Операция «Тень» - Иван Цацулин

Полковник вставил в аппарат ленту и передал Торопову листки с переводом беседы Грина и Сатановской с английского на русский.

Лента некоторое время тихо шуршала, затем послышались голоса, мужской, грубый и резкий, и женский, по тембру майор узнал — Сатановской. Он слушал и в то же время внимательно читал лежавший перед ним перевод.

— Из хи слиип?

— Иес, оф коос.

Это Торопов и сам слышал. Теперь он читал перевод…

Грин злобно произнес:

— Я пристрелю его!

«Должно быть, он сказал это, когда сунул руку в карман и сделал шаг по направлению ко мне», — подумал майор.

Женщина почти вскричала:

— Ты этого не сделаешь!

— Какого черта он привязался к тебе?

— А ты хочешь, чтобы ко мне приставили чекиста?

— Ты крутишь любовь с ним!

— Не твое дело. Я приехала сюда по твоему вызову, вот и давай побеседуем о деле. Зачем я тебе нужна? — и опять почти крик. — Не тронь его! Если ты причинишь ему вред — меня арестуют. Неужели ты, Грин, не можешь понять этого?

Послышалась возня, — должно быть, она силой мешала ему приблизиться к уснувшему, потом тихое проклятие и голос Грина.

— Ну, черт с ним! Пойдем отсюда, мне необходимо дать тебе поручение.

Некоторое время снова было тихо, очевидно, они уходили в сторону от распростертого во сне чекиста, затем снова заговорил Грин — разговор теперь доносился, приглушенный расстоянием:

— Соня, я счастлив тебя видеть… В моем сердце ты навсегда осталась любимой.

— Не смей прикасаться ко мне! — в голосе Сатановской слышалась злобная ярость.

— Я всегда любил только тебя.

— Молчи. Ты погубил мою жизнь… Соблазнил девчонку сказками, увлек и погубил… Я нужна была тебе потому, что тебе приказали завербовать меня. О-о!.. Как я ненавижу тебя!

Опять послышался голос Грина, на этот раз угрожающий:

— Ты уже не веришь мне — это плохо. Но дело не должно страдать. Твой дядя Мордехай Шварц передал тебе приказ управления разведки… Шварц доложил рапортом, что ты отказалась выполнить приказ.

— Да, отказалась.

— Потому, что считаешь себя обманутой? — с насмешкой осведомился Грин.

— А разве это не так? — Сатановская расхохоталась.

— Тише! — угрожающе заговорил Грин. — Пытаешься шантажировать нас, не понимая, что за это можешь поплатиться жизнью.

— Что ты хочешь от меня?

— Ты должна выполнить приказ чифа. Или ты умрешь… Я хотел поговорить с тобой потому, что мне жаль тебя, я же люблю тебя…

— Молчи! Ты подлец, Грин! — с негодованием вскричала женщина.

— Возьми себя в руки, Соня, — почти ласково заговорил Грин. — Мне поручено передать тебе: как только выполнишь этот приказ…

— Так меня тотчас отправят за ненадобностью на тот свет? Ха-ха… Я давно ожидаю этого, ведь я слишком много знаю, не так ли, мой друг?

— Мне поручено передать тебе, что как только ты выполнишь этот приказ чифа, — продолжал Грин, — ты получишь возможность выехать в Америку и начать новую жизнь. Тебя ждут большие деньги, Соня.

— Ты, как всегда, обманываешь меня, Грин, — заговорила Сатановская после небольшого молчания. — Вы завлекли меня в свои сети, отрезали путь назад… До сих пор я была послушной рабой своих хозяев. Но я не видела своими глазами тех ужасов, которые творят на этой земле ваши люди, идущие маршрутом «Дрисса»… и мне было не так тяжело. Теперь же вы хотите, чтобы я стала палачом, истязала и губила детей! Нет, нет, я не согласна, — Сатановская почти кричала.

