Генерал-адъютант его величества (СИ) - Михаил Леккор

— Хорошо, Андрей Георгиевич, ваша цена за этого хваткого человека, как оказывается, дворянина.

Последнее слово он произнес с легким нажимом. Дворянин, хотя и недавний, по императорскому законодательству Российской империи не мог быть крепостным.

Но Макурин мог только хмыкнуть, хотя бы и про себя. Он знал, что делал и, превращая своего человека дворянином, конечно же, не мог оставлял его крепостным. Но ведь, по большому счету он и не был крепостным, просто зависимым от знатного чиновника, но это совсем другое. Впрочем, не будем от этом.

— Ваше величество, за этого чудного парня, который недавно стал дворянином, вы дадите с десяток молодых людей, которые обучаться в университете перед тем, как станут моими служащими.

— Хм, не много ли! — неопределенно сказал Николай. То есть, он не сказал НЕТ, но ведь и не сказал ДА. А ведь если монарх отринет, то настаивать уже нельзя, это будет, по крайней мере, невежливо.

И Макурин поспешил продолжить:

— При чем, ваше величество, мои приказчики не будут их отбирать. Ваши чиновники сами возьмут парней от 14 до 16 людей, здоровых и не совсем уж тупых. А в университете они, разумеется, будут учится за мой кошт.

Эти слова Макурина были благоразумны. А то сказал, десять человек за одного. Хотя… — император посмотрел на Михаила, на его умное, сметливое лицо, спросил французски: — скажи, по этим языкам, которые ты знаешь, ты грамотен?

— Да ваше величество, на всех языках! — на хорошем французском ответил Михаил.

Ах, как он все-таки умеет их отбирать, — подумал Николай, с упреком, но одновременно, хваля Макурина, — святой, он и есть святой.

Сказал в качестве итога:

— Хорошо, но после обучения в университет они будут перед этим просмотрены особой комиссией для отбора в государственные служащие.

Николай посмотрел на Макурина. Тот не порицал слова монарх, просто ждал конца его речи. Император удовлетворенно добавил:

— Грабить тебя не будем в любом случае. Если казенные крестьяне подойдут в чиновники, цена их будет согласована с тобой.

Ха, можно подумать, у него был вариант отказаться! Хотя, разумеется, император станет мне должен, а это в любом случае хорошо.

Император дружелюбно кивнул и вышел, не попрощавшись. Сегодня ведь был еще бал, а святой с супругой будут обязательно, об этом даже говорить не стоило. Деньги он с собой не взял и соответственно не уплатил, но Макурин знал, что по приезде в Зимнем дворце Николай вызовет соответствующего чиновника и прикажет узнать цену и отдать из кабинетных сумм. Правящего монарха можно было ругать в чем угодно (и в чем советские ученые в свое время старались), но только не в скупости и лукавстве. За все потраченное он заплатит, даже если продавец будет откажется. Уже были такие примеры.

Макурин провел по лицу рукой, едва удержался от зевка. Спать хотелось не по-детски, но впереди был не так долго и бал. Осталось мало времени, дорога и все. Вот ведь, когда-то мечтал о придворном бале, а теперь вот ходит как на трудную, немного занудливую работу. Все человеку не угадаешь, хо!

Но увы, ничего не сделаешь, сначала ненадолго домой, потом в Зимний дворец, на придворный бал. А как еще?

Макурин вдруг внешне успокоился, но так грозно, что Аленка забилась в угол коляски, а жена всю дорогу была с ним очень ласкова, демонстрировала свои прелести — то губки прижмет, то грудью прижмется, то ноги нечаянно обнажит. Дескать, все эти прелести твои, милый, я не против!

Здесь Андрей Георгиевич был согласен с ней. Настюшка у него красавица, при чем без приукрашений XXIвека, без хирургических пластических операций и пластиплоти. Если бы не жесткий характер, женщина была бы во! А так придется немного прижать прелестный носик. Просто так, в воспитательных целях, чтобы не воображала нечто неадекватное и не осложняла семейную жизнь мужа. Ведь он не собирался изменить ей. С ее-то темпераментом попробуй!

Извинившись, по пути заскочил в магазин. Этот универмаг полностью принадлежал ему, а не частью, как он убеждал жену. В то числе и эта ювелирка, о чем она не знала. После тогдашнего их прихода все приказчики были жестко предупреждены — до особого знака самого барина — серьги не продавать. Хотя были случаи, когда влюбленные мужчины предлагали такую большую цену! Но, приказ есть приказ, приказчики со вздохом отказывали, указывая, что покупатель ужу заплатил, и теперь вот только остается взять товар. И даже предложение перекупить, как это делается обычно, не помогало.

И вот это сокровище уплыло к общему облегчению. Заодно Макурин взял золотые пластинки для ожерелья, от которого они бы только выиграли, и серебряные перстни для Аленки. Инициатива была, кстати, жены. Точнее, приказ. Настя легкомысленно считала, что массивные серебряные перстни сделают служанку похожую на жирную купчиху. Нет, ни ее муж, ни Алена не давали ей причин ревновать, но все-таки, пусть будет похуже на всякий случай.

А Макурин все равно покупал ей с удовольствием. И по рангу — серебро в XIX веке — это сугубо для служанок и для бедных простолюдинок. И по желанию жены. Пусть только попробует, сразу заткнет рот. А сами перстни очень даже подойдет длинным и довольно красивым пальцам Алены.

Ну а серьги он отложит до бала. Вот будет сюрприз, особенно для Насти, ха-ха! Пусть-ка попробует отказаться от дорогого, хоть и немного вычурного подарка в присутствии императорской семьи и представителей высшего света. Не слабо не взять? Ой, как слабо!

Настя бросила на него быстрый, но пронзительный взгляд. Вот ведь женщина! Ревнивая красавица, дама придворного круга, которая, казалась бы, ничего не видит. Ага, не видит! Спалишься тут ненароком на предварительном допросе домашней жандармерии. Постарался привнести на лицо невозмутимое выражение, подарил жене золотые пластины к ожерелье. Сам их прикрепил, как бы ненароком прижался мужскими пальцами к шее Насти. Буравящий взгляд постепенно исчез, растворился в неге женского удовлетворения. Тот-то же, милая!

Небрежно всучил серебряные перстни Алена:

— Дарю, радуйся, красавица!

Та вспыхнула от неожиданности, потом от радости. Барин подарил такие украшения! Это ведь с его точки зрения, никчемные безделушки. И даже Настя барственно равнодушно просмотрит глазами. Ей по положению никак нельзя. Скандал будет неимоверный и для нее, и для него. А для служанки красота неимоверная и такая же дорогая. Ишь, как смотрит, перебирая, даже злого барина позабыла, ха!

— Федор, проехали, на придворный бал опоздаем!

А кучеру только намекни. Какой же русский не любит быстрой езды! Очень даже любит, просто обожает. Федор