Укрощение дьявола - Колин Голл

немедленно — я не скажу ни слова в упрек. Пусть будет так! Ну, что решил? Молчишь? Молчи и дальше. Эй, Вилли, где ты? Прячешься, как мальчишка. А ну-ка дай мне на тебя посмотреть! Сидишь сейчас, наверное, в шелковом халате за столом и ешь хорошо прожаренный стейк. Эй, нельзя ли мне крохотный кусочек мяса? Голод сводит меня с ума!» Среди этих внятных фраз было еще что-то не очень понятное.

Оставшись один, Вельзевул, не имея больше источника раздражения, как-то неожиданно для себя ощутил пустоту в своей упорядоченной и богатой жизни. Он знал, что никто не был ему более предан, чем Сара. Знал он и упрямство ее и изворотливость и лишь удивлялся, что эти качества он не мог увидеть в ней в день их встречи. Хотя Сара не посягала на его уединение и почти не вмешивалась в его дела, уже одним своим присутствием она лишила его покоя. Размышляя о ней, он не мог не признать, что она предана ему и что более важно, она заставила его испытать чувства, которые он не знал раньше. Ему приходилось притворяться, быть терпеливым, обходительным, он льстил, лукавил, умилялся и все ради того, чтобы не обидеть женщину, которая привязалась к нему. Он знал, как тяжело ей приходится на острове, какой беспомощной она чувствует себя перед неумолимым величием природы. Однако, он твердо решил избавиться от нее, а значит муки голода, которые она терпела и отчаяние, которым была полна, всего лишь неизбежное следствие известных обстоятельств, и как таковое оно не может считаться жестоким уже потому, что таким должен быть результат.

В ночь уходил вечер третьего дня. С беспокойством и тревогой смотрела Сара как темнело небо, как за горизонт заходило солнце. Целый день, изнемогая от усталости, она шла по берегу, прихватив с собой палку, на которую она повесила чемодан и таким образом несла его на плече, конечно, большим облегчением было то, что она избавилась от жажды. На пути ей встретилась впадавшая в океан маловодная река. Она вдоволь напилась. Чтобы запастись водой, Сара вылила из пластмассовой бутылки свой самый любимый шампунь «Даллас», тщательно прополоскала ее и наполнила водой. Между тем, пока несчастная женщина, разбитая своей мукой, слонялась по пляжу, прилив вынес на берег небольшую рыбу. К радости своей, Сара съела ее сырой, разумеется, не без отвращения и стонов. Эту ночь она провела на берегу. Принесла из леса хворост и соорудила из него что-то вроде крыши. Работа не требовала больших усилий, палки легко входили в песок. При других обстоятельствах Сара нашла бы эту теплую спокойную ночь вполне романтической, а ее душа к ней восприимчивая, наполнилась бы вдохновением. Но Сара была сама не своя от переживаний и словно ничего не слышала. Какая-то отрешенная, на все смотрела отсутствующим взглядом. Понадобился бы удар грома, чтобы ее встряхнуть. Мысли Сары были спутаны, но чувства текли уже потоком. Гнев, страх, надежда, отчаяние, протест смешались между собой и сделали ее невменяемой. К тому же от голода мутился ум. Она смотрела на волны, медленно набегавшие на берег, блестевший в лунном свете, и ничего не видела. Все чем она дорожила было далеко от нее. Теперь уже ничто в ее жизни не имеет смысла. Всего одна такая мысль может сокрушить дух и сделать нас неспособными. Когда мы больше не можем жить ради кого-то, мы теряем интерес и к собственной жизни. Это настоящее, жестокое испытание, причем самое жестокое, какое только выпадает на долю человека. Но постепенно она пришла в себя, да и то лишь тогда, когда вспомнила о своих драгоценностях. Они стоили целое состояние. И у нее были большие планы. От ругательств и проклятий никакого толку не было, и Сара решила умилостивить дьявола. Она разговаривала сама с собой и в то же время с Вилли, который, как она надеялась, мог и скорее всего слышал ее. Ведь нельзя допустить, что все это время он не наблюдает за ней.

— С тобой я провела золотые дни моей жизни, — говорила она, вперяя взгляд в темноту. — Ты пленил мое воображение. Я тебя очень, очень люблю и не могу без тебя жить. Ты великий, непревзойденный, единственный. Богом клянусь, что я никогда не хотела причинить тебе вред. Я благодарна тебе за то, что ты сделал мою жизнь красивой и новой! Не понимаю как ты, любящий тех, кто трудится, терпит и побеждает, можешь быть таким деспотичным с умной женщиной, которая жаждет новых впечатлений, которая готова на все ради достижения своих целей! Я американка, в моей стране много работают и добиваются успеха только те, кто достоин своей победы. За что ты, презирая, бросил меня? Я честная и добрая. Сам знаешь. Почему хочешь сделать наше прощание таким ужасным! Мог бы просто сказать, что я уже больше не нужна тебе. (После непродолжительного молчания) Об одном прошу: спаси меня! Я здесь! (Сара огляделась вокруг и разводит руками). Не знаю, где. Нет вообще никого. Все остальное очень хорошо. Одно только плохо — нет еды. Я обезумела от голода. Почему ты пренебрегал мною, я догадываюсь, понять не могу почему бросил меня. Прямо какое-то безумие! Умоляю, милость дьявольскую окажи — спаси меня, молю из последних сил. Я невиновна! Вилли, ты не зря пел дантовские строфы: «Тот страдает высшей мукой, кто радостные помнит времена в несчастьи…» Не отрицаю, что была несносна и навязчива. Послушать тебя, так выходит, что я от нервного возбуждения стала чокнутой. Ты же понимаешь, что я от любви сошла с ума — и все. Вот именно поэтому и пожалей меня. Неужели ты еще не понял, что я хорошая. Ты вообще видел женщину, которая была безупречной? Не будем забывать, что я много старалась для тебя! Я люблю только тебя! Что ж, теперь ты будешь делать без меня? Ты поступил плохо. Очень глупо с твоей стороны. Чего ты хочешь? Хочешь, чтобы я умерла здесь в муках? Мне кажется, это уже слишком! Прости за все. Ах да, конечно, я же еще не признала себя виновной. Вот, смотри я стою на коленях перед тобой. Доволен? (Пауза, длительностью в минуту с четвертью) Садист! Думаешь, я поверю, что ты забыл меня на этом острове! Ты совсем сошел с ума, не знаешь, что делаешь. Верни меня домой! Сейчас же! Слышишь меня? Даю тебе полчаса — прими решение. Потом будет поздно. Я прокляну тебя. Вот увидишь, какой устрою скандал! (Теперь следует долгая пауза. Уже другой