— Глупая, какая глупая, — в голосе Грина слышалось смущение и еле сдерживаемое раздражение. — Никто не требует от тебя таких жертв… Операцию эту проведут без тебя, твое участие тут будет самым незначительным, твоя роль в этом деле исключительно техническая. И, к твоему сведению, за операцию «Шедоу» в целом отвечаю перед Харвудом я. Подожди, не перебивай меня. — Грин снова заговорил с угрозой. — То, о чем тебе стало известно от Мордехая Шварца, будет выполнено независимо от того — нравится это тебе или нет. Твое дело повиноваться. Твой отказ будет означать для тебя только одно — смерть. Решай. Ответ я должен получить сейчас, сию минуту.

Опять тихо шуршала лента в аппарате — Сатановская молчала.

— Я должен спешить, — раздался голос Грина. — Решай.

— Хорошо, — с трудом заговорила женщина. — Я передам его…

— Ты сделаешь с ним то, что мы тебе прикажем, — прервал ее Грин. — В проведении операции «Шедоу» ты полностью в моем подчинении.

— Ладно, попробую поверить тебе последний раз, — в голосе женщины слышались слезы.

— Я знал, что мы с тобой договоримся, — весело сказал Грин. — Гора с плеч… Это же очень тяжело — ликвидировать ту, которую боготворил всю жизнь. Но ты любишь жизнь… жизнь и деньги — и это позволяет нам понимать друг друга.

— Ты убил бы меня? — спросила она с любопытством.

— Кто тебя уничтожил бы — для тебя, собственно, все равно. — Торопову почудилась в этом месте усмешка Грина. — Но в исходе ты могла бы быть уверена заранее. А ты такая красивая… Честное слово, ты стала…

— Прекрати, пожалуйста, — холодно перебила Сатановская. — Скажи лучше, каким образом ты собираешься получить от меня посылку с Запада?

— Это не твое дело, — недовольно заметил Грин. — Ты должна будешь держать его в полной изоляции. Никто не должен ничего подозревать, понимаешь… Когда придет время — я дам тебе знать, и мои люди заберут его. — Грин неожиданно злобно хихикнул. — А может, и не заберут, а сделают с ним что-нибудь другое, твоего чувствительного сердца сие не касается.

— Даже в том случае, если его зарежут на моих глазах?

— Даже и в этом случае, — резко заключил Грин.

— Но после я обязательно получу деньги, визу и смогу уехать? — спросила она с беспокойством.

— Безусловно. Даю слово.

— Хорошо, ты можешь быть спокоен, в последний раз я выполню твое поручение, — согласилась она. — Гуд бай, Грин.

— Ты спешишь к своему парню? Впрочем, можешь позабавиться с ним, — Грин, должно быть, ухмыльнулся. — Гуд бай, любимая.

— Не прикасайся ко мне, — сухо сказала Сатановская. — Ты мерзавец, Грин, и у меня еще нет никаких доказательств, что ты снова не обманываешь меня. А теперь уходи.

— Все! — полковник щелкнул выключателем и обернулся к Торопову. Тот сидел поникший.

Будто не замечая его состояния, Соколов заговорил:

— Теперь мы определенно знаем: иностранная разведка проводит какую-то операцию. Операции этой присвоено кодированное наименование «Шедоу», занимается ею у нас Грин. Знаем также, что Сатановская получила задание, связанное с «Шедоу», — она должна принять от кого-то «подарок с Запада» и передать его агентам Грина. Что это за «подарок»? По-видимому, речь идет о человеке, о том самом, которого она обязана где-то прятать от посторонних взоров, чтобы никто ничего не заподозрил. Кто этот человек, мы пока не знаем. Не исключено, что это ребенок, — ведь Сатановская — вы же слышали — возмущалась тем, что ее пытаются заставить стать палачом детей…

— За деньги эта особа способна на любое злодеяние, — с негодованием заметил Торопов.

