На службе Отечеству - Александр Алтунин

- Значительная часть бойцов приходит в район сбора без оружия. Словом, не скоро нам удастся сколотить вполне боеспособную часть...

- Товарищ полковник, пополнение прибыло - девятнадцать человек, и притом все с оружием. Привел их лейтенант. - Майор подталкивает меня вперед.

Строевым шагом подхожу к полковнику, представляюсь. Полковник подробно расспрашивает о батальоне, о капитане Тонконоженко, заставляет повторить рассказ о бое, в котором роту отрезали от батальона. На вопрос полковника, по какому маршруту намеревался следовать капитан Тонконоженко, называю несколько населенных пунктов и район сбора в лесу севернее озера Каспля, где впоследствии батальона не оказалось. По расспросам я понял, что батальон наш еще не прибыл и о его судьбе полковнику ничего не известно. Получив ответ на все интересующие вопросы, полковник сказал:

- Ну, показывайте своих орлов! - и стремительно направился к выходу. Вслед за нами вышли и остальные собеседники полковника.

Увидев начальство, Воронов подает команду "Смирно, равнение на середину!" и становится на правый фланг, приложив руку к каске. Полковник, выйдя на середину, громко приветствует:

- Здравствуйте, товарищи!

Услышав дружное и бодрое ответное "здравствуйте...", он улыбается и, подав команду "Вольно", медленно обходит строй, пристально вглядываясь в лица бойцов и командиров. Зная от меня о подвигах Воронова, полковник, подойдя к нему, спрашивает:

- Воронов?

- Так точно, товарищ полковник, Воронов.

Лейтенант, как всегда, невозмутим. Полковник протягивает ему руку. Впервые замечаю на лице своего невозмутимого взводного краску смущения.

- Старшина товарищ Охрименко! - рапортует наш бравый Николай Федорович, выпячивая колесом грудь. От смущения оп назвал себя в третьем лице.

Полковник, оглядывая крупную фигуру старшины, ласково похлопывает его ладонью по плечу.

- Раны серьезные? - поинтересовался полковник, поравнявшись с Сероштаном.

- Совсем несерьезные, товарищ полковник, - пренебрежительно отмахивается Василь. - Так себе, царапины...

- Немедленно накормить, - приказывает полковник интенданту. - Всех раненых внимательно осмотреть в медсанбате и, если необходимо, направить на лечение... Ведите, лейтенант, свою роту, размещайтесь. Место вам укажет комендант штаба.

Командую "Направо" и, следуя указаниям лейтенанта, которого перед этим видел в комнате за картой, веду свой отряд к коменданту штаба. По дороге спрашиваю, кто этот полковник, который с нами беседовал.

- Заместитель командира дивизии полковник Бурч, - нехотя отвечает лейтенант, всем своим видом показывая, что он не намерен вступать в разговор со случайным знакомым.

Молча дошагали до комендантской роты, так же молча разошлись. Комендант штаба, высокий, сухощавый старший лейтенант, ведет нас на другой конец улицы и показывает на большой деревянный дом в пять окон:

- Размещайтесь здесь. Продпаек получите у старшины комендантской роты.

В сенях меня и Охрименко приветливо встречает молодая женщина.

- Мама, к нам красноармейцы на постой! - кричит она, приоткрыв дверь.

Мы входим в комнату. На деревянной лавке у стола сидит крупная худая старуха и перебирает гречневую крупу. Уцепившийся за складки ее широкой юбки малыш с любопытством разглядывает нас.

- Здравствуйте, - ласково отвечает на наше приветствие хозяйка. Проходите, соколики, проходите в избу. Сколько же вас будет?

- Девятнадцать, мамо, девятнадцать едоков у нас, - бодро отвечает Охрименко.

- Дак где ж мы вас разместим всех, соколики? - пугается старуха. - Тут и половина не поместится.

Я успокаиваю старую хозяйку, заявив, что мы, с ее позволения, спать будем в сарае. Такой вариант, видимо, старуху вполне устраивал, она сгребла со стола крупу и засуетилась, приказав молодайке тащить из погреба молоко, чтобы угостить "соколиков". Выпив по кружке молока с хлебом, мы стали устраиваться на ночлег, а Охрименко поспешил за продуктами в комендантскую роту. Натаскав в сарай свежескошенной травы, впервые за дни скитаний устраиваем для себя сравнительно уютный ночлег.

Охрименко принес двадцать буханок пышного белого хлеба. Каждая буханка была разрезана надвое, и в середину ее вложен большой кусок сливочного масла. Увидев масло, решил попробовать снять хромовые сапоги. Раньше все попытки проделать эту нелегкую "операцию" оказывались безуспешными. Тонкий хром от воды, грязи и солнца так прикипел к коже, что отодрать его можно было, только разрезав голенища и головки сверху донизу. А мне хотелось сохранить сапоги. Под удивленными взглядами бойцов, щедро мажу сапоги быстро таявшим маслом. Воронов с интересом смотрит на мою работу. Закончив дело и помыв руки, принимаюсь с аппетитом уплетать белый хлеб, запивая его колодезной водой. Тяжело вздохнув, Воронов тоже натирает маслом свои сапоги. Спустя два или три часа началась процедура стаскивания сапог с меня и Воронова. Не знаю, что чувствовал Сергей, не произнесший ни слова, пока с его ног стягивали присохшие сапоги, но мне казалось, будто вместе с сапогами с ног сдирают кожу. Я изо всех сил крепился, чтобы не заорать, когда Охрименко, как клещами, ухватившись сильными руками за задник, стаскивал сапог. По обильным ручейкам пота на лбу он догадывается, какую нестерпимую боль причиняет мне, и от этого сам покрывается потом. Наконец сапоги сброшены. Петренко, осмотрев левую ногу, побледнел: хлопчатобумажный носок истлел и его кусочки приклеились к кровавым мозолям. Мне стыдно, что я забыл об элементарных мерах походной гигиены, которым нас настойчиво обучали в училище. Этот случай послужил мне хорошим уроком. Петренко не менее часа провозился, очищая кровавые мозоли от остатков носков и обрабатывая раны спиртом. Стиснув зубы, терпеливо переношу "экзекуцию".

Старшина где-то раздобыл старую галошу, в которую я с трудом втискиваю забинтованную ногу. Так и хожу: одна нога в хромовом сапоге, другая - в галоше. На мое счастье, столь "экзотически" обутых бойцов и командиров немало. Одни ходят без сапог по той же причине, что и я, другие - из-за ранения, у третьих сапоги расползлись в длительных переходах, и пришлось обуться в то, что оказалось под рукой: резиновые тапочки, солдатские ботинки, галоши.

За двое суток люди вновь обрели вполне боевой вид. Бойцы в свое удовольствие попарились в бане, побрились, выстирали обмундирование. В комендантской роте старшина добыл нитки и иголки и заставил всех тщательно заштопать гимнастерки, брюки, нательное белье.

В дни отдыха я все чаще с грустью вспоминаю нашего душевного и энергичного Стаднюка. Трудно смириться с мыслью, что его уже нет в живых. Казалось, вот сейчас появится он с пачкой свежих газет и скажет: "Товарищи, есть хорошие новости. Слушайте..."