

Тот улыбнулся:

— Повернись.

Ощущая на себе пристальный взгляд, Фабиола медленно повернулась. При этом она краешком глаза заметила Бенигна, который скромно стоял в тени. От этого она почему-то почувствовала себя в безопасности и без труда выдержала осмотр.

— Очень хорошо.

Желудок Фабиолы словно сдавило. Миг настал.

— Только подпиши сначала расписку, господин. — Йовина метнулась к своему столу, быстро развернула пергамен и привычными движениями вписала на свиток несколько слов. Было видно, что такие действия для нее обычны.

— Ты же знаешь, что я никогда не отказываюсь.

— Конечно, господин. Только, когда закончишь с Фабиолой, ты вряд ли будешь в состоянии написать даже собственное имя, — отозвалась Йовина и громко захихикала.

Брут тоже рассмеялся и взял стилус. Но прежде чем оставить подпись внизу, он внимательно прочел текст.

Госпожа поспешно схватила горящую свечу и капнула воском возле росписи Брута.

— Не пожелаешь приложить свою печать?

— Клянусь всеми богами, Йовина! Из тебя вышел бы отличный префект[10] для легионов. Не успокаиваешься, пока не приведешь в порядок все бумаги! — Брут приложил к полужидкой массе перстень с печаткой.

Йовина расплылась в широкой улыбке:

— Ты знаешь, куда идти, дитя мое.

Фабиола, утратившая дар речи, лишь кивнула, но все же смогла взять Брута за руку и вывести в тускло освещенный коридор. Воин покорно следовал за нею, не произнося ни слова, и это придавало ей силы. Укрепленные в кронштейнах на стенах факелы озаряли ниши с изваяниями богов, перед которыми были выложены скромные пожертвования. Поравнявшись со статуей Афродиты, девушка беззвучно обратилась к ней с короткой молитвой.

Фабиола ввела Брута в первую же спальню и закрыла дверь. В изящно убранной комнате стояла просторная кровать и мраморная ванна. Стены закрывали тяжелые тканые занавеси. Маленькие масляные светильники помимо света испускали густой благовонный аромат. На столиках ждало вино и обильная еда.

— Как знать, вдруг он есть захочет между актами, — шутливым тоном бросила Помпея, когда недавно учила ее, что делать. Впрочем, суть ее советов сводилась к одному: — Сделай все, чтобы посетитель был удовлетворен. Все остальное неважно!

Фабиола повернулась к Бруту, который продолжал безмолвно рассматривать ее.

— Не пожелает ли господин, чтобы я омыла его?

— Я пришел сюда прямо из бани.

После этих слов Фабиола испытала некоторое облегчение. Шагнув поближе, она провела тонкими пальцами по мускулистой руке. Брут был крепок и силен, и это облегчало задачу.

— Позволь, я раздену тебя, — сказала она с уверенностью, поразившей ее саму. Приняв отрепетированную с Помпеей соблазнительную позу, она подвела мужчину к ложу. Поверх вышитых шелковых покрывал были обильно насыпаны лепестки роз. Доцилоза любила свою работу и гордилась ею.

Взявшись за пряжку ремня, Фабиола обнаружила, что расстегнуть ее не так-то просто. Она заторопилась было, но тут же вспомнила еще один совет Помпеи — о том, что нужно быть подчеркнуто скромной. Вскоре ремень поддался ее усилиям, и она положила его на пол. Затем Фабиола сняла с Брута тунику и легонько подтолкнула его назад; он повиновался, почти упал навзничь на ложе и так и лежал неподвижно, наслаждаясь.

Девушка опустилась на колени и стала расстегивать кожаные ремешки его калиг. Подошвы сандалий были утыканы Металлическими шипами, и то, что Брут носил форменную солдатскую обувь, говорило, что воином он стал по своей воле.

— Ты служишь в войске, господин?

— Я трибун легионов Цезаря, — гордо ответил Брут. — Приехал в отпуск из Галлии. Два месяца, лучше, чем ничего. — Он потер глаза ладонью. — Как же хорошо вернуться к цивилизации.

Фабиола присела на ложе и принялась поглаживать мужчину от шеи до ступней, потом стала разминать ему мышцы, и он вздохнул от удовольствия.

— Закрой глаза, господин. Отдохни.

Брут подчинился — с видимым удовольствием.

Она изменила темп движений, теперь ее руки очень медленно двигались вкруговую по его груди, животу и основаниям бедер. Помпея наставляла ее, что это важнейшая часть подготовительного этапа. Через некоторое время руки Фабиолы оказались возле лициума, набедренной повязки, которую носил каждый аристократ. Теперь ее пальцы при каждом движении проникали под ее края. Ее действия возымели успех, и очень скоро возбуждение Брута стало отчетливо видно сквозь лициум. Когда же Фабиола стала уделять больше внимания его отвердевшему члену, офицер застонал от удовольствия. Но юная проститутка не позволила себе заспешить. И вот уже Брут подергивался всем телом, а с его губ срывались невнятные возгласы.

Вскоре набедренная повязка оказалась не в состоянии скрыть эрекцию. Фабиола, работая одной рукой, внимательно следила за Брутом. Он лежал с закрытыми глазами, но, судя по непроизвольным движениям тела, все шло по плану. И, сосредоточив мысли на воспоминаниях о том, что советовала ей Помпея, а не на своих действиях, Фабиола взяла его плоть в рот.

Эту процедуру она тоже тянула сколько могла — именно этому учила ее рыжая. Через некоторое время Брут схватил голову Фабиолы обеими руками и, удерживая ее на месте, сам задергался в пароксизме экстаза.

Почти сразу после этого Брут забылся крепким сном, а Фабиола лежала рядом и смотрела, как вздымалась и опускалась его грудь. Офицер был по-своему красив. А Фабиола радовалась тому, что ей не достался уродливый толстяк вроде Гемелла. В этом случае она, наверно, испытала бы те же страдания, которые приходилось терпеть ее матери. Ей также было приятно, что Брут близок к Юлию Цезарю. Как и все римляне, Фабиола знала о честолюбивом бывшем консуле, который отправился походом в Галлию, чтобы добыть для республики новые земли, а для себя — славу. Сделать Брута своим постоянным посетителем было бы отличным началом.