На службе Отечеству - Александр Алтунин

Папченко приглашает меня в дом. Входим. Высокая, широкая в кости старуха, одетая в черную кофту и юбку с многочисленными складками, растапливает огромную печь. На мое вежливое "здравствуйте, хозяйка" она не отвечает и молча продолжает возню у печки.

- Все еще сердится, - шепчет Панченко и показывает на дверь, ведущую во вторую половину дома: - Проходите, там мы и размещаемся.

Входим в чистую, светлую комнату, в углу которой стоит высокая кровать с целой горой пуховых подушек. Пол застлан домоткаными половиками, у окна стол, покрытый вышитой скатертью.

- Вот здесь, - говорит Папченко, кивая на пол у противоположной стены, - спим мы, командиры. Если возражаете, мы разойдемся по взводам.

Сказав, что вместе веселец, прошу показать список личного состава роты. Папченко вытаскивает из полевой сумки блокнот и, раскрыв, подает мне. Присев у стола, изучаю список, который давал полное представление о возрасте бойцов и командиров, их военной специальности, о наличии у них боевого опыта. Отныне под моим командованием будет свыше ста двадцати пяти бойцов и командиров, что в два с половиной раза больше, чем мне довелось командовать в первые недели войны. Следовательно, и ответственность возрастет. Сто двадцать пять бойцов и командиров - сила немалая, и если мои новые товарищи по оружию окажутся столь же хорошо подготовленными, как минометчики, то мы еще покажем фашистам, где раки зимуют.

Возраст бойцов и командиров колебался от 20 до 30 лет. Самым "пожилым" был Папченко, которому исполнилось 34 года. Остальные командиры взводов оказались моими ровесниками. Политруком роты числился Стольников, с которым мне еще не довелось встретиться.

На вопрос об экипировке роты Папченко ответил без энтузиазма. Не хватало даже винтовок, а из автоматического оружия пока всего один ручной пулемет; не было ни саперных лопат, ни противогазов, ни ротных минометов все это надо добывать, а времени в обрез: в любую минуту могут поднять по тревоге.

Не медля ни минуты, спешу со списком недостающего оружия и снаряжения к комбату. Тот встречает меня в тесном окружении командиров. Из весьма оживленных переговоров понял, что все командиры пришли с аналогичными просьбами. Во всех ротах ощущается нехватка самого необходимого для боя. Комбат сообщает, что подал рапорт в штаб о недостающем вооружении и плохой экипировке батальона. Остается ждать решения полковника Бурча.

Подходя к дому, в котором обосновались командиры, я увидел красноармейцев, выстроившихся в две шеренги.

Заметив меня, Папченко надрывно кричит:

- Пожалуйста, равня-а-йсь! Смир-р-но! - и степенно, медленно, по-гусиному, не сгибая ног, приближается ко мне: - Товарищ командир роты! Первая стрелковая рота построена в составе ста восемнадцати бойцов и командиров, остальные в наряде и больные. Докладывает старший лейтенант Папченко.

Командую:

- Вольно!

Папченко повторяет и снова добавляет "пожалуйста".

Обходя взводные шеренги, внимательно всматриваюсь в лица бойцов, вместе с которыми, может быть, через несколько часов предстоит идти в бой.

Смотрю на них и думаю: "Все они уже опалены порохом войны.-Не внесло ли отступление смятения в их души?" Встречаюсь с прямыми, твердыми взглядами, в глазах не замечаю ни страха, ни подавленности и успокаиваюсь.

- Ваша фамилия, товарищ? - спрашиваю у синеглазого красноармейца, на лице которого застыла задорная усмешка.

- Красноармеец Сечкин! - вытягиваясь, звонко чеканит боец.

- В боях участвовали?

- Так точно! - И, смутившись, добавил: - В основном... отступал.

- Ничего, - успокоил я, с удовольствием оглядывая бойца, стройная фигура которого выделялась свежевыстиранным обмундированием и чистыми, блестевшими от дегтя сапогами, - за битого двух небитых дают. Научимся и мы наступать.

Нахмурившись, красноармеец тихо, словно делясь сокровенной тайной, выдохнул:

- Я верю в это, товарищ командир.

Вид нескольких бойцов вызывает раздражение. Сквозь порванное обмундирование сереет грязное нижнее белье, сапоги в засохшей грязи. А выражение лиц! На одном - безысходная тоска, на другом - застывший испуг. Эти люди не оправились еще от пережитого в боях потрясения.

Приказав отвести роту в предназначенные ей дома, прошу командиров взводов остаться, чтобы поближе с ними познакомиться. Командиры первого и второго взводов лейтенанты Калинин и Валежников похожи бравым видом, отличной воинской выправкой и каким-то неуловимым изяществом, обычно присущим хорошим гимнастам. На их ладных фигурах даже просоленные и пропыленные гимнастерки выглядят красиво.

На мою просьбу кратко рассказать о себе Калинин, расправив мощные борцовские плечи, с едва уловимой добродушной усмешкой басит:

- Родился в одна тысяча девятьсот двадцать первом в деревне под Рязанью. Закончил неполную среднюю школу и ФЗУ. Райкомом комсомола направлен в военно-пехотное училище. Выпущен в июне сорок первого и 11 июля в составе 501-го стрелкового полка прибыл на фронт под Витебск. Неделю назад вышел из окружения. Вот и вся моя биография.

В надежде получить хоть какие-нибудь сведения о судьбе нашего 720-го стрелкового полка, прошу лейтенанта Калинина подробнее рассказать о боях под Витебском. Но сообщил он немногое. Полк смело атаковал и погнал фашистскую пехоту, но на следующий день под натиском танков вынужден был отойти. В ходе боя рота, в которую входил взвод лейтенанта Калинина, была отрезана и прижата к реке. Бойцы и командиры сражались до последнего патрона. Те, кто уцелел, попытались переплыть реку под шквальным огнем противника. Противоположного берега удалось достичь лишь лейтенанту Калинину и пяти красноармейцам его взвода. О 720-м стрелковом полку он ничего не знал.

Из лейтенанта Валежникова слова пришлось вытягивать, словно гвозди клещами. Говорит он медленно, задумываясь над каждым словом.

- Где учились, товарищ Валежников?

- В Киевском... пехотном.

- Когда закончили?

- В июне сорок первого.

- В боях довелось побывать?

- Довелось...

- Каким подразделением командовали?

- Взводом... стрелковым...

Во время беседы подошел политрук Вадим Николаевич Стольников и с ходу забросал лейтенантов вопросами. Когда Валежников не смог припомнить фамилию одного из коммунистов, загорелое красивое лицо Стольникова омрачилось.

- Как же так? Ведь коммунисты и комсомольцы - опора в бою. Вы должны знать каждого из них как самого себя.

Когда у Стольникова иссякли вопросы, коротко рассказываю о себе. Затем наступает очередь политрука. Он, словно извиняясь, заявил, что в боях еще не участвовал. Военно-политическое училище окончил в 1940 году. Работал в политотделе стрелковой дивизии...