Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

Были затем такие батальоны в Ленинграде (тоже три батальона), а потом их число достигло 30. И они нам очень помогали решать многие задачи: и восстанавливать разрушенные линии, и строить новые, и оборудовать узлы и т. д. Кстати говоря, они существуют до сих пор.

Вторая задача (я ее отношу к числе сложных и важнейших) — это организация обеспечения связи восточных районов страны, куда перебазировалось большое количество предприятий, учреждений, миллионные массы населения и многое другое. Размещали эти предприятия на новых местах в трудной обстановке. Хорошо об этом показано, например, в фильме «Вечный зов».

Немало предприятий восстанавливались в районах, где связи раньше не было. И вот там, для того чтобы наладить нормальное функционирование и работу промышленности, перебазировавшейся на Восток, надо было заново проложить линии связи. Наконец, третья задача. Когда было тревожно в Москве, мы демонтировали и эвакуировали очень много телефонных станций, телефонных аппаратов ЦБ. Не эвакуировали заводы в Горьком и Саратове. Из Ленинграда начали вывоз оборудования заводов связи чуть ли не с июля 1941 г., эвакуировали такие заводы Наркомата связи из Киева, Харькова. В результате — почти год промышленность средств связи не поставляла аппаратуры связи ни армии, которая в этом крайне нуждалась, ни Наркомату связи, ни народному хозяйству страны. Поэтому все мероприятия, которые проводились по развитию связи с восточных районов, осуществлялись в отношении материально- технического обеспечения за счет мобилизации внутренних ресурсов, частично за счет эвакуированного имущества из западных районов.

Итак, третья задача — колоссальная задача. По своим масштабам, объему она во много раз превосходила те работы, которые проводились в восточных районах. Это восстановление хозяйства связи в прифронтовых и освобожденных районах.

Наши войска связи испытывали очень большую нужду в средствах связи. Промышленность их, повторяю, не поставляла. Какой же находили выход? Снимали телефонные аппараты в гражданских учреждениях связи, телеграфные аппараты, забирали переносные телеграфные станции — и все это направлялось в Красную Армию.

Причем во время войны развернулось патриотическое движение среди работников связи по мобилизации внутренних ресурсов за счет неиспользуемого оборудования (такого, правда, было мало), за счет неисправного, но отремонтированного имущества и, наконец, за счет изготовления новых средств. Например, в Ташкенте были собраны передатчики раздельные, изготовленные коммуникационные устройства. Кроме того, там отремонтировали и собрали 15 автомобилей, изготовили кузова для автомобильных радиостанций РСБ. Это в последующие годы войны могло показаться мелочью, т. к. тогда в год мы получали в среднем 3800 таких станций. Но в первые месяцы войны 15 авторадиостанций были, как говорится, на вес золота. Каждая из этих станций поступала в одну из новых сформированных дивизий.

Что касается восстановления средств связи в пострадавших от фашистского нашествия западных районах страны, девиз среди работников системы Наркомата связи был тот же, что и в других отраслях народного хозяйства: «Все для фронта, все для победы!». Было и движение комсомольско–молодежных и фронтовых бригад.

При этом объем производственных заданий был необычайно велик и устанавливались предельно жесткие сроки их выполнения. В то время существовал такой порядок: обкомы ВКП(б), облисполкомы Советов создавали оперативные группы, которые находились вблизи освобождаемых районов и немедленно по мере изгнания врага приступали там к работе.

В этих оперативных группах находились и связисты с необходимым минимумом средств связи, и они сразу же восстанавливали то, что требовалось сделать в первую очередь.

Вот эти три важнейшие задачи и решали работники связи в течение всей войны. Какая особенность была в этой работе? Если в первую половину войны все буквально в работе Наркомата связи было подчинено интересам действующей армии, фронта (люди, материальные средства, каналы связи), то во второй половине большой акцент деятельности Наркомата связи был перенесен на общегосударственную связь: это и восстановление в стране предприятий связи, и развитие связи, и налаживание нормальных эксплуатационных предприятий связи. Хотя, разумеется, в конечном счете — это тоже работа в интересах фронта.

Г. А. Куманев: Известно, что в годы войны Вам довелось нести двойную служебную нагрузку: выполнять обязанности не только наркома связи СССР, но и начальника Главного управления связи Красной Армии. Когда состоялось Ваше второе столь ответственное назначение и насколько оно было оправданным?

И. Т. Пересыпкин: Меня начальником Управления связи Красной Армии назначили в ночь на 22 июля 1941 г., т. е. ровно через месяц после начала войны. Эта ночь была памятной для меня по данному случаю, а также в связи с тем, что она явилась первой ночью бомбежки Москвы.