— Люди Грина, по всей вероятности, получат какое-то жесткое приказание в отношении переправленного с Запада человека — об этом со всей очевидностью свидетельствуют слова Грина, которые мы с вами только что слышали, майор, — продолжал Соколов. — Возможно, они постараются уничтожить его, предварительно разыграв какую-то комедию, ради которой его и доставляют из-за границы, откуда-нибудь из Западной Германии или Америки. Когда все это произойдет — неизвестно, кажется, даже Грину. Но мне ясно: контакт с Сатановской Грин в связи с этим заданием будет поддерживать маршрутом «Дрисса», другими словами, через известное нам с вами «окно» на Буге. Стало быть, успех или провал всей его гнусной операции в наших руках! Понимаете? Отправляйтесь в Пореченск и не спускайте глаз с маршрута «Дрисса».

Соколов встал и протянул Торопову руку на прощанье.

Долго еще после ухода майора Торопова размышлял полковник над полученными сведениями… Что это за операция «Шедоу»? Соколов неплохо владел английским языком, и для него не составило труда вспомнить: шедоу в переводе на русский язык означает «тень человека». Не вообще тень, а именно человека. Воображению Соколова это пока ничего не говорило.

Глава пятая

С течением времени Рахитов успокоился — никаких новых заданий разведки Харвуда он не получал. Что касается проживания у него «Егорова» и рекомендации этого человека профессору Желтовскому, то тут он рассчитывал как-нибудь выкрутиться. Да и неизвестно еще — нужно ли будет когда-нибудь выкручиваться, но зато отлично известно, что в конце каждого месяца неожиданно свалившийся Рахитову на голову «приятель» вручал ему солидную пачку банкнот. Деньги! К ним Рахитов никогда не был равнодушен, за них он готов был на все, потому что они давали возможность и делать «накопления», покупать ценные вещи в комиссионных магазинах, и чувствовать себя при этом не только богаче, но и выше, и умнее других. О том, каким путем все это приобретается, — думать не хотелось. В конце концов каждый понимает счастье по-своему и по-своему же «организовывает» это свое «счастье». Рахитов с истинным наслаждением открывал в ком-нибудь из знакомых отрицательные черты, стяжательство, лицемерие и, сравнивая таких людей с собой, неизменно приходил к выводу, что он лучше их хотя бы уже потому, что его нутро до сих пор оставалось недоступным наблюдению не только посторонних, но даже своих, например, сына Тимура. И все же имелся такой человек, который до конца понял Рахитова, разглядел его всего, — Василий Прокудин. С помощью высокого покровителя — Анания Федоровича Баранникова, в свое время Рахитову удалось расправиться с ним и изгнать его и из отдела, и из учреждения, которому коммунист Прокудин отдавал все свои силы и знания. А знаний и опыта у него было безусловно куда больше, чем у Рахитова, и одно это приводило скороспелого начальника в ярость и смятение. Однако у Прокудина не было некоторых качеств, имевшихся в избытке у Рахитова: коварства, таланта льстить начальству, не знать, что такое совесть, притворяться парнем-рубахой, думая в это время лишь о том, как бы половчее одурачить и использовать окружающих его людей. Василию Прокудину все это было чуждо, и потому он в схватке с Рахитовым оказался бит. И чем упорнее Василий Прокудин пытался доказать свою правоту, тем больше врагов приобретал: он видел «механику» этого злополучного развития событий, но поделать ничего не мог. Рахитов злорадно потирал руки: теперь Прокудину о нем думать некогда, ему впору отбиваться от новых недоброжелателей. Раздраженные его настырностью, Баранников и его сотрудники усиленно отыскивали в нем черты и черточки, которые в подобных обстоятельствах обнаружить нетрудно у кого угодно: раздражительность (ее тут же выдавали за неуживчивость), напористость (ее тут же переименовывали в склочность), прямолинейность (ее истолковывали как грубость). А обнаружив в Прокудине столько «темных пятен», Баранников и его сотрудники окончательно успокоились и даже испытывали удовлетворение от того, что-де своевременно «приняли меры» против такого человека.