С/С том 8. Никогда не знаешь, что ждать от женщины. Снайпер. Двойник - Джеймс Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я начал прозревать.
— Выходит, он влюбился в тебя. Так?
— Похоже, что да. Ты не возражаешь, Джей?
Улыбки у меня не получилось.
— Нет, если ты не ответишь ему взаимностью.
Люси покраснела и отвернулась.
— Разумеется, нет.
Мы разговаривали, а в тире гремели выстрелы. Пять-шесть каждые три минуты. Тимотео старался изо всех сил.
Тут я увидел направляющегося к нам Раймонд о. Он нес в руке длинную картонную коробку.
Я ждал, пока он подойдет. Застыла на лестнице и Люси.
Он подошел не спеша, взглянул сначала на Люси, потом на меня.
— Все-таки вы заставили его стрелять.
— Что тебе нужно?
— От мистера Саванто… спецпосылка. Ружье надо дооснастить вот этим… приказ. — Он протянул мне коробку.
— Что там?
— Посмотрите сами, солдат. У вас есть глаза. — Он вновь глянул на Люси, блеснула его ослепительная улыбка, он повернулся и пошел обратно к пальмам. Походка у него была мягкая, пружинистая. Так и хотелось дать ему под зад.
Пока я развязывал веревку, Люси спустилась с лестницы:
— Что это, Джей?
Я поставил коробку на песок, снял крышку. Поверх губчатой резины лежала записка:
«Тимотео должен стрелять с этими двумя приспособлениями. Пожалуйста, проследите. О. С.»
— Что это? — повторила Люси, заглядывая мне через плечо.
— Телескопический прицел. А это глушитель… Высококачественные. Очень дорогие.
— Но зачем они?
— С телескопическим прицелом гораздо легче попасть в мишень. При нашем первом разговоре с Саванто я, кажется, упомянул о телескопическом прицеле, но и представить не мог, что их спор допускает его использование. — Я повертел телескопический прицел в руках. — Уж с ним-то Тимотео не промахнется.
— А для чего глушитель?
Я пожал плечами. Меня тоже интересовал ответ на этот вопрос.
— Не знаю. — Я встал. — С глушителем стрелять сложнее. Пойду-ка поставлю их на ружье, чтобы он попривык.
— Мне это не нравится, Джей.
— Перестань, Люси. Волноваться тут не о чем.
Когда я вошел в пристройку, прогремел очередной выстрел. Рубашка Тима взмокла от пота. Он крепко прижимал ружье к плечу. Я взглянул на далекую мишень. В центральный круг он не попал ни разу, но пули уже ложились во внутреннее кольцо.
— Привет, Тим, посмотри, что я принес.
Он вздрогнул, как от удара электрическим током, выронил ружье. Повернулся, уставился на меня, подался назад, сбил барьер.
— О Господи. — Меня поразила его нервозность. — Ну что вы так нервничаете? Лучше посмотрите, что прислал ваш отец. — Он не произнес ни слова. — Теперь стрелять будет легче.
Тимотео словно окаменел. Я поднял ружье и положил его на скамью. Пара минут ушла у меня на то, чтобы закрепить оптический прицел и навернуть на ствол глушитель.
Я взглянул на Тимотео. А тот смотрел на ружье, как на шипящую змею, внезапно возникшую перед ним.
Ну и псих, подумал я. Чтобы дать ему время прийти в себя, я вышел на линию огня и через телескопический прицел глянул на мишень. Она оказалась на расстоянии вытянутой руки. В свое время мне приходилось иметь дело с телескопическими прицелами, но такой попал в мои руки впервые.
— Посмотрите, Тим. — Я повернулся к нему.
Его вид испугал меня. Он будто обезумел. Дикий взгляд, беззвучно шевелящиеся губы, набухшие мышцы шеи, воздух со свистом вырывался сквозь сжатые губы.
— Эй, Тим! — крикнул я. — В чем дело?
В два шага он покрыл разделявшее нас расстояние. Я все еще держал в руках ружье, не ожидая подвоха, и тут его кулак врезался мне в челюсть с силой парового молота. Мои колени подогнулись, и тут же на меня обрушился второй удар. Искры брызнули из глаз, и я провалился в темноту.
До меня донесся шум прибоя. Затем я почувствовал боль в челюсти. Боль напомнила мне о кулаке, приближающемся к моему лицу. Я мотнул головой, застонал и сел. Не первый раз мне приходилось получать по физиономии, но так сильно еще не доставалось.
Я огляделся. В пристройке никого. Коснулся распухшей челюсти, скривился от боли, встал.
Ружье с телескопическим прицелом и глушителем валялось на песке. Я долго смотрел на него, поглаживая челюсть, пытаясь собраться с мыслями.
Скрипнула дверь. На пороге возник Раймондо. Привалился плечом к косяку. В руке дымилась сигарета.
Я поднял ружье и осторожно положил его на одну из скамей.
— Что-то ты не похож на человека, которому платят пятьдесят тысяч зелененьких, — заметил он.