Как состоялось это решение? Вечером 22 июля, я неожиданно был вызван к Сталину, который работал тогда в небольшом особняке, недалеко от станции метро «Кировская». В приемной вождя находился начальник Управления связи Красной Армии генерал- майор Николай Иванович Галич.

Я сразу обратил внимание, что выглядел он очень расстроенным.

— Что–то случилось, Николай Иванович? — обратился я к нему.

— Не знаю, — печально ответил генерал. — Сегодня, наверное, мне здорово влетит. По телефону это уже было.

— А зачем Вас вызвали? — задаю ему еще вопрос.

Но Гапич только покачал головой и ничего не ответил. Я знал его еще в мирное время. Он окончил Академию Генерального штаба, работал в войсках и был хорошо подготовленным начальником связи. Перед войной он настойчиво добивался увеличения оснащения войск средствами связи и решения других неотложных вопросов.

В первые дни и недели после фашистского нападения мы с ним часто встречались, обсуждали важные дела, старались помочь друг другу. Николай Иванович не один раз откровенно делился со мной, как трудно ему работать, какие необоснованные претензии предъявляют к нему некоторые работники Генерального штаба. По моему мнению, генерал Галич вполне справлялся с порученной работой и отнюдь не по его вине проблемы связи с войсками и внутри войск были такими острыми…

В кабинет Сталина сначала был вызван я. Там был и начальник Главного Политуправления РККА армейский комиссар 1‑го ранга Мехлис. Он сидел за столом и под диктовку Сталина что–то писал.

Как я понял, готовился какой–то документ о руководстве Западного фронта. Несколько раз упоминалась фамилия командующего войсками этого фронта генерала Павлова…

Затем в кабинет был приглашен Галич, и Сталин не без раздражения спросил его:

— Почему так плохо работает наша военная связь?

Начальник Управления связи Красной Армии довольно сбивчиво стал объяснять сложившуюся ситуацию, объясняя нечеткую и неустойчивую работу связи недостатком сил и средств связи в наших войсках, тяжелой военной обстановкой и т. п. Сталина доклад генерала не удовлетворил и, завершая этот неприятный разговор, он объявил Галичу об освобождении от занимаемой должности.

Генерал вышел из кабинета, а со мной состоялся краткий разговор. Сталин заявил, что начальником Управления связи назначаюсь я с сохранением за мной и поста народного комиссара связи СССР. Помимо этого, я стал и заместителем наркома обороны.

Меня все это опять ошеломило, и я выразил сомнения, мол, не справлюсь, слишком тяжело будет нести обе нагрузки. И вообще — может ли один человек исполнять две такие высокоответственные должности? Сталин ответил: «Поможем», развеяв все мои сомнения, и решение состоялось.

Что я могу сказать об этом назначении? Считаю, что это решение было чрезвычайно важным для работы всей нашей связи: и в стране, и в Вооруженных Силах. Централизация руководства работой связистов Красной Армии и работников Народного комиссариата связи позволило успешно решать многие сложные задачи огромного значения.

Я убежден, что, если бы не было создано такого единоначалия в руководстве связи в военных условиях, были бы неизбежными трения между ведомствами, в том числе между Наркоматом обороны и Наркоматом связи. А ведь средства использовались одни и те же, на одни и те же цели.

Назначение одного и того же человека на обе должности (наркома и начальника Управления связи Красной Армии) было бы недостаточно, если бы не были проведены другие мероприятия. Во- первых, управление связи Красной Армии к началу войны было маломощным и неспособным успешно решать те задачи, которые встали перед ним во время войны.

В связи с моим назначением 5 августа 1941 г. было создано Главное управление связи Красной Армии. Оно стало мощным управлением, которое имело в своем составе пять управлений, имело несколько самостоятельных отделов. Затем назначение одновременно замнаркома обороны открывало передо мной очень большие возможности. Ну, скажем, такие, казалось, простые вещи, которые неизбежно возникают в ходе работы. Приезжаешь на фронт. Там не ладится дело со связью у начальника связи фронта. У него крупные недостатки, видно, что человек не на месте. Возникает необходимость заменить этого начальника связи другим, более опытным. Если бы у меня не было бы прав, которые были даны мне как заместителю наркома обороны, я не мог бы ничего сделать оперативно. Не имея прав, мог бы, конечно, куда–то позвонить, куда–то написать, что надо заменить такого–то, с кем–то эту замену согласовать и т. д. Но времени на это ушло бы немало. Полученные права позволяли мне действовать быстро.