Дело о полку Игореве - Хольм Ван Зайчик

Москитово,

23-й день восьмого месяца, средница,

утро.

День благоприятствовал свершениям.

Птицы радовались новому дню с непосредственностью всего живого. Листочки на деревьях купались в теплых, ласковых лучах утреннего солнца. Неторопливая, по-ордусски упитанная лягушка – сразу видно, что живет в благополучной стране! – слегка прибавила шагу и грузно скрылась в траве, когда Баг, ступая неслышно, вышел из зарослей у невысокого деревянного домика с обширной, укрытой буйными порослями плюща верандой, окна коей плотно укрывали белые занавеси, расшитые немудреными узорами. Судья Ди тенью следовал за ним.

В домике было тихо: не звучало радио, не бормотал телевизор, не доносились звуки голосов.

Баг переместился левее и увидел аккуратный двор с поленницей, приткнувшейся к боковой стене дома, и здоровой колодой близ стены – из колоды торчал топор, а также со столиком под окном; без скатерти, но со скамейкой.

«Тихо в лесу… » – подумал Баг.

Он поправил меч за спиной и, стараясь не попадаться в поле зрения окон, быстро перебежал открытое место, прижался спиной к шершавым доскам, которыми был обшит дом. Прислушался.

Тихо.

Баг осторожно заглянул в окно – туда, где белая занавеска оставляла маленькую щель.

На веранде, вокруг большого стола, над которым нависала лампа с зеленым абажуром, стояли пустые стулья. На столе одиноко желтел чайник. И большая, чуть помятая металлическая кружка.

Никого.

Судья Ди неспешной иноходью пересек лужайку и углубился во двор.

«Ладно», – подумал Баг и, почти не скрываясь, двинулся вослед коту.

Подошел к двери и, немного помедлив, потянул за старую, видавшую виды медную ручку. Дверь открылась бесшумно, явив аскетические сени, из которых на второй этаж поднималась деревянная лесенка с перилами; из сеней вели еще две двери – простые, крашеные коричневой, кое-где облупившейся краской: в комнаты первого этажа. На одной двери висел нехитрый бумажный плакатик: «Добро пожаловать!» И рядом – изображение улыбающегося милбрата в белом халате.

Баг громко кашлянул:

– Эй… хозяин…

Подождал на пороге. Никого.

Судья Ди ждать не стал – уже взбирался по лестнице на верхний этаж. Как не раз замечал Баг, хвостатый преждерожденный пренебрегал условностями.

Ну что ж, решил Баг, косясь на плакатик, раз такое дело… Будем считать, что меня пригласили войти. Добро так добро. Пожалуем.

Беглое знакомство с домом ничего не дало: при поверхностном осмотре стало ясно, что тут живет одинокий человек, проводящий дома меньшую часть своего времени. Особенно красноречиво об этом говорил холодильник «Господин Великий Новгород 15» – недра его были так же пусты, как и у холодильника Бага. С одной только разницей. У честного человекоохранителя всегда были в запасе две или даже три бутылки пива «Великая Ордусь»; они охлаждались в ожидании своего часа. В последнее время с пивом соседствовала кошачья еда, в которой, после долгих и утомительных бесед со знакомым зверознатцем о правильном питании хвостатых, Баг научился разбираться весьма изрядно и запасы коей пополнял достаточно регулярно. У подданного Козюлькина в холодильнике одиноко стояла початая бутылка водки и отчего-то – лежала краюха хлеба. А также несколько пробирок с жидкостями, стоящих в специальной подставке.

Когда под потертым половиком обнаружилась крышка подпола, Баг внутренне возликовал было: подпол… подполье… вот сейчас, мол, все и откроется. Он резко, стремительно откинул крышку, готовый, чуть что, выхватить из-за спины верный меч.

Не понадобилось. В подполье прятались от людских взоров лишь картошка да прочие овощи, да еще многочисленные банки с солеными грибами, огурцами, прочей сельской снедью… Количество припасов впечатляло.

В доме особо обращала на себя внимание монументальная кирпичная печка неведомой Багу конструкции: она так или иначе присутствовала во всех помещениях. Труба ее шла сквозь второй этаж замысловатыми коленцами, надо думать, для лучшего обогрева, а задняя часть с тою же целью служила теплой, противуположной остеклению, стеною веранды. При всей уже родившейся неприязни к хозяину, Баг не мог не признать, что печь выстроена с умом.

Словом, часовой обыск ничего не дал.