— Это точно. — Я сел, отодвинув ружье. — Что с ним? Он — псих?
Раймондо стряхнул пепел:
— Он нервничает.
— Нервничает, а? — Я провел языком по зубам. Вроде бы ни один не шатался. — Кулаками он машет, дай Боже.
— Это точно.
— А почему он нервничает?
Раймондо затянулся, выпустил струю дыма:
— У него свои проблемы. У кого их нет?
— Он не просто нервничает. У него явно не в порядке с головой, и он это знает.
Раймондо пожал плечами.
— Где он?
— Ник присматривает за ним.
Я все еще гладил челюсть. Боль не утихала.
— Подсоедини мой телефон. Я хочу поговорить с его отцом..
— Еще бы, — усмехнулся Раймондо. — Но сейчас мистер Саванто не хочет говорить с тобой, солдат. А когда захочет, то рассчитывает услышать, что этот балбес может стрелять. Твои трудности его не интересуют. Он платит, ты — выполняешь обещанное.
Я встал:
— Тогда я поговорю с Тимотео.
Раймондо покачал головой:
— Время разговоров прошло. Ты не знаешь, как надо с ним обращаться. Лаской его не проймешь. Теперь я занимаюсь им, и скажи жене, чтобы она больше не крутила перед ним задом. Завтра, ровно в девять, будь здесь. Я его приведу, и он тут же начнет стрелять.
Ну и хорошо, сказал я себе. Мне платят за то, что я учу его стрелять, а не за психиатрическую помощь.
— Годится. — Я снял телескопический прицел и завернул его в губчатую резину, скрутил глушитель, положил его и прицел в коробку, надел на ружье чехол, поставил коробку и ружье на стойку. — Значит, в девять утра.
— Так точно, солдат.
Из тира я пошел в бунгало. Часы показывали 19:34.
Люси закончила покраску. Войдя в гостиную, я услышал шум льющейся воды: она принимала душ. Из бара я достал бутылку виски, плеснул в стакан, выпил, не разбавляя содовой, и направился в спальню.
Люси вышла из ванной, обмотанная в полотенце.
— Тим не с тобой? — Она метнулась назад.
— Нет. Он с Раймондо. Ты помылась?
Тут она заметила мою распухшую челюсть:
— Что с твоим лицом?
Я стянул с себя рубашку:
— Ничего особенного.
— Что случилось?
Я ей все рассказал.
— Он просто псих. — Я снял ботинки. — Угораздило же нас связаться с ним.
Ее глаза широко раскрылись.
— Не может быть! Он тебя ударил?
— Кулаки у него что надо. В таком состоянии он ударил бы и собственного отца.
Я снял брюки и ушел в ванную. Холодная вода привела меня в чувство. Я вытерся насухо и вернулся в спальню.
Люси, уже в платье, сидела на кровати и смотрела, как я надеваю брюки и рубашку.
— Почему он тебя ударил, Джей?
— Он перегрелся. Не знаю. Он выглядел так, будто у него вот-вот начнется припадок.
— Но что ты ему сделал?
— Ничего! — проорал я и тут же одернул себя. — Извини, Люси. Я, похоже, тоже перегрелся. Что у нас на ужин?
— Что-то тут не так. Он не мог никого ударить. Меня это тревожит.
— Во всяком случае, меня он ударил. Он — невротик. Забудем его. И так я возился с ним целый день. Что у нас на ужин?
Люси встала:
— Могу поджарить яичницу с ветчиной. Или ты хочешь чего-нибудь повкуснее? — Ее глаза затуманились.
— Сойдет и яичница. Пойдем… я тебе помогу.
На кухне я сел к столу, а Люси достала яйца из холодильника.
— Он придет ночевать?
— Не думаю. Надеюсь, что нет. — Она поставила сковороду на плиту. — Не заводись, Люси. Он — сумасшедший. Я в этом убежден. Мне следовало сразу отдать его Раймондо. Мы с тобой ошиблись, решив, что найдем к нему подход. Раймондо говорит, что завтра утром он будет стрелять. Это все, что мне нужно. Забудем о нем на сегодняшний вечер. Он и так мне надоел.
Люси повернулась ко мне:
— Он запуган до смерти.
— Ты называешь это так. Я — иначе. Ради Бога, больше о нем ни слова!
— Хорошо, Джей.
Она разбила яйца над растопленным маслом.
— Ты забыла ветчину.
Люси покраснела и начала дрожать. Выключила газ и повернулась ко мне.
— О, Джей, я так волнуюсь. Что все это значит?
— Не порти мне аппетит. Прошу тебя, Люси, забудем о нем.
Я поднялся и вышел на веранду. Может, я был излишне резок, но Тимотео Саванто изрядно попортил мне кровь, и у меня болела челюсть.
Вскоре она принесла две тарелки. Яйца пережарились, ветчина подгорела. Пока мы ели, я рассказал Люси, где закопана жестянка из-под печенья.