Специальный агент преисподней - Алексей Зубко

Следующего нападающего я встретил, высунувшись в окно по пояс и размахнувшись от души. А русская душа, как известно, не имеет границ. Ножка просвистела мимо поросшего густой шерстью уха неандертальца, что плохо, и разлетелась о пуленепробиваемую голову его ящера-скакуна, что еще хуже, поскольку оставило меня не только без оружия, но и с онемевшими пальцами.

– Ур-р! – взвыл неандерталец.- Ням-ням!!!

И его пятерня, ухватив меня за рог, потянула на себя.

– Каннибал проклятый! – обиделся я и ударил его локтем под дых.

– Ой! – на чистом русском произнес он, судорожно дернувшись.

Вследствие его необдуманного рывка я оказался по колени вытянутым из окна, чем привлек нездоровый интерес динозавра, открывшего пасть совсем не для того, чтобы приветствовать меня.

Клац! Ремешок лопнул, и шлем остался в руках неандертальца, а я на манер маятника качнулся вниз, плашмя приложившись о бревенчатый бок избушки на курьих ножках.

Клац! Пасть ящера захлопнулась, как сработавший вхолостую капкан. Меня спасла сила земного притяжения, сумевшая придать телу большее ускорение, чем хищные инстинкты ящеру.

Клац! Прикусив кончик языка, захлопнулся мой рот, раскрытый в намерении издать вопль.

Оказавшись на земле, между лап растерянно мычащего динозавра, мимоходом отметив его несомненную принадлежность к мужскому полу, я воспользовался этим фактом, чтобы одним взмахом меча поспособствовать вымиранию этого редкого вида.

От его рева заложило уши.

Избушка на курьих ножках, не зараженная героизмом "Яги, панически бросилась наутек, подпрыгивая и виляя тяжелым крыльцом.

«Попал»,- понял я, готовясь дорого продать свою жизнь. Как минимум загнав преследователей до полусмерти, если не удастся убежать от них, затерявшись среди густого подлеска.

У моих противников преимущество в скорости – один шаг в два метра чего стоит,- а у меня в маневренности, проходимости и стимулировании нервных окончаний.

Петляя, словно мартовский заяц, влетаю в ближайшие кусты и, споткнувшись о предательски вылезший корень, продолжаю движение кубарем, обнаруживая все новые и новые кочки.

– Чем это ты занят? – озабоченно поинтересовался, появляясь, черт.- Может, помочь чем?

– Останови их.

Объяснять подробнее не понадобилось – треск, сопровождавший туши ящеров, которые проламывались через заросли, яснее ясного объяснил, кого я имею в виду.

– Не… – Рассмотрев преследователей, черт поспешил откланяться.- Это без меня.

– Трус,- буркнул я.

– А ты знаешь, как больно, когда тебя пережевывают?

И исчез.

«Сейчас узнаю»,- пришло на ум, и я вздрогнул, холодея от дурного предчувствия.

С трудом поднявшись на ноги, я все же попытался бежать, но после пары шагов обессиленно прижался к ближайшему дереву спиной и поднял меч.

Первый ящер, выскочив на меня на полной скорости, не успел затормозить и стукнулся головой о дерево. Оно затрещало, но устояло. Неандерталец, взмахнув руками, слетел с насиженного места и в компании желудей и листьев рухнул мне на голову, предварительно плашмя отпечатавшись на шероховатой древесной коре.

Закрывая голову, я вскинул руки вверх, а то, что в одной из них был зажат меч,- это случайность. Он сам виноват. Залитый с головы до ног горячей кровью, я повалился на бок под весом рухнувшего на меня тела.

Пока контуженый ящер тряс башкой, пытаясь унять скачущий внутри огромного черепа крохотный теннисный шарик мозга, набежали его собратья и с утробным ревом ринулись на запах крови.

Неандертальцы возбужденно загалдели и, поспешно покинув спины своих кровожадных скакунов, проворно вскарабкались на ближайшее дерево.

Бьющееся в конвульсиях тело взлетело вверх, давая мне возможность вздохнуть. Но лишь для того, чтобы тотчас надо мной нависла распахнутая пасть следующего ящера.

– Зубы нужно чистить,- чувствуя рвотные позывы, посоветовал я ему, отбрыкиваясь.

С равным результатом я мог бы попытаться сдвинуть Джомолунгму. Лишь ботинок застрял между зубов. Ухватившись за выступающие из верхней челюсти клыки, я попытался остановить движение закрывающейся пасти. Динозавр мотнул головой. Нога освободилась, и я оказался внутри его во всю ширь распахнутой пасти, поскольку разжать пальцы не успел.

Челюсти начали сжиматься.

– А! – завопил я и, вскочив на ноги, уперся загривком в его небо, напрягая спину.

– Бармалей, ты где? – донесся приглушенный крик.

Вздрогнув, я прокричал в ответ:

– Я здесь! Здесь!

– А челюсти медленно, но верно сжимаются, превозмогая мои жалкие потуги остановить их.

Ноги скользят в горячей слюне, едкий пот, смешиваясь со смрадным дыханием ящера, противно жжет глаза, легкие разрываются, моля о глотке чистого воздуха…

– Ливия! – что есть мочи ору я, вкладывая остатки сил в последний рывок.

Что-то хрустит, и кровавая пелена затмевает разум.

ГЛАВА 19 Постельное недоразумение

После пяти минут знакомства с ним поневоле приходит на ум название одного из лучших романов Федора Михайловича Достоевского.

Покой.

Медленно покачиваясь, парю в нем, словно размокший до неузнаваемости окурок в придорожной луже, среди бензиновых разводов и бумажных оберток.

Все укрыто мягкой тишиной и заботливо укутано во мрак.

А где-то там, за невидимой чертой клокочет жгучая боль.

Мрак ежится, потревоженный неприятными воспоминаниями.

Вдалеке, пока еще неразличимая, но уже ощутимая, вспыхивает искра.

Она приближается, алея на руке незнакомого человека.

Тишина испуганно съеживается, покрываясь трещинами и рассыпаясь. Мрак недовольно кривится и, судорожно содрогнувшись, выталкивает меня навстречу несущему пламень человеку. Навстречу боли.

Нет!!!

Яркий свет безжалостно жалит сетчатку глаз, отдаваясь мучительной болью в затылке.

Где-то это уже было… Встречи с ящерами-переростками меня к добру не приводят. Как все-таки хорошо, что они вымерли…

Резкая боль в глазах притухает под живительной силой слез. И на передний план выступает боль в остальных частях тела. А хоть что-то у меня не болит?

Прислушиваюсь к своим ощущениям. Вроде бы душа не болит, хотя в ее наличии у меня нет уверенности, одни смутные подозрения. Но против ожидания боль не резкая, рвущая на части, а нудная, размытая и вполне терпимая. Если не акцентировать на ней внимание.

«Где я?» – вопрошает мозг. И содрогается – выплывая из ниоткуда, появляются огромные клыки, они тянутся ко мне. Миг. И наваждение отступает.