С/С том 8. Никогда не знаешь, что ждать от женщины. Снайпер. Двойник - Джеймс Чейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы очень похожи.
— Как бы не так! Не сравнивай себя с этим оболтусом, Люси. Мне это не нравится.
— Мы думаем одинаково, Джей.
Я вновь закурил:
— Я тебе не верю, да это и не важно. Давай начнем сначала. Ты поговорила с ним. И выяснилось, что ему наплевать, потеряет его отец полмиллиона долларов или нет?
— Он этого не говорил.
— И ему, естественно, плевать, получим ли мы пятьдесят тысяч. — Я наклонился вперед. Мое лицо перекосило от ярости. — Но мне-то не плевать! И его отцу тоже! Поэтому он будет стрелять, даже если мне придется избить его до полусмерти. Он обещал отцу, что будет помогать мне, и другого выхода у него нет!
Люси поставила на стол недопитый стакан, положила руки на колени и пристально разглядывала их, словно видела впервые в жизни.
— Ты не сможешь заставить его стрелять, Джей, пока он этого не захочет. И ты это знаешь.
— Так я заставлю его захотеть!
Долгая пауза, затем она подняла глаза на меня:
— И как ты это сделаешь?
Да… вопрос на засыпку.
— Я поговорю с ним. — Ответ не показался убедительным даже мне самому. — Я постараюсь доказать ему, что это очень важно.
— К деньгам он безразличен, Джей. Мы говорили об этом.
— Конечно. Это же не его деньги. Это деньги его отца и мои. Чему уж тут удивляться.
— Он безразличен и к собственным деньгам.
Я старался держать себя в руках.
— А теперь послушай, Люси. В армии мне попадались такие, как он, и я превращал их в хороших стрелков. Поначалу всегда идешь им навстречу, но потом приходится их ломать. — Я помолчал, затем продолжил: — Я прихожу к выводу, что у Саванто были основания завести разговор о твоем отъезде. Я хочу, чтобы ты собрала чемодан и поехала в Парадиз-Сити. Номер в отеле я тебе сниму. Я хочу, чтобы ты пожила там девять дней и забыла о Тимотео. Я хочу, чтобы ты уехала немедленно.
— Ты хочешь, чтобы я уехала, потому что намерен обращаться с Тимотео так, как не решился бы в моем присутствии. Я права, Джей?
Она не ошиблась, хотя признаваться в этом я не собирался.
— Не болтай ерунды. Этот парень должен понять, что такое дисциплина. В армии, как ты знаешь, женщин нет. Вот я и хочу, чтобы ты уехала. Это важно. Ни к чему тебе здесь оставаться.
— Я приготовлю ленч.
— Люси! Ты слышала, что я сказал! Я хочу, чтобы ты уехала!
Она поднялась:
— Я приготовлю ленч. — И ушла на кухню.
Я посидел еще пару минут, выпуская пар, затем последовал за ней.
Она разглядывала стоящие на столе банки.
— Это наш ленч, Джей?
— Если ты не возражаешь.
Люси начала открывать консервы.
— Я хочу, чтобы ты уехала после ленча.
— Я не уеду. — Она вылила суп в кастрюльку. Посмотрела на меня. Я не уеду, Джей. — Ее глаза блестели от слез, но губы решительно сжались. — Ты сказал: «Что бы ни случилось, Люси, я тебя люблю. Потом ты оглянешься назад и простишь меня, если я тебя обидел». Вот что ты сказал. — По ее телу пробежала дрожь, она отвернулась к окну. — Сейчас ты обижаешь меня, но я оглянусь назад и прощу тебя.
Меня словно обдало холодной водой. Ярость испарилась как дым. Я поднял руки:
— Хорошо, Люси, ты победила. Я не собираюсь терять тебя из-за пятидесяти тысяч долларов. Поэтому я отказываюсь от своего обещания и скажу Тимотео, чтобы он выматывался отсюда к чертовой матери. Будем жить, как прежде, и постепенно встанем на ноги. Ты этого хочешь?
Люси смотрела на вскрытую банку с куриным мясом.
— Выглядит аппетитно. Ты голоден?
— Ты слышала, что я сказал?
Слезинка скатилась по ее щеке.
— Да, я слышала. — У нее задрожали губы. — С тобой иногда трудно, Джей, бывает, ты груб, но я знаю, что ты не из тех, кто останавливается на полпути.
Какие-то мгновения я стоял и смотрел на нее. Когда же до меня дошел смысл ее слов, я схватил Люси, поднял на руки и метнулся в спальню.
— Джей! Что ты делаешь? — Она попыталась вырваться из моих объятий. — Джей! Надо же готовить ленч! О, Джей, ты сумасшедший!
Я расстегнул пуговицу на ее джинсах, дернул вниз молнию и рывком стащил с нее джинсы, поставив ее чуть ли не на голову.
Она протестовала, смеясь и плача одновременно.
Я не мог найти подхода к Тимотео Саванто, но не к своей жене.
