Ловчий в волчьей шкуре - Владимир Свержин

– Что вы тут стали, точно идолы? Убирайтесь прочь!

Алина, к этому моменту дошедшая уже до признания в хищении конфет в пятилетнем возрасте, с облегчением вздохнула, ибо, по ее собственному выражению, она чувствовала себя уже неприлично очищенной, будто и не одетой. Поэтому когда его сиятельство ввалился в домовую церковь с криком: «Анжело, где тебя носит?», – будто гора свалилась с ее плеч.

Скороговоркой произнеся обычную формулу отпущения грехов и порекомендовав ее высочеству некоторое количество «Кредо», «Отче наш» и «Аве, Мария» на сон грядущий, капеллан поспешил на зов господина.

– Я здесь, ваше сиятельство.

– Мне нужна твоя настойка, тот самый «Корень саламандры».

– Непременно, монсеньор граф. Сейчас, я лишь поднимусь к себе.

– Давай, Анжело, поспеши. Бери настойку – и бегом в винный погреб. Я буду там.

– Как скажете, мессир, как скажете, – заторопился святой отец.

– Самое время поставить шах ферзем, – прошептала Алина. – Шах и мат.

Между тем охота продолжалась, удалая, обильная. Такой она всегда была в этих местах вплоть до недавних времен. Хотя выпитое поутру зелье давало о себе знать, скачка за благородным оленем и радостные кличи загонщиков будоражили кровь, заставляя сердце биться чаще.

Уже здесь, на Базе, как я прежде говорил, мне объяснили, что охота на дикого зверя – совсем не такое славное дело, как мне казалось прежде. А уж тем более непристойно радоваться мучениям ни в чем не повинного животного, терзаемого ради услады банды вельможных бездельников. Что тут сказать, может, оно и так. Людям нынешних времен, должно быть, виднее, хотя для меня охота по-прежнему самое любимое и самое желанное дело, и ничего прекраснее я не знаю.

Так что уж не обессудьте, я мчался на своем берберийском скакуне, ни на ладонь не отставая от герцога Филиберта, рядом скакал маркиз де Караба, впереди маячили ветвистые рога семилетнего красавца-оленя, и я чувствовал себя воистину счастливейшим из смертных, как бы кощунственно это ни звучало. Копыта взметывали землю на бешеном галопе, яростные псы лаяли слева и справа, не давая матерому зверю отвернуть в сторону. И в тот самый миг, когда цель была уже так близка, над лесом поплыл благовест, отдаленный, но вполне различимый колокольный звон. Я легко распознал гулкие тона Сен-Клемента, главного нашего колокола.

– Сейчас начнется! – крикнул я, поворачивая голову к Алексу.

И почти тут же началось…

Глава 24

О да, мои почтенные читатели, тут-то все и началось. Последние дни, с той самой минуты, как Алекс и дон Котофан открыли мне глаза на нелепость моих поисков и злодеяния, совершенные, пусть и против воли, но все же вот этими самыми клыками, я ждал этого мига. И вправду, кому, скажите, еще приходилось гоняться за самим собой, потом узнать о себе правду, от которой выть хочется, и примириться, принять себя таким, как есть. А как принять-то, когда вдруг ни с того ни с сего обращаешься в дикого зверя и бросаешься, на кого укажет хозяин, без всякого чувства, без единой мысли, горя одним лишь нестерпимым, неодолимым желанием убить, растерзать, ощутить на языке вкус горячей крови?!

Признаться, у меня еще теплилась мысль, что теперь-то, когда я вооружен знанием, что-то удастся изменить, одолеть звериную натуру. А когда я заметил, как Алекс передает его высочеству заколдованный медальон, в первый миг даже возрадовался, что теперь уж смертоубийства точно не случится. Но моей радости хватило лишь на краткий миг, увы, лишь на краткий миг! Как же велико было мое разочарование! Правда, много позднее…

Все, что произошло дальше, я рассказываю со слов его высочества Филиберта Савойского, Алекса и слуг, подоспевших, как это бывает обычно, к шапочному разбору.

Мой конь чуть приотстал на спуске в ложбину, шарахнулся, должно быть, от ветвей куста, хлестнувших его прямо в морду, и сейчас же из-под самых корней, точно дотоле таился в засаде, на мчащихся впереди охотников выпрыгнул огромный волк. Кони шарахнулись, вздыбились, почуяв запах смерти, ощерившейся в злобном оскале. Скакун герцога понес, оглушительным ржанием пытаясь выплеснуть обуявший его ужас.

Конь Алекса пробовал было развернуться на месте, но тщетно, и всадник, и грозный хищник рухнули наземь и сплелись в единый клубок. Пена бешенства стекала с оскаленных клыков, щелкавших у самого лица маркиза де Караба. Тот полоснул сжатыми пальцами по кожистому носу хищника, причиняя ему дикую боль, и тут же ухватился за вздыбленный загривок, пытаясь удержать, отвернуть от себя пасть клокочущего от ярости зверя.