«Гм, – подумал Баг, присаживаясь передохнуть на краешек стула на веранде. – Подозрительно? – спросил он сам себя. – Подозрительно». Нет компьютера, нет даже письменного стола, а из бумаг – только газеты да книги. Книг, правда, много, им посвящен весь второй этаж, но, пройдясь по корешкам, Баг увидел, что все это – исключительно специальная литература. Научная.

Но, может, все остальное – на работе, где Козюлькин, как это часто бывает с одинокими людьми, предпочитает проводить время? Собственно, если не знать то, что знал Баг, и не подозревать то, что он подозревал, а подойти непредвзято, то перед ним было обыкновенное малоуютное и непритязательное жилище закоренелого, немного в смысле бытовом опустившегося холостяка, не слишком-то ухоженное, но чистое, аккуратно прибранное, простое. Совсем простое.

Это мог быть дом славного, но заурядного человека с несложившейся жизнью, который махнул на себя рукой и живет теперь одной работой, помогая болящим и ухаживая за ними по двадцать часов в сутки.

А мог быть дом фанатика, которому все человеческое чуждо, ничто нормальное в жизни не мило, в жизни коего есть только одна цель, одна идея, ради которой все – в топку, в топку…

Что толку гадать…

Конечно, дом большой. Не исключено, что где-то под крышей или в бревнах стены после тщательного осмотра можно обнаружить, например, тайник с интересным содержимым. Но, опять-таки, таковые предположения были всего лишь плодами ничем не подкрепленного полета следственно-розыскной мысли, да и времени на подобный осмотр просто не оставалось. Разве что стены начать простукивать?

Как-то там Богдан? Из-за него Козюлькина нету дома, или неподтвердившийся Прозрец и во всякий день об эту пору на работе? Так или иначе, более часу Богдану их там разговорами на удержать… «А если мы ошиблись и Козюлькин – не Прозрец, если питомник не здесь, а в самой лечебнице – получается, я ж еча одного в самую пасть послал… » – вдруг сообразил Баг.

Он, уже совершенно не таясь, торопливо вышел из дома и напоследок еще раз огляделся.

Тихо, спокойно, благостно.

Где-то в небе, в отдалении, прострекотал геликоптер.

– Мяу! – подал голос Судья Ди откуда-то сбоку, из-за угла.

Баг, хоть и решил поспешать к лечебнице, все же свернул на зов.

С другой стороны дома помещалось обложенное большими закопченными камнями кострище, исполненное золы и углей. Рядом была врыта в землю очередная уютная лавочка. Так и тянуло присесть возле кустов чуть переспелой смородины и со вкусом, неторопливо, после праведных трудов на грядке или у койки страждущего пациента, закурить…

Судья Ди самозабвенно катался в траве, то хватая когтями, то на миг отпуская белый клочок обгорелой по краям бумажки. Котенок – да и только!

Баг невольно улыбнулся хвостатому другу, подошел.

– Все, все, кончай это, выброси дрянь, нам пора!

Кот, лежа на спине, замер на мгновение, зажав игрушку между лап, посмотрел на Бага. Потом вскочил на лапы и тряхнул хвостом.

– Погоди-ка… – озноб внезапного узнавания пробежал по спине, Баг нагнулся, поднял клочок – Судья Ди тут же плюхнулся обратно в траву, поднял лапу: будем играть?

Баг расправил обгорелые края.

«… велеваю есаулу Крю… » – прочитал он.

Это был кусочек отрывной части[54] того самого распоряжения, которое коварно подсунул ему под печать Максим Крюк.

Богдан и Баг

Дубравинский тракт,

23-й день восьмого месяца, средница,

раннее утро

Нельзя сказать, чтобы это утро было для Богдана столь же безоблачным, каким оно казалось его напарнику – хотя Жанна довольно легко восприняла его осторожную просьбу говорить по телефону до его возвращения трагическим голосом и всем интересующимся кратенько и с подобающими всхлипами отвечать, что Багатур Лобо погиб. Ему почти не пришлось ничего ей объяснять: Жанна опять вспомнила про микрофон, который она некогда столь удачно приколола к одежде Ландсбергиса; «Ну да, что-то в этом роде, любимая», – промямлил правдивый Богдан, но, увидев озорные огоньки в ее глазах, немного успокоился; он не любил врать. Правда, Жанна тут же с тревогой спросила: «А Стася знает?» – «Знает», – отвечал минфа, торопясь к выходу: пора было играть роль человека, удрученного смертью друга.

Уже в повозке его застиг звонок шилана Алимагомедова. Встревоженный начальник Бага хотел знать, как это случилось.