Хемингуэй как-то написал, если мужчина и женщина вместе достигают вершины блаженства, то содрогается земля… не часто, но иногда.
Ну в этот раз земля дрогнула наверняка.
— Джей… я могу забеременеть.
Я открыл глаза, уставился в блики солнечного света на потолке, затем повернулся на бок и посмотрел на Люси.
— Ты бы этого хотела?
— Да. А ты?
— Наверное. Я бы научил этого мальчугана стрелять.
— Может родиться девочка.
Я улыбнулся:
— Тогда ты будешь учить ее, как стать такой же красивой, доброй, чуткой и сексуальной. — Наши взгляды встретились. — Извини, дорогая. Незачем мне было выходить из себя. Извини.
Она коснулась моей руки:
— Все нормально, Джей… правда.
По ее улыбке я понял, что это так.
— Ты действительно думаешь, что можешь забеременеть? — спросил я.
Люси хихикнула:
— Именно так делаются дети. Все возможно. — Она соскользнула с кровати, надела джинсы. — Посмотри на часы! 12:43.
— Я его приведу. А ты готовь ленч.
— Нет… не ходи. Он сказал мне, что не придет на ленч. Он ест раз в день.
Я пожал плечами, подумав, что он настоящий чудик.
— Хорошо, но помни, пожалуйста, что я ем три раза в день.
— Как будто я могу об этом забыть.
И она упорхнула на кухню.
Я тоже встал. Час в постели явно пошел мне на пользу. Я чувствовал, что наладил отношения с Люси, теперь предстояло налаживать их с Тимотео.
После ленча мы с чашечками кофе сидели на веранде.
— Что ты собираешься делать, Джей?
— Пойду на пляж и поговорю с ним. Не волнуйся, Люси, я не собираюсь кричать на него, буду гладить по шерстке. Ты дозвонилась до наших шестерых учеников?
— Я… я забыла. — Она даже покраснела.
— Не важно. Телефон не работает.
Люси вопросительно взглянула на меня:
— Что с ним?
— То же, что и с машиной. Мы отрезаны от мира на девять дней. Раймондо обеспечивает секретность.
— Это безумие!
— Похоже, что так. Я полагаю…
Тут я заметил, что она меня не слушает. Она оцепенела, увидев что-то за моей спиной, и страх вновь наполнил ее глаза.
Я обернулся.
Раймондо прислонился к одному из столбов, поддерживающих крышу веранды. Сощурившись, он смотрел на меня.
Я допил кофе, затем спросил, что ему нужно.
— Могу я поговорить с вами? — Вежливый тон, никаких улыбок.
— Я слушаю.
Он взглянул на Люси:
— Давайте пройдем в тир.
Я поднялся.
— Пора работать. — Я улыбнулся Люси. — До скорого.
Из тени веранды я вышел на солнечный свет и направился к тиру. Раймондо пристроился рядом. По пути мы не перемолвились ни словом.
— Что ты еще придумал?
— Придумал не я, а вы. Почему он не стреляет?
— Послушай, красавчик, твое дело — секретность, а мое — стрельба. Так?
Его глаза буравили меня.
— Пора вам спуститься на землю, солдат. Вы, похоже, не понимаете, в какую попали передрягу.
— Ты опять слишком много болтаешь. Так что закрой пасть. Я занимаюсь своим делом, ты — своим. Я не лезу к тебе, и уж ты, пожалуйста, не суйся ко мне. А теперь проваливай!
Он вошел в пристройку и сел на одну из скамей. Мне не оставалось ничего другого, как войти следом.
— Я же сказал… проваливай!
Он посмотрел на меня:
— У вас трудности с Тимотео?
— Слушай, хватит болтать.
— Если да, я могу помочь. Для этого я здесь.
— Правда? А я думал, что ты ведаешь секретностью.
— И этим тоже.
Тут я вспомнил слова Саванто. Завтра с Тимотео приедут два моих человека. Они будут следить за тем, чтобы посторонние не подходили к школе, и приглядят за Тимотео, если тот выйдет из-под контроля.
Я опустился на соседнюю скамью. Задумался, затем пожал плечами:
— Пожалуй, у нас не все гладко. Он не хочет стрелять.
— Ясно. Почему вы не сказали мне? Я все улажу.
Уверенность голоса Раймондо заставила меня посмотреть на него.
— Я не прошу ничего улаживать. Что с ним вообще творится?
Раймондо усмехнулся:
— Трус он, вот и все. Вы и миссис Бенсон были с ним с шести утра. За это время он выстрелил дважды. Ладно, я с ним поговорю.
— Что вы ему скажете?
Вот тут блеснули белые зубы.
— Это останется между мной и Тимотео, солдат.
— Сначала поговорю с ним я. Сегодня утром он так нервничал, что не мог держать в руках ружье. Ему дали время, чтобы успокоиться. Если ничего не получится, с ним поговоришь ты.
— Хорошо. Даю вам два часа.
— Ничего ты мне не даешь! Я сам скажу тебе, когда ты сможешь с ним поговорить… Понятно?