Надо сказать, Алекс чрезвычайно силен, в тот миг я ощутил это в полной мере, но и в меня точно бес вселился. Да скорее всего, так оно и было. Я уже чувствовал манящее тепло, исходившее от горла врага, ощущал биение пульса, ток вожделенной крови под тоненькой преградой нежной человеческой кожи. Вот-вот, еще мгновение…

И в это самое мгновение я застыл, словно чучело, которое таскают в ночь Всех Святых по селению на потеху развеселому люду и для устрашения малых ребятишек. Выползти из-под разом обездвижевшей туши было непростым делом, все ж таки пятьсот пятьдесят фунтов моего живого веса, пусть даже и неподвижного, – не самая легкая ноша. Но маркиз справился с ней наилучшим образом, и к тому моменту, когда на прогалину вывалила толпа охотников, он уже был на ногах.

– Оборотень! – наперебой загомонили вельможи и окружавшие их слуги, потрясая оружием. – Попался, зверюга! – Один из доброхотов, замахиваясь копьем, подскочил к волчьей туше.

– Стоять на месте! Не трогать его! Это моя добыча! Я с ним разберусь по-свойски! Слышали?! По-свойски, а не по-савойски! – закричал де Караба, размахивая волшебной палочкой нейтрализатора. – Всем отойти от добычи, иначе рядом ляжете! – с дикой яростью вопил он. Мне до сих пор кажется, что даже сквозь муть измененного сознания я все же услышал его. – Добычу тщательно связать и перенести в замок! Не дай бог хоть волосок из его хвоста пропадет – ответите перед судом времени!

Толпа, не то чтобы испуганная, но смущенная напором заезжего охотника на демонов, попятилась.

– Где мой конь?! – между тем продолжал маркиз де Караба.

– Умчался, – неуверенно ответил один из охотников.

– А где его высочество?

– Его скакун понес, – пояснил другой, кажется, барон де Котерди. – Но герцог – отменный наездник. А теперь, когда эта напасть ему больше не угрожает…

– Не угрожает?! – взревел маркиз, подскакивая к всаднику. – Я Командор… А, к черту! Это магическая полицейская операция. Я забираю вашего коня! – Он выдернул барона из седла и тут же сам оказался верхом. – Н-но! Пошла, коняшка!

В это время несколько далее места пленения вашего покорного слуги разворачивались события, о сути которых никто бы, вероятно, и не узнал, когда б не прозорливость моих друзей, а равно и тайные познания вкупе с многочисленными умениями достопочтенного профессора околовсяческих наук. Как уже прежде говорилось, он некогда подвизался ненаглядным пособием на кафедре фундаментальной и естественной магии Пражского университета. В тот час он доказал всем неверующим, будь то Фома или кто другой, что знание есть великая сила, порой даже не уступающая магической.

Вы, несомненно, помните, что дон Котофан попросил меня помочь ему выскользнуть из замка. Признаюсь, это было совсем нетрудно сделать. В те самые минуты, когда герцог и сопровождавшая его кавалькада вельможных охотников намеревались выехать со двора, там царила суматоха, в которой можно было не то что кота выпустить, но даже вынести колокол с нашей колокольни. Пока караульный, глядя снизу вверх на всадника, отвечал на какой-то пустяковый вопрос, кот, облаченный в длинный плащ, проскользнул, помахав на прощание яркими перьями своего мориона. В суете я успел заметить, что усы бравого котабальеро радостно топорщатся, должно быть, ему удалось, хоть и второпях, однако вполне успешно перекинуться словцом с нашим добрым капелланом.

Позднее колокольный звон за мгновение до моего перевоплощения целиком подтвердил эту догадку. И вот теперь настал воистину звездный час его кошачьей милости. Хотя, если позволите, мои любезные читатели, об этом чуть позже. Ибо я начал рассказывать о славном Филиберте Савойском, и было бы невежливо оставлять без внимания августейшую особу, хоть это, конечно, и «дела давно минувших дней», как порой говорит Алина.

Так вот, друзья мои, жеребец герцога Филиберта, обезумевший от встречи с демоническим волком, несся, не разбирая дороги, не подчиняясь ни узде, ни ударам по ушам, казалось, ничто сейчас не в силах остановить его. Он мчал в сторону пропасти, в ожидании добычи распахнувшей пасть сразу за старой башней. Герцог был уже совсем рядом, меньше чем в четверти лье от нее. Его высочество силился отвернуть, хоть как-то совладать с обезумевшим животным, но тщетно!

В какой-то момент ему показалось, что конь выбивается из сил и замедляет ход. Он начал хлестать его перчаткой, заставляя отворачивать морду и уклоняться в сторону от пропасти. Но в этот самый миг из чащи неспешным шагом выехал рослый всадник на крупном вороном коне. Черный плащ развевался за его спиной, черный капюшон покрывал склоненную на грудь тяжелую голову. Уставший жеребец его высочества попятился и нервно заржал, чувствуя неладное. Неведомый всадник неспешно двигался наперерез повелителю Савойи, вовсе и не думая приветствовать государя, как это принято среди верноподданных.